В коридоре послышался шум, и через минуту в комнату вошла чета Юрасовых. Виктория, прижала руку к груди, а потом, не справившись с эмоциями, бросилась навстречу родителям.
Глава 6.
Встреча родных проходила бурно, со слезами, охами и ахами. Аркадий распорядился, чтобы послали человека и сообщили о радостной новости Анне Илларионовне. Тем временем, Виктория смахнула последние слезы, до последнего не веря, что перед ней стоят родители. Как долго она ждала этой встречи. Как часто нуждалась в них!
— Разрешите мне представить графа Аркадия Витальевича Елистратова, сына Анны Илларионовны, — дрожащим голосом произнесла она и по-детски шмыгнула носом. — А это мои родители: Людмила Игнатьевна и Дмитрий Александрович Юрасовы.
— Неужели у Аннушки такой взрослый сын? — слегка удивилась Людмила Игнатьевна, невысокая миловидная женщина приятной полноты. — Как летит время! Вы, наверное, меня не помните! Последний раз мы навещали вас, когда вы были ещё ребенком!
Аркадий поклонился.
— Время быстротечно!
— О, тут вы правы!
— Я очень рад вас видеть! Надеюсь, вы добрались без происшествий? Вам следовало предупредить нас, мы бы выслали экипаж!
Виктория едва не съязвила по поводу встреч на вокзале, но вовремя прикусила язычок. Не хотелось омрачать столь радостное событие давними воспоминаниями! Что было, то прошло. Ей хотелось верить, что теперь они с Аркадием Витальевичем нашли общий язык, и не будут ссориться по пустякам.
Но всё это будет потом, сейчас для неё главное родители. Она смотрела на них и не могла насмотреться. Как же она по ним соскучилась. Только сейчас она осознала, что всё это время в её душе была некая пустота, которую способна заполнить только улыбка маменьки и ласковый взгляд папеньки.
— Спасибо, мы добрались без происшествий! — ответил Дмитрий Александрович, высокий худой мужчина. В последние годы его здоровье пошатнулось, и он сильно похудел. В былые времена его фигура отличалась дородной полнотой.
От Виктории не ускользнули изменения, происшедшие с родными. Ей хотелось поскорее остаться наедине с матушкой и расспросить её обо всем. У Виктории накопилось множество вопросов.
Аркадий кликнул слугу и распорядился, чтобы снова накрывали стол.
— Вы с дороги, наверное, проголодались? Думаю, не имеет смысла дожидаться приезда Анны Илларионовны, маменька, в лучшем случае прибудет через час, полутора.
Пока вновь прибывшие гости проходили в столовую, Виктория заметно нервничала, никак не могла успокоиться. Её состояние заметил Аркадий и подошёл к ней практически вплотную.
— Виктория Дмитриевна, я очень рад за вас! — произнес он хриплым голосом, а его взгляд невольно скользнул по её припухшим губам. Острые зубки постоянно кусали нижнюю губу, чем вызывали огромное желание у Аркадия прикоснуться к ним в страстном поцелуе. — И понимаю ваши чувства.
— Правда? — робко спросила Виктория и не в силах более самостоятельно стоять на ногах, прислонилась к груди Аркадия, ища у него поддержки.
Тот обнял её, прижав к себе. В наступившей тишине ему казалось, что он слышат биение их сердец. И они стучат в унисон. Тонкие пальчики Виктории цепко ухватились за лацканы сюртука Аркадия.
— Ну, ну, хватит слез! — точно малому дитю, сказал Аркадий, и провел рукой по спине девушки.
Та жалобно всхлипнула.
— Ничего не могу с собой поделать…. Слезы сами наворачиваются на глаза. Вы думаете, я хочу плакать? Ни капельки!
Аркадия позабавили наивные слова Виктории. Он двумя пальцами приподнял её лицо, и их губы оказались в опасной близости друг от друга.
У Виктории в голове промелькнула крамольная мысль, что губы Аркадия имеют форму сердца и на вкус очень мягкие. О, она прекрасно помнила их поцелуй. И сейчас желание светилось в глазах мужчины.
— Что вы задумали, Аркадий Витальевич? — дрогнувшим голосом прошептала она.
— Я хочу вас поцеловать!….
— Не смейте!
— Почему?
— Нас могут увидеть!
Она не ответила, что не желает, чтобы он к ней прикасался, и Аркадия охватило незнакомое доселе чувство счастья.
— Тогда перестаньте плакать! Меня так и подмывает смахнуть слезинки губами….
От интимного голоса графа по телу Виктории прошла дрожь, и она с немым вопросом застыла в его руках.
— Признайтесь, вы пошутили?
— Я подобными вещами не шучу.
— Тогда вам следует меня отпустить.
— Но вы сами пожелали, чтобы я вас обнял. Вы ещё не успокоились.
— Успокоилась.
— Не будьте упрямицей, Виктория Дмитриевна! — голос Аркадия обволакивал и вызывал в душе Виктории неясные отклики чего-то неведомого, но чрезвычайно захватывающего.
— Если родители увидят меня в ваших объятиях, я сгорю со стыда, — тихо призналась девушка и покраснела. Мысль о поцелуе мужчины на пару минут отвлекла её от нахлынувших переживаний.
— Я найду, что им сказать.
— Лучше не стоит!
Голос Виктории окреп, да и по щекам более не струились слезы. У Аркадия не оставалось выбора, как только её отпустить. Но как не хотелось этого делать!
И Виктория, стоило Аркадию разомкнуть руки, тотчас же почувствовала пустоту вокруг себя. Она с недоверием посмотрела на мужчину, и подумала, что ей стоит держаться подальше от красавца графа. Его прикосновения становятся более частыми, и к своему стыду, она стала замечать, что они ей очень нравятся. В его объятиях она чувствовала себя защищенной. Более того, когда он её обнимал, в её груди зарождался жар, и она смутно догадывалась, к чему он может привести.
Юрасовых-старших разместили в том же крыле, что и Викторию. Ей очень хотелось побеседовать с маменькой, но она понимала, что родители преодолели немалый путь, устали с дороги, им требовался отдых, да и время было позднее.
Утром Виктория поднялась ни свет, ни заря. Она умылась, оделась и спустилась в гостиную. В доме стояла тишина, большинство жильцов ещё наслаждались теплом мягких постелей. Она попросила, чтобы ей приготовили чай с малиновым вареньем, и удобно расположилась на софе с утренними газетами.
— Не ожидал вас встретить в столь ранний час, — мужской голос вывел её из задумчивости, и Виктория от неожиданности вздрогнула.
В комнату в темно-синем шлафроке входил Аркадий. Его лицо хранило следы недавнего сна, волосы были слегка растрепаны.
— Доброе утро, Аркадий Витальевич. Вы тоже поднялись сегодня рано!
— Вышел за газетами, но смотрю, вы опередили меня.
Виктория задорно улыбнулась.
— Мне стало скучно в комнате, и я решила себя чем-то занять. Первое, что увидела — были газеты. Но я готова с вами поделиться.
— Премного благодарен.
Аркадий опустился в кресло напротив, и изучающее посмотрел на девушку. Той сразу же стало не по себе от столь пристального взгляда.
— Что-то не так? Почему вы на меня смотрите, граф?
— Я подумал, что приятно, проснувшись рано утром, увидеть в своем доме красивую молодую девушку.
— Благодарю, — смутившись, прошептала Виктории, но про себя отметила, что слова Аркадия ей приятны. — Частенько дома, на каникулах, если позволяла погода, я по утрам гуляла.
— А что же сегодня вам мешает погулять, например, по заснеженному саду? Мне, кажется, на улице стоит легкий морозец, а, в остальном, погода замечательная.
Девушка улыбнулась.
— Какой вы недогадливый! — шутливо пожурила она графа. — Я не хочу пропустить, когда проснутся родители. Вы не представляете, как мне хочется с ними побеседовать!
— Отчего же, я вас хорошо понимаю, — не спеша проговорил Аркадий и закинул ногу на ногу, поудобнее устраиваясь в кресле. — В детстве мне тоже хотелось как можно чаще общаться с маменькой. Мне она казалась невероятно красивой, и, порой, будучи ещё ребенком, я затаивался около двери или окна, но так, чтобы оставаться невидимым, и любовался ей, пока она меня не замечала. Думаю, матушке нравилось моё обожание, и в те редкие минуты она была лаской и заботливой.
Впервые Аркадий рассказывал кому-то о своих детских переживаниях. Почему-то он был уверен, что Виктория сможет его понять. И не ошибся.
— В этом мы похожи, — негромко призналась Виктория и отложила в сторону газеты. — Для меня до сих пор родители остаются полнейшей загадкой. В детстве мне тоже не хватало их внимания, а потом они и вовсе стали путешествовать, не беря меня с собой в поездки.
Вот это было для Аркадия полной неожиданностью.
— А кто же занимался вашим воспитанием?
— В те годы были живы родители батюшки, вот у них я и проводила основную часть времени. Вернее, правильнее будет сказать, жила.
Аркадию не составило большого труда представить маленькую красивую девочку с грустными глазами. Он был уверен, что Виктория в детские годы часто грустила и мало общалась со сверстницами.
— Родителей, надо думать, видели редко?
— Да. Поначалу они путешествовали максимум по полгода, и в Москве проводили три-четыре месяца, а потом…, - Виктория пожала плечами, чтобы скрыть душившую её детскую обиду, которая нахлынула на неё с неожиданной силой. — Потом их путешествия медленно превратились в образ жизни. У нас теперь имеется квартира в Париже, родители приобрели её, чтобы не создавать лишние хлопоты с гостиницами и съемными квартирами.
— Париж — прекрасный город!
— Я там не была.
— Но, право, почему?! — воскликнул Аркадий, чувствуя, как в нем зарождается гнев. Что же получалось? Юрасовы жили в своё удовольствие, не заботясь о собственном ребенке! А он ещё упрекал в черствости графиню Елистратову. — Почему они ни разу не взяли вас с собой? Виктория Дмитриевна, вы говорите удивительные вещи!
— Иногда я об этом задумывалась, но не находила ответа. Родителям виднее, раз они посчитали таким образом.
— И вы их не осуждаете?
— Помилуйте, за что? — Виктория удивленно вскинула брови к верху, хотя чувствовала, что стоит прекращать разговор на эту тему. В груди защемило, и слезы находились где-то рядом. Она не хотела снова расплакаться при Аркадии.
Тот в задумчивости посмотрел на девушку. Её отношению к людям, и к родителям в частности, можно было позавидовать. На протяжении всей жизни ею пренебрегали, а она этого не желает признавать, мало того, ей удалось сохранить светлое чувство к родителям. Стоит только вспомнить, как она вчера обрадовалась их приезду, и всё станет понятно без лишних слов.
О себе подобное Аркадий сказать не мог.
— В большинстве случаев, если родители много времени проводят за пределами России, то они берут детей с собой. Виктория Дмитриевна, скажите, вы бы смогли оставить своего ребенка на долгий срок и уехать заграницу, зная, что не увидите его возможно, год, а то и два?
Виктория мысленно поблагодарила прислугу, которая принесла чай с вареньем, это дало ей небольшую передышку. Она знала, что во многих домах господа не считали нужным прерывать разговор при слугах, но она придерживалась иного мнения.
— Я никогда не осуждала родителей и не собираюсь делать этого впредь, не имею такого права, — уверенно сказала она. — На ваш вопрос, Аркадий Витальевич, я отвечу, что нет, не смогла бы. Все люди разные, и у каждого имеются свои слабости.
Единственная слабость семьи Юрасовых заключалась в том, что они любили себя больше, чем собственного ребенка. Естественно, ни о чем подобном Аркадий вслух говорить не стал. Он понимал, что подобным высказыванием не просто обидит Викторию, а нанесет ей глубокую рану. А причинить боль девушке он не стремился.
— А к моим слабостям вы тоже будете относиться со снисхождением? — с усмешкой спросил Аркадий, меняя тему разговора.
— Что вы имеете в виду? — Виктория порадовалась, что они заговорили о другом.
— Я подозреваю, что вы до сих пор серчаете на меня за моё опоздание на вокзал, когда я должен был вас встретить!
— Ах, вот вы о чем! Да, в тот день вы поступили некрасиво!
— А если я признаюсь, что вообще не намеревался ехать на вокзал?
На лице Виктории отразилось искреннее недоумение.
— С чего такая откровенность, Аркадий Витальевич? Я несколько смущена.
— В тот день я посоветовал матушке подыскать другого человека, чтобы он встретил вас.
— Но…. Но что же заставило вас передумать и поехать самому?
— Я подумал, что матушка забудет перепоручить это дело кому-то другому, — жестко произнес Аркадий, после чего поднялся, взял несколько газет и отправился к себе в комнату.
Некоторое время Виктория сидела, не шелохнувшись, а потом тихо ахнула, точно открыла для себя что-то новое.
Гости и хозяева дома собрались вместе ближе к обеду. Анна Илларионовна была счастлива видеть давнюю подругу после стольких лет разлуки. После обеда женщины договорились проехаться по магазинам, Людмила Игнатьевна желала обновить гардероб.
— Голубушка моя, думаю, тебе следует поехать с нами, — Людмила Игнатьевна взяла дочь за руки и ласково улыбнулась.
У Виктории на мгновение перестало биться сердце, а потом она радостно воскликнула:
— Конечно, маменька!
Никогда ещё Виктория не получала столько положительных эмоций от похода по магазинам. Она и припомнить не могла, когда они с матушкой в последний раз заказывали что-то вместе. Людмила Игнатьевна побывала у портнихи и договорилась о пошиве новых нарядов для себя и дочери.
— На балу у Аннушки ты будешь самой красивой! — заметила госпожа Юрасова, когда они возвращались домой. Надо же, как летит время! Она и не заметила, как её дочь выросла и превратилась во взрослую девушку.
— Вы так считаете, маменька?
— Даже не сомневайся!
— А как долго мы пробудем в Петербурге? — Виктория, наконец-то, отважилась задать вопрос, который её крайне интересовал.
— Виктория, разве об этом сейчас можно думать? Я в Петербурге не была тысячу лет! Мы обязательно должны насладится жизнью в столице!
У Виктории в голове промелькнула мысль, что она не вполне понимает матушку.
— Разве вы не желаете поскорее попасть домой, в Москву?
— Помилуй, дорогая, конечно, нет! Более того, я скажу тебе честно, я не люблю Москву.
— Но это же ваш родной город!
— Ну, и что? Если я в нем родилась, то это не обязывает меня его любить! Другое дело, Париж! Или Вена! А ещё лучше Флоренция! Вот по этим городам я тоскую по-настоящему, и готова в них возвращаться снова и снова!
Виктория замолчала, не зная, что сказать далее. Ей не понравились слова матушки. В отличие от неё она искренне любила Москву.
— К тому же, я не думаю, что мы долго задержимся в России, — тем временем продолжала Людмила Игнатьевна.
От удивления Виктория подпрыгнула в экипаже.
— Как?….
— У Дмитрия Александровича, как ты сама знаешь, слабое здоровье, и ему следует жить на водах. Вот в Баден-Баден мы и намерены отправиться ближе к Новому году.
Всё это было сказано таким обыденным тоном, что Виктории с трудом удалось сдержаться. Ей невольно вспомнились слова Аркадия. Неужели родители на самом деле её не любят?! Нет, такого не может быть! Но почему тогда они снова бросают её? И главное, маменька даже словом не обмолвилась, что они берут Викторию с собой!
На девушку нашёл своеобразный ступор. Она не знала о чем думать, как вести себя дальше. С Анной Илларионовной мамушка беседовала свободно, а у дочери не поинтересовалась даже, как обстоят её дела. Хорошее настроение улетучилось в одночасье.
Глава 7.
Вечером произошло событие, наделавшее много шума в особняке Елистратовых.
В библиотеке Людмила Игнатьевна упала в обморок. Анна Илларионовна тотчас распорядилась послать за доктором, но обошлось, Людмила Игнатьевна быстро пришла в себя.
— На меня напали! — были её первые слова.
Аркадий, находившийся в комнату, хмуро сдвинул брови.
— Что вы имеете в виду, Людмила Игнатьевна?
— Аркадий, обожди! Как ты, дорогая? Как себя чувствуешь? Выпей воды, — Анна Илларионовна заботливо поднесла к губам подруги бокал с водой.
— Спасибо, мне лучше. Но Аркадий Витальевич совершенно прав! Боже, Дмитрий, я так испугалась! — Людмила Игнатьевна протянула руки, и супруг подошёл к софе, присел на краешек и обнял её.