И если Ивар хотел именно этого…
— Блайя. — Сигурд взял её лицо в ладони, заставляя посмотреть ему в глаза. Его взгляд был обеспокоенным, теплым и нежным. — Блайя, послушай меня, — он прижался лбом к её лбу. — Со мной всё хорошо. С нами всё хорошо, и так будет и дальше. Я обещаю.
— Ты не веришь мне. — Она зарылась пальцами в его волосы.
Ей было нужно, чтобы он поверил ей; так нужно, что её сердце, её бедное, глупое сердце, будто прихватывало холодными пальцами от этой острой необходимости. Она знала, что это очень важно. Так важно…
— Я верю тебе, — тихо отозвался он. — Как всегда верил матери, рассказавшей мне в детстве, что я назову своей женой розу. Она всегда знала, что я встречу тебя. Кажется, я женился на вёльве. — Он улыбался. — И это роднит меня с отцом.
— Всё, что я прошу: будь осторожен. — Блайя видела свое отражение в его глазах, что были, как синее, глубокое море у норвежских берегов, и ей хотелось тонуть в этом море, захлебываясь эмоциями, которые оно ей дарило. — Пожалуйста. Не дразни Ивара. Не давай ему повода уничтожить тебя.
— Ивару не нужен повод. — Сигурд отстранился, разрывая зрительный контакт с ней. — Ивару нужно лишь его собственное желание, чтобы кого-то растоптать. Но я обещаю, что постараюсь не задевать его, потому что верю тебе. И вижу, как ты боишься.
Он размотал полотенце на её голове, позволяя влажной копне длинных волос упасть Блайе на плечи и спину.
— Надеюсь, ты не собираешься ложиться спать с мокрой головой? — поинтересовался Сигурд, резко меняя тему. — Давай махнемся, не глядя?
Блайя сползла на пол, и Сигурд потянулся за расческой.
*
Жесткая осенняя трава царапала ноги, когда Блайя шла по лесу, заслоняя лицо от ветвей и пожелтевших листьев, норовящих ударить по лицу. Никогда ещё она не осознавала так четко, что видит сон, и никогда ещё этот сон не был таким реальным. Ей чудилось, будто впереди бредет темная фигура, закутанная в плащ, высокая и худая. Незнакомец опирался на посох, но всё равно двигался быстрее, нежели она сама.
Это был просто сон, и она гадала, к чему он её приведет. По крайней мере, больше она не видела Ивара, убивающего Сигурда в её видениях раз за разом, а это что-то да значило.
Следом за своим проводником, чьего лица она не видела, Блайя вышла на берег реки. Там уже было полно людей — в старинных одеждах, вооруженные, они столпились у самой воды. Среди них она без труда узнала Ивара, сидящего на земле, и Хвитсерка, чье лицо кривилось от внутренней боли, и Уббе, и даже мистера Флоки. Но Сигурда она не видела.
До тех пор, пока не догадалась взглянуть в лодку, которую двое воинов отталкивали от берега. Дыхание у неё перехватило, и она захлебнулась собственным криком.
Меч лежал у Сигурда на груди, и глаза его были закрыты, чтобы никто не увидел змеиной отметки в них.
— Стой. — Её проводник опустил ей на плечо тяжелую руку, удерживая от необдуманного желания броситься в воду, к мужу. — Ты здесь гостья, помни об этом.
И Блайе оставалось только смотреть. До неё доносились отголоски погребального печального пения, и горло её сжималось от невыплаканных слез. Ей хотелось броситься напрямую через реку, перебраться на другой берег и кошкой вцепиться в лицо Ивара, выцарапать ему глаза. Но она была лишь видением в этом мире, гостьей из будущего, и могла лишь сжимать ладонью шею, задыхаясь от боли.
Для её сердца и легких было мало грудной клетки. Ей было трудно дышать. Блайя опустилась на колени в траву.
Лодка плыла, и Сигурд исчезал из поля зрения, сопровождаемый плавными, горестными напевами. И, хотя Блайя не могла слышать, о чем говорили братья её мужа, она четко разобрала:
— Не смотри так на меня, Хвитсерк. Ты знаешь, что я любил его! Я не хотел его смерти!
Её поразила простота, с которой Ивар сообщил братьям эту очевидную ложь. В гневе она вскочила на ноги, крикнула:
— Ты врешь!
И увидела, как Ивар повернул голову к ней, вперил взгляд в лесную чащу, где, по идее, не должно было быть никого.
— Не вмешивайся! — Спутник оттолкнул Блайю прочь, и она наконец-то увидела его лицо. Морщинистое, худое, с ввалившимися щеками и зашитыми глазами, оно напоминало гротескную маску. Она ахнула, отшатнулась, едва не упала, запнувшись о корень дерева.
— Я знаю, чего ты боишься, дочь Эллы. И твои страхи сбудутся, если ты не научишься распознавать опасность до того, как она покажет свои клыки. Я знаю, чего ты жаждешь, и ты получишь это, если будешь достаточно умна, чтобы уберечь своего мужа от смерти, которая придет к нему на острие змеиного зуба. — Старец протянул руку, закрывая ей глаза ладонью.
Блайя увидела себя, на вершине холма, и Сигурд держал её руки в своих, и ледяной ветер путал их волосы, когда муж склонился к ней. Она видела себя в его покоях в замке Эллы, и одежды их лежали на полу, а Сигурд вжимал её в постель. Они сплетались в объятиях, будучи всего лишь мужчиной и женщиной, которые друг друга любили. Она видела, как Сигурд уходил с братьями в Уэссекс, и она рыдала у него на груди, умоляя вернуться. Она видела, как возвратилась Великая Языческая Армия и вновь вошла в Йорк, и Сигурда не было среди них. Блайя видела, как Хвитсерк крепко удерживал её за плечи, а она кричала что-то Ивару в лицо, а потом плюнула. Ивар, зло сверкая глазами, оттер её слюну со щеки, а потом ударил так, что губа её лопнула, и на ней выступила кровь.
Она видела себя в день встречи с Сигурдом, и помнила, как зашлось её сердце в тревожном предчувствии, и как он смотрел на неё, долго и внимательно, и она дрожала под его взглядом. Блайя хотела бы чувствовать боль за смерть отца, но перед северными завоевателями она ощущала лишь страх, потом — неожиданное доверие, когда Сигурд закрыл её собой перед Иваром, твердо глядя брату прямо в лицо.
— Ты можешь потерять его, дочь Эллы. — Старик убрал с её лица ладонь, и она вновь обнаружила себя на берегу. Все разошлись, и лишь Ивар напряженно вглядывался в пространство между деревьев, будто видел что-то, чего не могли увидеть другие. Блайю, например. — Ты можешь потерять всё, но ты не там ищешь своего врага. Ты победила орла, но змея осталась, потому что ты смотришь в небо, а надо смотреть прямо под ноги.
— Говори понятнее, — взмолилась Блайя. — Я не понимаю тебя!
— Поймешь. — Черные губы старца растянулись в усмешке, и он пропал, оставив её на берегу, с её болью, с шумящей водой и с Иваром, напевавшем погребальную песнь.
Он продолжал петь в её голове, когда Блайя проснулась и так резко села на постели, что у неё закружилась голова. Но, по крайней мере, она не кричала, и Сигурд мирно спал рядом, теплый и живой, и волосы его рассыпались по подушке, и он не знал, что в своем сне она видела его мертвым и хладным. Блайя опустила голову обратно на подушку, приложила руку к пылающему лбу.
«Змея осталась, потому что ты смотришь в небо, а смотреть надо прямо под ноги…»
И если не Ивар хочет убить его, то кто? Какую змею она должна искать под ногами? Кто прячется в высокой траве и выжидает, чтобы укусить?
Сигурд пошевелился и во сне притянул её ближе к себе. Она прильнула к нему, вслушиваясь в четкое биение его сердца. Он ровно дышал, и грудь его поднималась и опускалась под её щекой.
Сигурд Змееглазый, её муж, её любовь, её настоящее и будущее. Сигурд Лодброк, которому суждено умереть от укуса змеи, если она прежде не раздавит этой змее голову, как он, сам того не ведая, раздавил голову Эллы.
Смотреть нужно прямо под ноги…
Сигурд научил её верить снам и видениям, хотя прежде она считала это средневековой дикостью. Он пробудил в ней что-то тёмное и таинственное, и теперь эта сила не уснет, пока не спасет его жизнь. А, быть может, не уснет никогда.
Блайя очертила пальцем татуировку мужа, в полутьме разглядывая Уроборос, пожирающий свой хвост. Сигурд рассказал ей, что Уроборос на самом деле — змей Ёрмунганд, сын Локи и великанши Ангрбоды, выросший таким огромным, что опоясал всю землю и вцепился в свой хвост. Его жадность и злоба однажды отравит небо, когда наступит Рагнарёк.
— Но, — рассмеялся Сигурд, — мы вряд ли до этого момента доживем.
— Ты действительно в это веришь? — спросила тогда Блайя.
— Не знаю. — Сигурд пожал плечами. — Это очень древние сказания, и кто знает, что из них правда, а что — вранье, придуманное людьми? Всё, что я знаю: боги здесь, когда они мне нужны. А о Рагнарёке не стоит и волноваться.
Он был язычником до мозга костей, и даже наука не могла сделать из него атеиста. А, живя с ним, Блайя и сама становилась похожей на него. Она всё чаще упоминала в своих восклицаниях скандинавских богов, и всё чаще думала: чьи же боги были на её стороне? И были ли?
Змей под её ногами ждал удобного момента, чтобы укусить.
— Почему ты не спишь? — Сигурд проснулся, протер глаза кулаком.
— Плохой сон, — ответила она, продолжая водить ладонью по его торсу. — Ничего такого, Сигурд. Просто странный сон…
Сигурд убрал за её ухо темную прядь волос и, поймав её за руку, сцепил свои пальцы с её. Ему нравилось касаться её, она знала. Блайя благодарно улыбнулась ему.
Как тяжело ей было даже представить, что однажды она останется без этих прикосновений!
— Расскажи? — попросил он.
— Только если ты поделишься тем, что думаешь.
— Договорились.
Когда Блайя закончила рассказ, Сигурд окончательно проснулся. Между его бровей залегла неглубокая морщинка, всегда — Блайя знала — означавшая, что Сигурд задумался. Он задумчиво кусал нижнюю губу, поглаживая большим пальцем ладонь Блайи.
— Змея под ногами, говоришь? Змея… — Он неопределенно хмурился, размышляя, потом вздрогнул. — Любовь моя, напомни, кому ты завещала бизнес, если что-то с нами случится?
— Думаешь, змея — это Лагерта? — усомнилась Блайя. Она видела, что он всерьез обдумывает это предположение, но также она была уверена, что даже Бьерн и Торви не знали о завещании. Никто не знал, кроме Ивара, Сигурда и её самой.
Жизнь с Эллой и необходимость постоянно оглядываться и опасаться каждой тени не превратила Блайю в забитое, боящееся всего на свете существо, но научило её понимать, что доверять стоит далеко не всем, кто мило улыбается тебе в лицо, даже если этот кто-то — очаровательная жена шурина. Торви была к ней добра, трогательно заботилась о ней и изо всех сил старалась, чтобы она почувствовала себя членом семьи. Но также Блайя знала, что Торви очень близка с Лагертой, как и сам Бьерн, и могла предположить, что всё, что было известно им, становилось известно и бывшей жене Рагнара Лодброка.
А Лагерте Блайя не доверяла с самого начала, ещё до того, как узнала о подозрениях братьев на её счет. Лагерта Ингстад, жена бизнесмена Калфа Ингстада, казалась дружелюбной, хотя немного отстраненной. Она по-прежнему была вхожа в дом Лодброков, где её принимали. Она вела какие-то дела с Иваром и исподволь наблюдала за Блайей, пытаясь разгадать её. А еще Маргрет была на удивление близка с бывшей женой Рагнара.
Это настораживало.
— А ты считаешь, нет? — вздернул бровь Сигурд. — Если я в чем-то с Иваром и согласен, так это в его предположениях, что именно Лагерта и Калф причастны к смерти нашей матери.
Смерть Аслауг по-прежнему оставалось одной из самых страшных и серьезных тайн семьи Лодброк, которую братья не могли разгадать. Ивар был уверен, что Аслауг отравила именно Лагерта, из чувства мести за уход Рагнара. Сигурд был согласен с ним, хотя сомневался в причинах: ему казалось, что Лагерта понимала, что убийство Рагнара Эллой (или наоборот) — вопрос времени, и хотела убрать с дороги основную наследницу бывшего мужа заранее, чтобы планомерно расчистить дорогу собственному сыну. Именно после смерти Аслауг Рагнар подарил свою долю в компании Ивару, и младший Лодброк стал генеральным директором Lothbrok Inc. Сигурд считал, что вся семья была в большой опасности, хотя за время, прошедшее со смерти Аслауг, ничего больше не произошло.
За исключением смерти Рагнара, к которой Лагерта была непричастна.
— Может быть, — не стала спорить Блайя. — Но Лагерта не могла знать, кому я оставила бизнес отца, если с нами что-то случится, а, значит, не мы — её первые враги, а Ивар, как генеральный директор компании.
— Ты не говорила Торви, что упомянула её в завещании?
Она покачала головой:
— Не думаю, что это необходимо. Только мы с тобой и Ивар знаем о нем, и я бы хотела, чтобы так оставалось и дальше.
— Понимаю, — медленно произнес Сигурд, раздумывая над каждым словом. Блайя могла видеть, как серьезно он подходит к тому, что говорит, и сейчас, и всегда. — Но тогда мы возвращаемся к тому, с чего начали. К змее, прячущейся в траве.
Блайя понимала, что он воспринял её видение слишком близко к сердцу, и пожалела, что рассказала ему. Прошедшие несколько дней выдались для Сигурда полными разнообразных событий и очень долгими, — их свадьба, покушение на Хвитсерка, задание Ивара, — и она чувствовала, что ему нужен обычный отдых, а не мозговой штурм, который она ему случайно устроила. Ему нужно было выспаться, а не гадать, какая змея собирается вонзить в него ядовитые зубы.
Об этом он мог подумать потом.
— Давай спать. — Она погладила его по щеке. — Может быть, это был просто сон.
Сигурд улыбнулся на её слова, перевел взгляд на серебряную подвеску, покоящуюся у неё между ключиц.
— Я так не думаю.
И Блайя хотела бы, чтобы он ошибался.
========== Глава тринадцатая ==========
Через неделю после выздоровления Хвитсерка всем Лодброкам пришлось собраться в кабинете у Ивара по просьбе личного распорядителя наследством и поверенного семьи, мистера Флоки. Ивар понятия не имел, зачем Флоки согнал всю семью вместе в одно помещение, но зато он, в свои чуть за двадцать, хорошо понимал, что просто так управляющий наследством звать их на встречу не будет.
«Интересно, догадывается ли хоть кто-то из любимых родственников, зачем Флоки их сюда согнал?» — думал Ивар, притворяясь, что не наблюдает ни за кем из них.
Ивар умудрялся следить за всеми, даже если казалось, будто он занят совершенно другими делами. Как, например, сейчас, он читал очередную книгу по бизнесу — Один Одноглазый, какая гребаная скука все эти книги о правильном ведении бизнеса, кто бы знал! — и видел всё, что происходило в его кабинете.
Бьерн внимательно изучал последние бухгалтерские сводки, как будто что-то понимал в этом. Торви сидела рядом с ним и отчаянно скучала, думая о своем — дела семьи её никогда особенно не волновали. Ивар замечал и напряжение между Маргрет и Хвитсерком, и видел, как Маргрет коснулась пальцами руки его старшего братца, а Уббе, как всегда, был слишком занят изучением своей электронной почты, чтобы что-то понимать. Ивар давно знал, что Маргрет спит с Хвитсерком, но предпочитал молчать, пока раскрытие чужой тайны не станет ему выгодно. Для подобных вещей был нужен подходящий момент и подходящая ситуация, иначе всё выйдет из-под контроля, и вместо того, чтобы наказать белобрысую сучку, он добьется только вражды в семье.
Хвитсерк был неплохим исполнителем, но своей головы на плечах у него не было, иначе давно бы и сам понял, что Маргрет использует его ради каких-то своих целей. А Уббе был слишком влюблен, чтобы замечать очевидное, и это разочаровывало в нем Ивара всё больше и больше.
На Сигурда и его жену Ивару даже смотреть было противно, такими счастливыми они выглядели, и это больше походило на пошлость. Нет, они не держались за руки, не нежничали в присутствии всей семьи — по крайней мере, сейчас, — но в их взглядах, в прикосновениях сквозило нечто, Ивару недоступное. Что-то теплое, только им двоим присущее. Блайя могла поежиться — и руки Сигурда оказывались на её плечах. Сигурд мог податься вперед, реагируя на чьи-то слова, и Блайя возникала за его спиной, обнимая его, тихо шепча что-то на ухо. От этих семейных сцен Ивара тошнило едва ли не больше, чем от невероятной тупости Уббе.
Ивар не был слепым, нет.
Просто он бы предпочел думать, что они просто хотят друг друга; что их брак, порожденный вспышкой гормонов и желанием Сигурда присунуть красивой девчонке, скоро развалится, чем понимать, что у ненавистного тупого братца есть что-то, недоступное ему самому. Впервые в жизни у Сигурда было что-то, что Ивар не мог отнять или уничтожить, потому что Блайя не была скрипкой и не была собакой, которой было можно перерезать горло — и дело в шляпе.