Если он только узнал…
Твою мать.
Альфред выдохнул, пытаясь успокоиться. Кровь стучала в висках так шумно, что он не слышал собственного дыхания. Холодный ужас, медленно заползший в сердце, не позволял сосредоточиться. И если новость о планах Лагерты его выбесила и заставила лихорадочно думать, что делать (ничего они не смогут), то слежка Ивара — напугала.
— Я не знаю, какая новость хуже, — хрипло признался Альфред. Его голос дрогнул. — Ивару нельзя давать в руки такие козыри. Я не могу подвергать тебя опасности. — Он поднялся, приблизился к Астрид и обнял, прижавшись лбом к её лбу. — Я не могу позволить ему навредить тебе… — шепнул он.
— Не бойся за меня. — Астрид обвила руками его шею. В отличие от Альфреда, который страшился за неё больше, чем за себя, она была нордически спокойна, как и всегда. Его всегда поражало её умение оставаться спокойной, когда он нервничал. И эта уверенность передавалась и ему. — То, что он знает о нас, может стать нашим козырем, а не его. Позволь Ивару думать, что он сможет держать тебя на крючке.
— Астрид…
— Эй. — Она потерлась кончиком носа о нос Альфреда. — Сейчас мы всё равно ничего не можем сделать с происходящим. Ты заварил кашу, и она теперь начинает закипать. Пусть дойдет до точки кипения. И тогда ты поймешь, что делать дальше.
Альфред прекрасно знал, что она права, но всё равно сжимал её в объятиях так, будто в любую минуту мог потерять. И, когда по потолку скользнул свет фар проехавшей мимо машины, Альфред впервые за долгое время подумал, что Астрид нужна квартира несколькими этажами выше.
========== Глава двадцать третья ==========
Комментарий к Глава двадцать третья
Первая часть свадьбы. Снова немного флаффа. Главу со свадебным ритуалом и ужином пришлось разделить на две части, так как она получилась слишком длинной. Клятвы для ритуала пришлось взять у древних кельтов, но будем считать, что неоязычники модернизировали ритуал :)
https://pp.userapi.com/c830401/v830401866/2e9e7/oJ8e7mD5Zfs.jpg - wedding aesthetic
https://www.youtube.com/watch?v=U8VMYLniuDk - песня из эпиграфа.
Итак, последний спокойный день Лодброков начинается :)
Today’s the day I’ll make you mine
So get me to the church on time
Take my hand in this empty room
You’re my girl, and I’m your groom
Come to me my sweetest friend
This is where we start again…
© Goo Goo Dolls — Come To Me
Платье спадало почти до самого пола, мягко обнимая тканью лодыжки. Блайя покорно сидела на стуле, позволяя Торви вплетать в её волосы белые цветы. Лицо Торви было немного опухшим, будто она плакала добрую часть ночи, но, как обычно, она была очаровательна и спокойна. И, разумеется, делала вид, будто ничего не произошло.
— Что тебе нужно знать о нашей свадебной церемонии, — рассказывала она мягким, глубоким голосом, убаюкивающим не хуже колыбельной, — это что во время неё жрец приносит жертву Фрейе или Тору, в зависимости, чье благословение он просит у богов для молодых. Поэтому тебе не стоит бояться: животные созданы для того, чтобы становиться жертвой для богов Асгарда. Я знаю, что ты не привыкла к нашим обычаям, но ты — часть семьи теперь, и ты должна.
— А ты? — Спросила Блайя.
— Я росла в маленьком норвежском городке в соответствии с нашими традициями, — улыбнулась Торви. — Моя семья принадлежала к языческой общине. Меня не пугает ни кровь, ни смерть. Там, где конец — всегда начало, и лучше, чтобы вашим началом стала смерть животного, чем человека. — Она вплела в локоны Блайи последний цветок и отошла, разглядывая результат своих трудов. Казалось, она осталась довольна. — Бьерн взял меня вдовой, а для вдов у нас нет столь красивой церемонии, как для юных девушек, но все-таки мы поженились, и освятили наш союз именем Тора. Помни, что Сигурд настолько теперь твой, насколько ты — его, и будь ему верной, и он будет верен тебе. — Её улыбка стала печальной. — По крайней мере, так должно быть.
Что-то в её тоне заставило Блайю подняться и, шагнув к подруге, обнять её.
Торви не была той, кто выносил сор из избы, и об её браке с Бьерном все знали только то, что она сама позволяла узнать. Торви сияла улыбкой, рассказывая о семье, и встала на защиту мужа, когда Ивар в порыве гнева пытался убить его. Торви была похожа на хрупкого, испуганного олененка, но за её нежной внешностью пряталась мужественность, не всегда самой Блайе доступная.
Она могла бы быть древней воительницей когда-то. Она могла бы защищать свою семью до последней капли крови сейчас. Ценил ли это Бьерн? Знал ли он, что взял в жены валькирию?
— Не волнуйся. Тебе нечего бояться. Всё будет хорошо, — произнесла Торви. — Всё будет хорошо.
Блайя смотрела на себя — и вновь не узнавала. Ей казалось, будто в зеркале отражается не она сама, а языческая принцесса, пришедшая прямиком из прошлых веков. Змей на её шее удивительно гармонировал с её общим обликом, а цветы в распущенных темных волосах подчеркивали фарфоровую бледность кожи. Блайя не привыкла смотреть на себя, как на красивую женщину, — спасибо Элле, она помнила его уроки, — но сейчас ей показалось, она понимает, почему Сигурд выбрал её когда-то, и почему продолжает выбирать из жизни в жизнь.
— Думаю, давать советы относительно супружеской постели тебе не нужно. — Торви рассмеялась, будто и не было печали, охватившей её пять минут назад. — О Сигурде ты знаешь, несомненно, больше меня. Но совет почаще не носить нижнее белье остается в силе.
Блайя покраснела и поспешно перевела разговор на другую тему. Личное для неё всегда оставалось личным, и она не любила распространяться о том, что было у неё на сердце. Или что происходило у неё в постели. И в этом с Торви они были похожи.
— А где будет проходить… всё?
— О. — Торви усадила её обратно на стул, принялась колдовать над её лицом. — Округ Кук выделил язычникам, признавая их религию равноценной мировым, небольшую местность недалеко от деревни Барттлейт, где мы можем проводить свои ритуалы, не мешая местным жителям. Это недалеко, всего около полутора часов на машине.
Блайя застонала:
— А нельзя было поближе?
— Мы уважаем наши традиции. — Торви чуть сощурилась, разглядывая только что подведенный глаз Блайи. — Тебе понравится, там очень красиво. Потом мы вернемся сюда, чтобы отпраздновать ваш союз, освященный богами.
И она снова вернулась к своей работе визажиста, что-то напевая под нос на норвежском языке, мелодично и тихо. Блайя вздохнула, покорно смежая веки вновь и используя образовавшуюся паузу в разговоре, чтобы прислушаться к своим ощущениям. К её сердцу, в котором, как обычно, не было покоя и тишины.
Она хотела стать женой Сигурда. Она уже ею была, но что-то внутри неё жаждало принадлежать ему перед его богами так же, как перед людьми. Стать его навсегда и перед ними тоже, и присоединиться к нему там, куда он уйдет после смерти. Мысль, что они могут быть разделены, казалась Блайе невыносимой. Если его боги слушали её, помогали ей, давали подсказки, о которых она не могла и мечтать, то она хотела уважать их так же, как уважала мирские законы. Если его боги признали её, она хотела быть достойной этой чести.
Но также Блайя знала, что уже была его, с самого начала, с первой их встречи, и ничто не могло изменить этого. И никто.
«Кровь от крови моей, — подумала она, вспоминая слова, что должна была произнести, держа Сигурда за руку и глядя прямо в глаза неизвестному ей пока жрецу. — Плоть от плоти моей, и я отдаю тебе свое тело, чтобы мы стали едины, и я отдаю тебе свою душу, пока наша жизнь не придет к концу…»
Какое-то неясное беспокойство, вызванное очередным предупреждающим сном, заворочалось в её сердце, и Блайя решила, что она должна быть начеку. Если им суждено идти по жизни рука в руке до самой смерти, что ж…
Она постарается, чтобы этот конец наступил ещё нескоро.
*
Их венчал пожилой жрец с длинными седыми волосами, и Блайя чувствовала прохладу весенней травы под своими босыми ногами. Сигурд стоял рядом с ней, что удивительно, тоже в белом, и тоже босиком. Кровь стучала у Блайи в висках, бешено, сумасшедше, и она не могла отвести взгляда от худого лица языческого когана, и ей казалось, что однажды, когда-то и где-то, она уже видела его, и он об этом знал. И помнил её.
Хвитсерк подвел к жрецу белую, в черных пятнах, козу, и держал её, упирающуюся, за рога, пока тот одним движением перерезал животному горло, одновременно подставляя чашу под струю крови. В воздухе разлился металлический, тяжелый запах, но Блайя с удивлением поняла, что её даже не воротит от этого. Она стояла, выпрямившись, и ладонь Сигурда сжимала её руку. Блайя знала, что он нервничает точно так же, как и она сама.
Где-то позади них кто-то тяжело выдохнул, но больше от удовлетворения. Блайя подумала, что в их семье только Ивар может получать истинное удовольствие от лицезрения страданий животного.
Жрец выплеснул добрую часть ещё дымящейся крови прямо на землю, у ног Блайи и Сигурда, и звучно произнес (Блайя узнала его голос, и добрая сотня мурашек пробежала по её спине, от шеи до поясницы):
— Прими в жертву кровь этого животного, Тор, защитник Асгарда, асов, Мидгарда и людей, и даруй детям твоим защиту и благословение, охраняй их от всяческого зла, от кого бы оно ни пришло, и пусть мертвец никогда не явится к порогу их дома! Прими в жертву эту кровь, величайший из сынов Одина, и обрати на них свой взор, и даруй им плодородие, чтобы голоса детей огласили их жилище!
Кровь быстро впиталась в землю, ещё слегка влажную от росы. Жрец поставил чашу на серый камень, служивший для него алтарем, и окунул в неё ветвь.
К Блайе приблизилась Торви, протянула ей кинжал, и та, уже привыкшая к оружию, взяла его без дрожи в пальцах. Она сама согласилась на эту церемонию, это было её решение, и, ощутив прохладу тяжелой рукоятки в ладони, Блайя вдруг успокоилась, словно кто-то положил ей на макушку невесомую ладонь. Словно кто-то дарил ей свое благословение.
Хвитсерк точно так же передал Сигурду оружие из рук в руки, и жрец степенно кивнул, позволяя соединить кинжалы перед алтарем, так же, как предки Лодброков когда-то соединяли мечи — символы объединения двух родов в один. Что-то очень древнее, очень темное было в этом ритуале, но Блайю больше это не беспокоило. Она шагнула с обрыва, но не рухнула вниз, а взлетела, потому что за её спиной распахнулись крылья.
Их кольца, одинаково широкие, с вытесненными на сияющей поверхности рунами, жрец окунул в жертвенную кровь. Блайя ощутила её липкую влажность, когда Сигурд надел кольцо на её палец, и когда она повторила то же, с его кольцом, и их руки соединились на рукоятях кинжалов.
— Я никого не видел красивее тебя, — прошептал Сигурд, накрывая ладонь Блайи своей. — И боги мне свидетели, я люблю тебя.
Блайя улыбнулась ему в ответ.
— Ты — кровь от крови моей, — произнес Сигурд, не отрывая взгляда от неё. Блайя видела в его глазах любовь такой силы, что ей стало сложно держаться на ослабевших ногах. — Ты — плоть от плоти моей, и я отдаю тебе свое тело, чтобы мы стали едины, и я отдаю тебе свою душу, пока наша жизнь не придет к концу. Ты не можешь владеть мной, потому что я принадлежу сам себе, но покуда мы оба этого жаждем, я отдам тебе всё, что принадлежит мне. Ты не можешь повелевать мне, потому что я свободен, но я буду служить тебе, как ты попросишь меня, и мед будет слаще из рук моих для тебя. Я обещаю тебе первый кусок пищи моей и первый глоток вина моего, и с этого дня и до самой смерти лишь твое имя я буду произносить в ночи, и, глядя в твои глаза, я буду улыбаться каждым утром. Я буду защитой твоей, так же, как ты — моей, и ни одного горького слова не будет сказано о нашем союзе. Я буду уважать тебя перед лицом других и перед самим собой, и наши ссоры мы будем хранить в тайне, и ни один чужак не узнает о разногласиях наших. Как на земле, так и на небе, я буду любить тебя, и уважать тебя всю жизнь и в наших следующих жизнях. Это — моя клятва тебе, это — союз двоих равных.
Блайя слушала его звучный, музыкальный голос, и вдруг почувствовала, как в горле её встал тяжелый комок, а перед глазами вдруг всё начало расплываться, и она сморгнула, с удивлением осознав, что на её ресницах застыли слезы. Она знала эту клятву наизусть, но слышать её от Сигурда было…
Она не могла подобрать слов, и облизнула губы, и на языке она почувствовала соль.
— Ты — кровь от крови моей, — тихо начала Блайя. Лицо Сигурда по-прежнему расплывалось перед её глазами. — Ты — плоть от плоти моей. Я отдаю тебе свое тело, чтобы мы стали единым целым, и я отдаю тебе свою душу, пока наши жизни не подойдут к концу. Ты не можешь владеть мной, потому что я принадлежу сама себе, но пока мы оба этого жаждем, я буду отдавать тебе всё, что принадлежит мне. Ты не можешь повелевать мне, потому что я свободна, но я буду служить тебе, как ты попросишь меня, и для тебя мед будет слаще из моих рук. Я обещаю тебе первый кусок моей пищи и первый глоток вина, и с этого дня и до самой смерти лишь твое имя я буду кричать в ночи, и, глядя в твои глаза, я буду улыбаться каждым утром. Я буду защитой твоей, так же, как ты — моей, и ни одного горького слова не будет сказано о нашем союзе. Я буду уважать тебя перед лицом других и перед самой собой, и наши ссоры мы будем хранить в тайне, и ни один чужак не узнает о разногласиях наших. Как на земле, так и на небе, я буду любить тебя, и уважать тебя всю жизнь и в наших следующих жизнях. Это — моя клятва тебе, это — союз двоих равных.
Блайя была уверена, что собьется или спутается, но с каждым сказанным словом её голос обретал мощь, и она ощущала, как странная сила с макушки до пят окутала её, будто коконом, и теперь она верила, что их клятвы были услышаны богом. Богами. Не важно кем, но они были услышаны.
Воспоминания вернулись к ней вновь. Блайя снова ощутила холодный ветер, обнимавший их обоих на вершине холма где-то в английских землях, много столетий назад. Ветер всегда неизменен, он всегда возвращается. Сигурд шагнул к ней ещё ближе, так, что она могла чувствовать тепло, исходящее от его тела, и он продолжал смотреть на неё так, будто видел только её одну.
— Это — клятвы, произнесенные вами под светом солнца и светом луны, под благословением земли и воды, под охраной дня и ночи, единые как на земле, так и в море. Этими словами вы поклялись перед лицом богов, что будете мужем и женой, равными друг другу. Если кому-то из вас станет трудно, другой будет ему помощью. Если один оскорбит другого, да станет это позором для всех ваших потомков, и будут они платить за это, пока этот позор не будет смыт. Если вы нарушите клятвы, данные вами сегодня, боги найдут и покарают вас!
Сигурд взял лицо Блайи в ладони, глядя ей прямо в глаза, провел большим пальцем правой руки по её щеке, вытирая слезу.
— Моя, — пробормотал он едва слышно. — Навсегда.
— Всегда была твоей, — эхом отозвалась она, улыбаясь сквозь слезы.
Жрец окунул ветвь в чашу с оставшейся кровью, ещё не остывшей, и брызнул на их лица. Алые капли усеяли им щеки и подбородок, но Блайя даже не зажмурилась. Она положила руки Сигурду на плечи, встала на цыпочки и потянулась к нему.
Сигурд поцеловал её, глубоко и жадно, проникая в её рот языком. Вкус чужой крови на его губах вскружил Блайе голову, и на поцелуй она ответила с такой же страстью, ощущая прикосновение его рук на своем лице, и понимая, что мир в очередной раз ушел из-под её ног, и только Сигурд оставался тем, кто удерживал её от падения.
— Эй, братец, — хохотнул Хвитсерк. Его хрипловатый, низкий голос прозвучал откуда-то издалека, будто из другого мира. — Хорош целоваться, давай решать, кто проставляться-то будет?
Сигурд с видимым трудом отстранился от Блайи и заключил её в объятия, не желая отпускать. Она прильнула к его груди, наблюдая за своей новой семьей. Торви широко улыбалась, и её улыбка контрастировала с её печальным взглядом. Ивар, сидящий в своей коляске, подался вперед, и в его голубых глазах впервые за всё время, как Блайя знала его, появился азарт и некое любопытство. Ида, казалось, не понимала, что происходит, и всё вокруг было для неё в новинку. Хвитсерк, стоявший рядом с ней, ехидно ухмылялся.
Бьерн держал на руках младшего сына, семилетнего Эрика. Ради свадебного обряда Эрика, Рефила и Гутрума даже забрали из частной школы-пансиона, в котором они проводили большую часть времени, но у Блайи до сих пор не было возможности познакомиться с ними поближе. И она не была уверена, что хочет этого.