Я откладываю телефон и пистолет на пол, и несусь на улицу.
― Бакс! Виста!
Они едва ли слышат меня, носясь у дверей машины Адриана. Я хватаю собак за ошейники и оттаскиваю. Они заходятся лаем, когда высокий крепкий мужчина выходит из машины и помогает выбраться с пассажирского сиденья такой же высокой девушке с небольшим животиком. Адриан коротко кивает мне и проводит Мелиссу в домик, неся за ней небольшой чемоданчик. С такими врачи приезжают на вызов. Я провожаю их взглядом, пока они не скрываются в доме, и мне хочется рыдать от облегчения. Мы не одни. Наконец кто-то еще поможет позаботиться о Финне.
― Тихо, милые, ― успокаиваю я собак. ― Тихо.
Я отпускаю собак, как только за Адрианом и Мелиссой закрывается дверь в дом. Собаки продолжают нервно крутиться под ногами и поскуливать. Я несусь в дом.
Распахиваю дверь и останавливаюсь. Мелисса зажимает градусник под мышкой Финна, а Адриан нависает сверху.
― Его нужно перенести, ― говорит он негромко.
― Его нежелательно тревожить, пока я его не осмотрю, ― отзывается Мелисса.
― Лисса, нам пришлось переступить через его ноги, чтобы войти. На кровати будет удобнее.
― Ты сам его не дотащишь нормально, а под мышки его брать сейчас нежелательно.
― Мы с Мишель справимся. ― Адриан повернулся ко мне. ― Он сам вошел в дом?
Я покачала головой.
― Я тащила его от машины.
Адриан бросил взгляд на дверь, как будто сквозь нее мог оценить расстояние, которое мне пришлось протащить Финна.
― Как?
― Как могла. У меня это заняло не меньше часа.
Мелисса покачала головой.
― Бедная девочка. У него жар. Нужно делать укол.
― Давай мы перенесем его в комнату. Здесь есть кровать?
― Да, ― отвечаю на вопрос Адриана, который обводит взглядом небольшой домик.
Я и сама понимаю, что на кровати Финну будет лучше, но не представляю себе, как мы это сделаем, я едва держусь на трясущихся ногах. И если до этого момента я еще держалась на чистом адреналине и понимании, что кроме меня самой нам никто не поможет, то с появлением Адриана и Мелиссы мое тело начинает расслабляться. Мне так хочется свернуться рядом с Финном и оставить нас на милость милой беременной женщины.
― Адриан… ― неуверенно зовет его Мелисса, слушая дыхание Финна.
― Что? Что с ним? ― взволнованно спрашиваю я, заламывая руки.
― Давайте перенесем. Ему нужен антибиотик. Мишель, ты умеешь делать уколы?
Я качаю головой, с остервенением грызя нижнюю губу.
― Ладно, переносим, дальше разберетесь.
― Я правда не умею, ― говорю дрожащим голосом.
― Не волнуйся, ― отвечает Мелисса, поднимаясь с помощью Адриана. ― Я поставлю катетер, и ты будешь просто с помощью катетера подавать лекарство. Справишься? ― Я смотрю на нее во все глаза, чувствуя, как мир плывет. Мелисса сжимает мое плечо. ― Справишься. Ты же хочешь, чтобы он выжил?
― Как ты его тащила? ― спрашивает Адриан. ― На этом пледе?
― Да, ― отвечаю, глядя на окровавленный плед, на котором лежит Финн.
― Тогда его и используем. Я возьму на себя основное ― его торс. А ты будешь нести за ноги.
С этими словами Адриан разворачивается и идет в спальню. Я вижу оттуда полоску тусклого света. Похоже, он включил лампу на прикроватной тумбочке. Адриан выходит, мы распрямляем плед, насколько можем, а потом переносим Финна. Адриан говорит, что мы не можем передохнуть, должны сделать это за раз. Несомненно, это легче, чем тащить самой огромного мужчину. Но у меня все равно заплетаются и дрожат ноги. Я кусаю губы до крови, пытаюсь не разжать едва сжимающие плед пальцы. Когда Финн наконец оказывается на кровати, я тяжело выдыхаю и падаю рядом с ним. Раны на ладонях начинают саднить по новой, и я смотрю на них, пока Мелисса обрабатывает руку Финна, втыкает иглу ему в вену и устанавливает катетер. Потом она достает пакет с раствором из чемодана и вопросительно смотрит на меня.
― Есть на что повесить капельницу? ― Я пялюсь, не соображая, о чем она. ― Швабра? Метла? Что-нибудь, на что можно повесить пакет. Ему нужна глюкоза.
― А, да, есть швабра.
Я подскакиваю на ноги, и у меня перед глазами темнеет. Покачиваясь, шагаю в кухню, где за шкафом стоит швабра. Беру ее и возвращаюсь в комнату.
― Адриан, подопри швабру у стены стулом, ― мягко просит она мужа, и он тут же выполняет ее просьбу.
Мелисса продолжает колдовать над Финном, а я отупело смотрю на ее манипуляции. Как только капельница установлена, Мелисса берет блокнот и что-то пишет в нем, потом выкладывает на тумбочку горы лекарств.
― Здесь график приема лекарств, ― Мелисса вырывает листок из блокнота и кладет его рядом с лекарствами. ― Будешь давать так, как расписано. Не отклоняйся, чтобы ему не стало хуже. ― Она переводит на меня взгляд. ― Ты сама очень плохо выглядишь, Мишель. Ты давно ела?
― Вчера, ― сиплю я.
― Нужно поесть.
― Я не…
― Мишель, нужно, ― с нажимом говорит она. Меня удивляет, что мягкая на первый взгляд Мелисса умеет говорить таким тоном, которому невозможно возражать. ― Иди съешь хотя бы кусочек сыра. В этой хижине есть еда?
― Да.
― Съешь что-нибудь, прими душ и ляг отдохни. Мы побудем здесь, пока у Финна не снизится температура. Потом я разбужу тебя, и мы уедем.
Все это звучит так заманчиво, что я даже не рискую спорить с ней. Но сначала я кормлю собак. Потом съедаю кусочек сыра, который, на удивление, с радостью проглотила. Запиваю стаканом молока, иду в душ. Под теплой водой мои ладони саднят еще сильнее, и я рыдаю навзрыд. То ли от боли, то ли от усталости и отчаяния. Я как будто на грани того, чтобы сдаться в этой борьбе. Последние сутки были настолько тяжелыми, что слились для меня в один непрекращаемый день. Словно завтра так и не наступит, и я постоянно буду в этом ужасном сегодня, где Финн без сознания, а Адриан с Мелиссой могут уехать в любую минуту, оставив меня одну в этом кошмаре.
Я ложусь рядом с Финном, беру его за руку и за секунду засыпаю. Приглушенные голоса, доносящиеся из кухни, дают ощущение того, что я не одинока в этой борьбе за жизнь Финна, и это немного успокаивает. Просыпаюсь от того, что слышу спор.
― Не может быть и речи, Мелисса, ― зло цедит Адриан.
― Она одна может не справиться. Девочка едва на ногах стоит, Адриан.
― Я все сказал, Лисса.
― Почему с тобой так сложно? ― бурчит Мелисса, а потом я слышу тяжелый вздох и тихое бормотание Адриана.
― Нам пора ехать, ― говорит Адриан через время, и мне становится страшно.
Я зажмуриваюсь и притворяюсь спящей. Малодушно считаю, что пока я не проснусь, они не уедут. Но все зря. В комнату входит Мелисса, проверяет ладонью лоб Финна. Достает крошечный фонарик и светит ему под веки. Потом берет его за запястье и смотрит на наручные часы, видимо, считая пульс. Удовлетворенно кивнув, Мелисса возвращает руку Финна на кровать и переводит на меня взгляд. Осознав, что она заметила, что я не сплю, я быстро по-детски зажмуриваюсь. Мелисса касается моей руки.
― Я знаю, что тебе страшно. Но он выживет. Благодаря тебе самое страшное позади.
― Но вы сказали, что ему нужен антибиотик. Значит, внутри него инфекция?
― Вряд ли, но без обследования никогда нельзя быть уверенной. Поэтому регулярно ставь ему капельницы и уколы, и он выздоровеет. Садись, я обработаю твои руки. Не хватало еще тебе заражение получить.
Я сажусь на кровати, и Мелисса обрабатывает мои стертые ладони мазью, после чего обматывает их бинтом.
― Старайся не снимать повязку до завтра. ― она вручает мне тюбик с мазью. ― Завтра помой руки с мылом, а потом снова намажь и забинтуй. Так делай три дня, а потом просто мажь, пока не заживет.
Мелисса поглаживает мое плечо.
― Все получится. Верь в себя и в него.
― Когда он очнется? ― шепчу я.
― Не могу точно сказать. Завтра или послезавтра должен. Я завтра вечером позвоню. Если послезавтра утром не придет в себя, я приеду еще раз, ладно?
― Хорошо.
В дверном проеме встает крупная фигура Адриана.
― Лисса, нам пора.
Она собирается, и они идут к выходу. Я провожаю их, чтобы подержать собак и запереть дверь после их отъезда. У самой двери Адриан поворачивается ко мне и кивает на кухонный стол.
― Я проверил пистолеты, они заряжены. Пользоваться умеешь? ― Я киваю, и меня снова трясет. Я так не хочу, чтобы мне пришлось использовать оружие. ― Держи их при себе, как и телефон. И закрой ставни, Мишель. Не привлекай внимание к дому.
Они прощаются, и мы выходим. Я удерживаю срывающихся с ошейников собак, пока Адриан с Мелиссой не скрываются в машине. Я провожаю взглядом их машину, и, омываемая ужасом, возвращаюсь в дом. Закрываюсь на три замка, опускаю все ставни и снова ложусь рядом с Финном. Если он не очнется завтра, я не знаю, что буду делать. Закрываю глаза поглаживая его руку, так и засыпаю.
Глава 26
Финн
Веки словно свинцовые, не хотят подниматься. Я прихожу в себя, и звуки понемногу врываются в мои уши. Я слышу, как Мишель гремит посудой на кухне, что-то роняет и чертыхается. Мои потрескавшиеся губы разъезжаются в скудной улыбке. Первая мысль, которая приходит в голову: я выжил. Хотя, открывая дверь машины, думал, что это конец.
Я слышу шаги, потом как открывается и закрывается входная дверь. За окном приглушенный голос Мишель зовет собак. Она с ними заигрывает, потом ругает Висту за то, что та практически сбивает Мишель с ног. Моя девочка действительно быстро подружилась с собаками, и это не может не радовать. Неизвестно, сколько я провалялся здесь. Если бы Мишель и дальше боялась собак, они бы просто с голода могли напасть на нее.
Я наконец открываю глаза и медленно поворачиваю голову, осматриваясь. На прикроватной тумбочке аккуратно сложены лекарства. Прослеживаю взглядом свою руку, которая привязана к кровати каким-то тряпьем. Из руки торчит катетер, а к нему ведет длинная гибкая трубка. Смотрю выше и вижу, что возле кровати, прижатая стулом, стоит перевернутая швабра, на которой висит пакет с капельницей. Мишель, оказывается, выдумщица.
Я выдергиваю иглу из катетера и отбрасываю в сторону. Каждое движение дается с трудом. Трясущимися пальцами я отвязываю руку от кровати, сжимаю и разжимаю кулак, чтобы прочувствовать, как она работает. Я настолько слаб, что мне не удается сжать достаточно сильно, и я мысленно проклинаю свою импульсивность и того, кто в меня стрелял. Мышцы затекли и плохо слушаются, но странно, что я практически не чувствую боли в простреленном плече. У меня десятки вопросов. Например, как я попал в комнату? Откуда у Мишель лекарства и где она научилась ставить катетер? Я обязательно задам их ей позже, но сначала мне нужно выпить не меньше литра воды, во рту пустыня.
Снова слышу хлопок двери, а потом шум воды в кране на кухне и грохот посуды. Мне хочется подскочить и расцеловать Мишель за то, что не дала мне умереть. Наверняка ей помогал Адриан, сама бы она вряд ли дотащила меня до дома. С этими мыслями, так и не утолив жажду, я снова уплываю в небытие. На этот раз не в черную дыру, из которой нет просвета. Я просто засыпаю, и мне снится Мишель.
В следующий раз я прихожу в себя от ощущения прохладной ладони у себя на лбу. Я тяну губы в улыбку. Могу себе только представить, какой уродливой она выглядит, но мне плевать, я не могу контролировать этот процесс прямо сейчас. Как только я начинаю улыбаться, Мишель одергивает руку.
― Положи на место, ― хриплю едва слышно.
Мишель не слушается и молчит. Я открываю глаза и смотрю на свою любимую красавицу. Она сидит на краю кровати и смотрит на меня огромными глазами. Я молча протягиваю руку, беру ее прохладную ладонь и, поднеся ко рту, скольжу по ней шершавыми губами, зажмурившись, как довольный кот.
― Спасибо, ― выдавливаю из себя.
― О, Боже, Финн, ― выдыхает Мишель и начинает плакать. ― Я думала, ты умрешь. Ты был такой слабый. И эти хрипы, и лихорадка. Я думала, что ты не переживешь это. Мне было так страшно.
― Ш-ш-ш, детка. Я жив, все хорошо. Ты умница.
― Жена Адриана сказала, что если ты переживешь ночь, то все будет хорошо. Но ты не приходил в себя два дня. И только вчера ночью снизилась температура, и ты перестал потеть так сильно. А еще этой ночью я впервые услышала, что ты дышишь ровно. До этого вздохи были прерывистые, тяжелые такие.
― Жена Адриана? ― переспросил, не понимая, о ком она говорит.
Мишель кивнула.
― Да, Мелисса. Его жена. Она врач. Я не знала, что делать, потому что у тебя было так мало лекарств, а ты весь горел. С твоим скудным набором в аптечке я смогла только вытащить пулю.
― Ты ее вытащила? Сама?
Сказать, что я был шокирован, ― это сравни тому, чтобы промолчать. Я не ожидал такого от Мишель. Она всегда казалась мне таким нежным цветком, который может умереть только лишь от вида крови, но девочка удивила.
― Да, ― наконец ответила она, утирая слезы рукавом толстовки. ― Мелисса говорила, что делать.
― Иди сюда, ― выдыхаю я, показывая, что хочу обнять Мишель.
Она тут же кладет голову на мой живот, прижимаясь к нему щекой. Я схожу с ума от ее глаз, распухших от слез, от мягких губ. Снимаю заколку с ее волос, позволяя им рассыпаться по моему животу, и глажу их.
― Мне так с тобой повезло, ― шепчу, а она всхлипывает громче. ― Почему ты плачешь?
― Потому что боялась, что ты умрешь.
― Я не могу себе это позволить. Я еще не услышал ответное признание.
На мгновение Мишель замирает, а потом отводит взгляд.
― Не говори ничего сейчас, ― произношу я. ― Давай не будем обсуждать чувства. Совсем не будем. Их нужно чувствовать, а не говорить о них.
Мишель снова смотрит на меня.
― Тогда зачем ты признался мне, когда уезжал?
― Потому что не был уверен, что вернусь, но хотел, чтобы ты знала правду.
― Давно? ― шепчет она.
― По ощущениям всю жизнь, ― произношу на выдохе.
Мы молча смотрим друг на друга, ведя немой диалог. Я ― о том, как сильно люблю ее и насколько глубоки мои чувства. Они пропитали каждую клетку моего тела и поселились в голове. Они ― часть меня самого, как и Мишель. А она растерянно смотрит на меня, слегка хмурясь. Я глажу морщинку между ее бровей, и она прикрывает глаза. Это такой невероятный кайф: касаться ее вот так просто, без ограничений, и знать, что она не напрягается и не противится. Я уплываю от этих ощущений. Мне хочется касаться ее повсюду, вдыхать ее запах, провести губами по каждой части ее тела, впитывая и выпивая ее. Чтобы она наконец прочувствовала все то отчаяние, которое скопилось во мне за все те годы, что я не мог прикоснуться к ней.
Мишель начинает хмуриться сильнее, и я понимаю, что она снова начинает думать о Малоуне. В такие моменты ее взгляд становится как будто стеклянным. А сейчас к нему еще примешивается чувство вины, которое она не должна испытывать. Мишель не в чем себя винить. Я тысячу раз виноват перед братом. Не за то, что сейчас хочу Мишель, а за то, что хотел, когда он был жив. И я гоню от себя это чувство, потому что у меня нет возможности попросить у Мала прощения. Нет возможности сказать, что я сожалею и что я буду бороться с собой столько, насколько хватит сил. Теперь я не буду бороться. Разве что только за нас.
― Я хочу пить, ― произношу хриплым голосом, чтобы вырвать Мишель из этой мысленной пропасти.
― Ой, я сейчас принесу.
Она спохватывается и подскакивает. Скользит по мне взглядом, немного дольше задерживаясь на моей промежности. Ее глаза немного расширяются. Да, малышка, и так каждый раз, когда ты рядом. Я просто не могу сдерживать это, да и не хочу. Хочу, чтобы она знала, какое действие оказывает на меня. Что рядом с ней я становлюсь одержимым ее телом, а когда ее нет поблизости, я отчаянно желаю оказаться как можно ближе.