Он был спокойным, но прой был порой способен на небольшие безумия. Это придавало ему какой-то нереальности, мне порой казалось, что я дотрагиваюсь до его тела, а душа его ненадолго покинула, оставив от себя лишь шальной взгляд.
А ещё рядом с ним порой ощущалась обречённость какая-то, будто бы его к той аварии приговорили задолго до того, как она случилась.
И я его не понимала. Наверное, поэтому и не могла полюбить. Но я прекрасно знала, что и черты характера передаются по наследству, часть такое встречала. Даже не обязательно, чтобы пример для подражания рядом был.
Лёшу я боялась “разбить”. Когда он засыпал, то выглядел будто бы скульптура, даже не дышал почти. И именно поэтому детей я всё-таки считала похожими на себя: они оба уже сейчас, когда им от роду было несколько часов, кряхтели во сне и перебирали руками-ногами. Они были реальными, тёплыми и моими. Их я люблю и понимать буду каждое действие, по крайней мере, всё для этого сделаю.
К вечеру меня вырубило, но я просыпалась каждый раз, когда дети начинали издавать любые звуки, хотя к ним подходила медсестра. Вот только она им не нравилась, кажется, а я чувствовала потребность успокоить их самостоятельно.
Но ночью они оба были тихи подряд почти четыре часа, а после того, как поели, и я сменила им подгузники, заснули снова на три часа. Первые месяцы жизни, я знала, они будут почти всё время спать.
Но утром у них настало бодрствование. Не знаю, как там у человеческих детей, они, может быть, так резво изучать мир не начинают, но Аня и Андрей почти синхронно проснулись, покапризничали, а затем начали разглядывать палату и меня.
В их маленьких ручках было немало силы: мне становилось даже немного больно, когда они хватали меня за руки. А от медсестры я узнала, что зубы у них расти начнут примерно через месяц, а в три года они будут выглядеть лет на пять, но затем начнёт “прорезаться” вторая ипостась и рост сильно замедлится. В итоге, лет на шестнадцать по человеческим меркам Аня будет выглядеть в восемнадцать, а Андрей в двадцать. Примерно в этом возрасте они полностью сформируются, потом ещё чуть-чуть повзрослеют и после двадцати пяти перестануть меняться. Лет в пятьдесят медленно и постепенно запустится процесс старения, а проживут они не меньше ста лет.
Мне даже стало стыдно оттого, что я всего этого не знала. Да, я предполагала, что жить они точно будут долго, потому что даже среди полукровок тех, кто умер естественной смертью до восьмидесяти пяти не было почти, что уж говорить про альф, которые физически “прокачены” куда как лучше.
Днём позвонила Мария Александровна, поинтересовавшись, как мы себя чувствуем. В это время детей как раз увезли на обследования, но все самые важные обследования провели сразу же после родов, так что я даже не переживала. Почти.
Выписка наша была назначена на завтра, на десять утра. Я проснулась в шесть, поспав, с перерывами, конечно, семь часов. Если верить рассказам женщин в интернете, то это вполне даже неплохо, потому как некоторые довольствовались четырьмя часами сна в день, а о семи только мечтали. Впрочем, у меня всё ещё впереди, но я эгоистично надеюсь на помощь Марии Александровны. Всё-таки, я сама с двумя справиться вряд ли сумею.
А ведь ещё неделю назад я не представляла себе, как буду дальше выживать… И, если бы я могла отложить визит к Кириллу хотя бы на пару дней, то боюсь представить, что бы с нами тремя произошло: врачи, непосвящённые в тайну оборотней, наблюдая за рождением альф могли бы очень и очень сильно удивиться, а обследования показали бы им много нового.
Я отмахнулась от этих мыслей, собрала все вещи, которые тут у нас были, прихватила бутылочки для кормления детей, спеленала их и, когда в двери показалась Мария Александровна, мы уже были готовы.
— Привет, дорогая, — женщина буквально сияла, я её такой счастливой и представить не могла: — Готовы отправиться домой?
Я улыбнулась и кивнула, а затем предложила:
— Возьмёте Андрея? С двумя на руках не очень удобно.
Новоиспечённая бабушка сразу же буквально силком впихнула Николаю Георгиевичу букет, который держала в руках и быстро, но удивительно плавно, подошла к нам, готовая, кажется, заграбастать обоих сразу: ей внуков, наверное, хотя пятерых дай, всех удержит.
— Ну-ка пойдём к бабушке, хороший мой, — тихим ласковым голосом проговорила она, аккуратно подхватывая свёрток, перевязанный синей лентой. — Кто это у нас тут такой сладкий, а?..
Я никак не могла стереть улыбку со своего лица. Потом решила, что и не надо, подхватила Аню и сказала Николаю Георгиевичу, мявшемуся на пороге:
— Можете взять сумку с пакетом? Рук ни на что не хватает… — он сразу же исполнил мою просьбу, как-то опасливо покосившись на детей.
— Мужчины, что с них взять, — всё тем же сюсюкающим тоном проговорила Мария Александровна, глянув на мужа. Тот передёрнул плечами и вышел в коридор.
Все документы о выписке я подписала ещё до приезда родственников, так что мы спокойно последовали к выходу из клиники.
Правда я никак не ожидала, что увижу рядом с машиной Марии Александровны и Николая Георгиевича внедорожник Кирилла, а его самого неловко стоящим рядом.
— Опоздал немного, — пробормотал он, когда мы оказались возле него.
Я просто продолжала улыбаться и прижимать к себе дочь. Она мирно посапывала, укутанная тёплым одеялом, а её братец на руках у бабушки разглядывал оную, хлопая голубыми глазками.
— Так, а рассаживаться-то как будем? Люльки помещаются на заднее сидение, но помимо них там никому особо больше места не хватит, получается, кто-то с Киром поедет, — сказал Николай Георгиевич, всё так же отдалённо от нас находясь.
— Давайте тогда Ева с детьми со мной поедут, — предложил Кирилл. — У меня машина просторнее, она сможет между люльками сесть сзади.
Этот вариант понравился всем, тем более что Мария Александровна резко вспомнила, что на счёт того, какая смесь детям необходима, она не спросила, а значит требуется заехать в магазин. Поэтому Кириллу были выданы ключи, а сами дедушка и бабушка моих детей отправились по магазинам, предварительно спросив, точно ли мне ничего не нужно.
Кирилл детей не опасался, как его отец. Он наоборот весьма охотно взял у мамы Андрея, аккуратно поместил его в люльку, закрепил её на сидение, а на мой удивлённый взгляд ответил:
— Ну, я перед тем как ехать. инструкцию в интернете прочитал, предполагал, что так ехать придётся.
Я кивнула и продолжила сама возиться с ремнём безопасности. У меня в итоге получилось, но потом я поняла, что теперь придётся как-то усаживаться между люльками.
Но салон оказался достаточно просторным для того, чтобы свободно это сделать.
Мы ехали сначала молча, а потом Кирилл заговорил:
— А на кого они похожи? Я просто не разбираюсь…
Я посмотрела на него через зеркало, и ответила:
— Мне кажется, что больше на меня, но и от Лёши что-то есть… Может быть, мне хочется просто, чтобы на меня похожи были.
— Просто… — Кирилл замялся. — Я чувствовал бы себя странно, будь они на Лёшу похожи.
Я кивнула. Что уж говорить про него, я сама разглядывала детей и угадывала в них общие для Кирилла и Лёши черты и ловя себя на мысли о том, что ассоциирую детей с Кириллом, хотя он к процессу их создания никакого отношения не имел.
До дома мы доехали быстро, Кирилл остановил машину у ворот, вышел, что-то там пошаманил, и загнал её во двор.
— Родители свою в гараж поставят, — сказал он. — А я, может быть, здесь сегодня останусь.
От этой новости я почувствовала прилив радости, но постаралась не выказать его.
Альфа взял люльку с Андреем за специальную ручку, затем подошёл ко мне и, вручив ключи, забрал ещё люльку с Аней. Свои действия он так пояснил:
— Нечего тяжести после родов таскать.
Я не стала говорить, что, пусть дискомфорт ещё и ощущался, но я чувствовала себя намного лучше, чем позавчера, поэтому не развалилась бы от веса собственного ребёнка. Да и осмотр врача дал понять, что восстанавливаюсь я очень быстро. Через две недели поедем с детьми на приём, зайду ещё и к гинекологу, чтобы убедиться в полном восстановление.
Я открыла дверь дома, пропуская мужчину внутрь и любуясь им. Он нёс люльки, согнув руки, чтобы дети не болтались, как пакеты с продуктам где-то в районе пола. При этом, я заметила, он заглядывал внутрь, нет-нет усмехаясь.
Я прямиков отправилась в бывшую комнату Лёши, а теперь уже мою. Точнее, нашу. Распахнув дверь, я обомлела: комната изменилась до неузнаваемости. Всё-всё тут было выдержано в светлых тонах, на стенах однотонные бежевые обои, на полу светло-коричневое ковровое покрытие, на том месте, где раньше была кровать, стоит большая кроватка с низкой перегородкой посередине, явно предназначенная для обоих детей, а у противоположной стены стояла кровать уже для меня. Ещё был шкаф из светлого дерева, стол у окна, а в углу специальный пеленальный столик.
— Вау, — выдохнула я. — Так быстро всё обставили.
Кирилл, занося детей, и ставя люльки на кровать, тихо хохотнул.
— Мама, когда ей что-то нужно, бывает молниеносна.
Детей я распеленала и уложила спать в кроватку, которая была уже полностью готова к использованию по назначению: мягкие матрасики положены, простынки постелены. Памперсы у обоих были ещё сухие, а есть никто не хотел, поэтому я, распахнув дверь спальни и коридора, ведущего в гостинную, позволила себе присесть там на диванчике и выдохнуть, впрочем, ни на секунду не переставая прислушиваться, чтобы не пропустить пробуждение детей.
Кирилл сел рядом и вдруг заявил:
— Я тобою восхищён.
Я от неожиданности вскинула брови:
— С чего это бы?
— Ну, как, — он усмехнулся. — Тут столько всего к детям подготовлено, а то все-равно переживаешь, и мама тоже, это понятно. Но тебе ведь сейчас не надо за финансы думать. А ты собиралась взгрузить на себя такую ношу и ещё оправдывалась передо мной, что не справляешься с ней. Ты смелая. И сильная.
— Почему сильная-то? Я ведь и не справилась бы…
— Ева, ты полгода сама справлялась и, я уверен, нашла бы способ выбраться, не будь нас. Но я рад, что мы есть у тебя, и что ты у нас есть. И мелким этим тоже рад.
Эти его слова были почти что бальзамом мне на душу. Вроде бы, и Мария Александровна меня благодарила, и относились ко мне просто прекрасно, пусть я тут и была всего неделю, да и свалилась им, как снег на голову, всё-таки меня просто и безоговорочно приняли в семью, приняли детей. И речь Кирилла просто переполнила чашу моей благодарности, я не удержалась и с чувством его обняла, обхватив за шею.
— Спасибо, — единственное слово, которое я смогла прошептать.
А вот сам Кирилл ничего ответить не успел: из комнаты послышалось требовательное двуголосое хныканье, я помчалась на зов, а когда вернулась через минут пятнадцать в гостинную, то увидела в окно, как возвращаются Мария Александровна и Николай Георгиевич.
Следующие две недели прошли для меня как в тумане. Я спала мало, часто просыпаясь из-за того, что дети ночью требовали то поесть, то подгузник сменить. Мария Александровна помогала мне днём, я старалась в это время помочь на кухне ей, но она всё время меня одёргивала. Предлагала ночью забирать двойняшек даже, но я не понимала, а что я тогда делать буду?
В итоге я спала периодами по полтора-два часа, всё время сидела с детьми, выходя только погулять с ними во двор и ничем больше не занималась. При этом я чувствовала себя не так уж и плохо, как при беременности. Уверена, если бы я выспалась, то была бы так же бодра и полна сил, как восемь месяцев назад.
Но в голове творился полный бардак, я ни на чём не могла сосредоточиться. Когда попробовала выполнить один из старых заказов коллеги “на пробу”, то ощутила, будто бы никогда по профессии и не работала. За несколько месяцев сидения ровно на пятой точке я, кажется, беспробудно отупела.
Зато подгузники меняла я уже с закрытыми глазами, смесь разводила на глаз, а разговаривать была способна только о том, как мило Анечка с Андрюшей хватают друг друга за ручки.
Нет, я любила детей, очень. Но как-то оказалась не готова к тому, что они займут всю мою жизнь, заполонят собой каждый уголок моего сознания. Мне было страшно представить, что когда они повзрослеют, то им будет стыдно за то, что их мама из себя совершенно ничего не представляет.
И я не собиралась вечно сидеть на шее у Марии Александровны, Николая Георгиевича и Кирилла. у меня в планах был обратный переезд в свою квартиру. Конечно, я не собиралась ограничивать их общение с детьми, но всё-таки я слишком привыкла быть самостоятельной, чтобы мне не было стыдно за своё вечное здесь пребывание и “ничегонеделанье”.
Настал день первого посещения педиатра в клинике. Я записала и себя к врачу, так, на всякий случай.
Мы решили, что поедем с Николаем Георгиевичем и, конечно, с детьми. Он шарахаться от них уже давно перестал, даже спокойно уже брал на руки, порой и обоих разом, разговаривал даже, как он выражался, как с настоящими людьми.
В общем, в этот раз в машину вы погрузились спокойнее, в клинику тоже доехали без происшествий. У врача нас ждали.
Детей взвесили, измерили им рост, послушали. В итоге вышли из кабинеты мы быстро, врач даже сказал, что в следующий раз, как предполагалось, через две недели, а потом уже раз в месяц, как с обычными детьми. Вес набирали Аня с Андреем одинаково, росли тоже, и всё было в пределах их особой альфчьей нормы.
Пока я была на приёме у гинеколога, которая, осмотрев меня, удивилась моей регенирации и сказала, что почти никаких последствий родов не наблюдается, Николай Георгиевич уже “упаковал” детей в люльки.
Когда я хотела взять одну, он шутливо хлопнул меня по руке:
— Нет, голубушка, ручки убери, сегодня это мои внуки, — он шутливо прищурился. — Вон, обернись, мы тебя сдаём в плен, раньше чем через сутки не возвращайся.
Механически, ни о чём особо не думая, я обернулась и с удивлением обнаружила, что в коридор вошёл никто иной, как Кирилл.
— В какой плен?.. — тупо переспросила я, а ответил мне тот, к кому, собственно, меня в плен и сдавали:
— В развлекательный. Поведу тебя по магазинам, в кино и на каток. А дети будут спокойно посапывать в кроватке под наблюдением бабушки и дедушки.
Я хотела было возмутиться, но не успела, как Николай Георгиевич подхватив люльки, заявил:
— К машине пошли, поможете мне дверь открыть, и потом чтоб я её не видел сегодня больше!
Его возмущения, конечно, были наиграны, чтобы это понять, хватало и тех жалких крох, что остались от моих мозгов, вот только цели этого балагана я не понимала:
— Да что вообще, блин, вы тут устроили?! — не выдержала я, когда мы спустились с крыльца клиники. Даже ногой, кажется, топнула. — Какой плен, зачем?
Николай Георгиевич посмотрел на меня, как на самую настоящую дурочку.
— Дорогуша, ты себя в зеркало-то видела? Нет? Вот именно, что нет! Ты мать-героиня, конечно, но тут на статус героев есть ещё претенденты, а ты пока выигрываешь лишь в номинации “Упырь Года”. Ничего с твоими головастиками не случиться, а ты отдохнёшь, Кир просто проследит, чтобы ты не отлынивала и не изводила себя.
Мы уже были на парковке, Кирилл помогал отцу с люльками, а я стояла каменным изваянием, не в силах даже пошевелиться. но Кирилл и меня в оборот взял: обхватил ладонями за плечи и мягко стал подталкивать к своей машине. Всё, что я успела сказать, это:
— Позвоните, как доедете!
Глава 11. Ева.
Я села в машину Кирилла, даже не в силах сопротивляться. И думать ни о чём не могла, в голове царила паника. Я только из-за того, что стала “тормозить” не начала с боем отвоёвывать детей у их деда. Ну, и ещё из-за того, что понимала, что он им точно не навредит.
— Какого хрена это было? — спокойно спросила я, наконец выйдя из ступора.
У Кирилла было настолько приподнятое настроение, что, кажется, моих сил было недостаточно для того, чтобы его испортить.
— Такого. Не переживай ты, папа доедет, позвонит, а завтра вернёшься. Зато будешь отдохнувшая, — и он поспешил перевести тему: — Выбирай, или по магазинам, в кино и на каток, а потом отсыпаться, или отсыпаешься, потом куда успеем.