Если он снова назовет меня слабачкой, то я запущу этот стакан ему в лоб.
— Предпочитаю все в чистом виде.
Я демонстративно взяла стакан и сделала глоток. Напиток пах виноградом, так что не должно быть сильно страшно. Только вот глоток надо было делать поменьше. Крепко. Слегка прокашлявшись, уставилась в глаза, которые при этом освещении казались малахитовыми.
— Дина, мне кажется, ты и ацетон выпьешь, если кто-то скажет, что ты не сможешь это сделать. Это белый бренди. Подумал, что чича будет для тебя слишком.
— А ты неплохо подготовился. Любишь быть готовым ко всему, все знать? Похвально. И довольно полезная привычка. Но…
— Это скучно, — закончил он за меня. — Ты ведь это хотела сказать?
— Возможно, — пожала я плечами.
Ратомский поднял стакан и спросил:
— За что выпьем?
И что ответить? Да так, чтобы он не увидел никакого подтекста в моих словах?
— За отдых, — нашлась я.
Наши стаканы соприкоснулись с легким звоном, и Ратомский сказал:
— Тебе идет этот цвет. Идеальное сочетание с цветом глаз.
— Да ты сегодня щедр на комплименты. Так трахаться хочешь?
Он улыбнулся. Совсем беззлобно. И вот его сегодняшнее поведение с того момента, как он постучал в номер со стаканом чая в руках, я не могла понять. Или просто все идет быстрее, чем я ожидала.
Глава 18. Дина
Когда официантка снова появилась возле нашего столика, я почти расслабилась. Все это время мы молчали, лишь переглядывались. И наши взгляды были то насмешливыми, то изучающими, то задумчивыми.
Боже мой, Ратомский, как бы я хотела знать, что творится у тебя в голове!
Только в лоб не спросишь.
Девушка поставила перед нами несколько больших тарелок, которые весьма грациозно донесла, не уронив, и с улыбкой снова удалилась. Да этого ужина на небольшую свадьбу бы хватило. Ну ладно, у богатых свои привычки.
После последнего глотка белого бренди, отставила стакан. Раз у него не спросишь, пусть спросит сам.
— Ну и?.. — наклонилась я, сложив руки на столе и почти положив на них грудь. — Неужели просто на ужин позвал?
— Все-таки даже твоя компания лучше, чем ужин в одиночестве, — быстро парировал он в ответ, как будто и ждал вопроса.
Все-таки в выдержке ему не откажешь. Надо поддаться.
— Тебе нравится меня оскорблять? — как будто с обидой спросила я.
— Дина, тебе это не идет, — рассмеялся Ратомский. — Больше мне нравится тебя трахать. Видишь, быть откровенным не так сложно.
Сволочь. Ладно, один-ноль… Открываем счет следующего раунда. Продолжаем.
— Согласна, — кивнула я, но так и не пояснила, с чем именно согласилась.
Он хотел спросить, но передумал.
Я придвинула к себе блюдо, на котором лежало что-то, похожее на маленького запеченного поросенка. Отрезав кусок, отправила его в рот и заметила:
— Похоже на кролика, только мясо не такое постное.
— Это морская свинка, — просветил меня Ратомский, придвинув к себе шашлык, по крайней мере, по виду был похож, да и шампуры имелись.
— Что?
— Морская свинка, — следил он за моей реакцией, — очень популярное здесь блюдо.
— Очень вкусно, — улыбнулась я, демонстративно отправив в рот второй кусок, хоть пушистиков и было жалко. — Попробовать хочешь?
Мой вопрос заставил его замереть с вилкой в руке. Он не понимал, как именно я предлагаю ему предлагаю ему попробовать это несчастное животное. Я отрезала еще кусочек и вертикально поставила вилку, вопросительно подняв брови.
Он опустил свои приборы на стол и поднялся.
Один-один!
Да, он пересел ко мне. Теперь был рядом, а не напротив. Одной рукой обнял меня за спину, а вторую — положил на мою, державшую вилку. Мы просто гениальные аферисты — так играть. Оскара, Грэмми и Пальмовую Ветвь нам!
Он подцепил губами мясо на моей вилке и, глядя в глаза, начал кивать.
— Ты была права, это вкусно.
Уходить он явно не собирался. Его рука все еще была на моей спине, хотя нет, уже ниже. Наши бедра соприкасались под столом. И еще этот неотрывный зрительный контакт…
Черт возьми! Я схожу с ума.
— Ты знаешь, — сказала я и тут же чуть прокашлялась, поняв, что голос немного охрип, — один известный психолог утверждал, что акт совместного поглощения пищи между мужчиной и женщиной гораздо интимнее секса.
Я вспомнила все известные матерные слова. Что за чушь я несу? И Ратомский это понял, поэтому спросил:
— У этого ненормального человека фамилия не Фрейд? А то, что ты сейчас делаешь, называется, кажется защитным механизмом психики.
Больше не могу смотреть в эти глаза. Они мешают думать. Я чуть отодвинулась, дав понять, что пора убрать руку. Не помогло. Он двигался миллиметр за миллиметром, сантиметр за сантиметром за мной по деревянной скамейке, пока я не коснулась плечом стены.
— Ярослав, пересесть не хочешь?
— Ни капельки.
Он перегнулся через стол, взяв свои приборы, и остался сидеть рядом. Через две минуты я смогла немного расслабиться. Теперь он просто сидел рядом, как будто мы были незнакомыми людьми на соседних креслах в самолете.
Я не приму это поражение. Счет еще не в его пользу.
— У тебя что? — кивнула я на шашлык.
— Антикучо. По сути, обычный… Нет, не совсем обычный, судя по вкусу. Приправлен отлично. И это говяжье сердце.
Я руками сняла с шампура один кусок и, опустив в соус, откусила, наблюдая, как искоса бросает на меня взгляды Ратомский.
Нет, милый, все по Фрейду. И твое сердце я сожру с не меньшим удовольствием. Или просто пережую и выплюну.
— И что теперь? — спросила я, попробовав еще курицу и свиные ребра. По виду и по вкусу точно. Надеюсь, так и есть. — Стандартно будешь меня соблазнять?
Ответом мне была лишь очередная ухмылка. Он бросил деньги на стол и поднялся, подав мне руку.
Я не готова была уходить. Мне нужен был разговор. Но разговора не получилось. Вроде и было, но ни о чем. Как секс без оргазма.
Но все же подала ему руку. С моментом не угадала. Он, кажется, узнал обо мне больше, чем я о нем. Он потянул меня на себя, из-за чего я сильно ударилась бедром о подлокотник, и прижал к себе, шепнув на ухо:
— Не играй со мной.
Я и не играла. Это уже было далеко за пределами игры. И вот он этот самый момент, которого я ждала. Проведя двумя пальцами по его щеке, где чувствовалась колкость щетины, я попросила:
— Ярослав, давай договоримся…
— О, это уже интересно.
— Больше никакой мести, пожалуйста. Я устала. Ты можешь меня ненавидеть, но…
Тут я специально запнулась, ожидая, что он меня сейчас переубедит, начнет говорить, что никакой мести и ненависти не было. А он молчал. Смотрел куда-то мне за спину, но все же спросил:
— Но?..
— Просто остановимся, — попросила я. — Я тебе обещаю.
— Я тебе тоже, — эхом отозвался он и посмотрел на меня так, как будто даже не осознал, что сказал.
Я выдохнула и сделала шаг назад, но при этом вложив свою руку в его. Ратомский довольно улыбнулся и потянул меня к выходу. Кажется, ему не терпелось оказаться в гостинице.
Но он продолжать думать. Я видела это, всю дорогу глядя на его сосредоточенный профиль. Он красив, но в то же время холоден.
Как же растопить твой лед? Как это удалось Алисе? Только их отношения и наши были совсем разными.
Возле входа в отель я остановилась, преградив ему путь и положив свободную руку на грудь, пока пальцы второй все еще были в мужской ладони.
— Ярослав, что у тебя здесь? — и для достоверности вывела от ключицы до пупка и обратно форму в виде сердца.
Получилось так себе, но он следил за каждым движением.
— Боль, — коротко ответил Ратомский.
И он не врал. Но прозвучало это так искренне и так… Как будто меня саму ударили в грудь. Я не чертов эмпат, но ощутила, как ему больно. Слишком сложная жизнь, слишком мало любви, слишком большие потери.
Он был прав. Я сука! Но и сам не лучше…
Но эта мимолетная слабость быстро прошла, когда его взгляд снова стал таким же, как и был прежде.
— Дина, не надо ко мне применять свои психологические штучки.
Он шел рядом. К моему номеру. Причем так уверенно…
— Спасибо, что проводил, — повернулась я к нему с самой искренней улыбкой, так и не достав карточку.
Минута… Нет, секунда замешательства.
А потом он просто пригвоздил меня к стенке и поцеловал. До боли. И я ответила. Наши языки просто кружились вокруг друг друга с неистовой скоростью, руки скользили по одежде, но не переходили границы, тела разделяла только одежда…
Я не хотела отрываться даже тогда, когда его руки начали задирать подол платья. Но нет…
На сегодня — стоп!
— Ярослав, у нас же только первое свидание, — уперла я руки в его плечи.
— Дина, ты меня с ума сводишь.
— Ты меня тоже.
Он не уйдет… Не сможет. И я просто захлопала глазами, когда он сказал:
— Спокойной ночи.
А потом… Просто пошел дальше по коридору, даже не обернувшись. В его движениях не было сомнения.
Я открыла дверь и засомневалась. Прислонившись спиной к двери, досчитала до десяти. Не вернулся. Еще раз до десяти. Нет.
Быстро приняв душ, нашла в чемодане чулки и, надевая их, подумала, что я идиотка. Но у меня осталось только семь дней. И все будет по-моему.
Черное кружевное белье, чулки без пояса, чтобы не было слишком пошло, наверх — халат отеля, достававший мне до пят.
Каждый шаг до его номера был болью и возбуждением. Я не знала, как он поступит. И это пугало. Нет, я его знала, но он мог поступать неожиданно.
Сама же все затеяла. Значит — иду до конца. Вот это мой адреналин, самый сильный. И Ратомский был прав — неизвестность и есть подпитка.
Глава 19. Ярослав
Я был уверен, что она придет.
Хочешь поиграть, Дина — поиграем. Только теперь по моим правилам.
Душ принимал с открытой дверью ванной, чтобы не пропустить стук. А она все не шла. Неужели это была не наигранность? Да быть не может! Она так смотрела мне вслед — я это чувствовал затылком — хотела, чтобы вернулся и оттрахал ее. Но она тоже не дура, не бросилась же сразу следом.
Ладно, еще подождем.
Стук был уверенным. Я только выключил воду и вышел из кабины. Не успев вытереться, я просто обмотался полотенцем и пошел к двери.
Она стояла в халате почти до пят и одноразовых тапочках. Волосы высоко собраны и заколоты на макушке, а запах… Казалось, я его чувствовал, когда еще и не успел дверь открыть.
И чего она ждет? Приглашения?
Мы молчали, что уж совсем удивительно, и смотрели друг на друга. Она в итоге сделала шаг, и я тут же прижал ее к стене, ногой захлопывая дверь. Мое полотенце уже было на полу, через минуту — и ее халат.
Подготовилась. Только белье жаль. Оно, видимо, дорогое. И, кстати, довольно красивое.
Она потянулась за поцелуем, обняв меня за плечи, но я приложил палец к ее губам. Не хочу, не сейчас. Я слишком долго ждал. А воздержание плохо на мне сказывается.
Я убрал палец от ее губ и положил руки на талию, потом опустил ниже, подцепив с двух сторон тонкие полоски ткани. Тишину, такую необычную, прерывало до этого момента только наше дыхание, теперь — звук разорванной ткани. Я отбросил маленький клочок в сторону и подхватил ее под бедра, заставив забросить на меня ноги.
Она сводила меня с ума. И своими глазами, и запахом, и даже руками, снова вцепившимися в мои плечи до боли. Я не знаю, как она это делает, но даже не удивлюсь, если на других баб у меня уже и не встанет.
И сейчас я не хотел никаких нежностей в виде поцелуев или прелюдий. Я просто хотел ее. Сильно, до помутнения рассудка, почти животно.
Она обвивала меня ногами, а я до боли сжимал ее бедра, просто впивался в кожу, как будто хотел быть внутри нее. Хотя и так уже был… Насколько это возможно, но мне мало. Я хотел проникнуть полностью в нее, каждой клеткой тела, но пока получалось только членом.
Мы так не сказали друг другу ни слова. Но именно так жестко, резко и она хотела. И не скрывала. Ее стоны были красноречивее слов, ее движения выдавали то же желание. Мы обжигали шеи друг друга дыханием, но мне все равно было мало. Мало ее.
Я кончил, она — за пару секунд до меня, положив подбородок мне на плечо. Что со мной делает эта чокнутая? Это не любовь, я уверен. Любил я Алису… Это какая-то ненормальная потребность в ее теле.
Не отпуская ее ноги, я дошел до кровати, когда она подняла голову и провела руками по моему лицу, произнеся то, о чем я думал:
— Мне тебя мало.
— Я бы затрахал тебя так, чтобы больше такие бредовые мысли не возникали в твоей голове.
Столько времени — и такие дурацкие слова. Я вдруг почувствовал, как что-то изменилось. Между нами.
Я опустил ее на кровать и лег рядом, при этом едва не запутавшись в москитной сетке. Она провела рукой по моей груди, по животу, и пальцы остановились в самом низу. Блядь, я снова ее хочу! Такое ощущение, что даже физиология дает сбой. Хотя это, скорее, не сбой, а наоборот.
Я перевернулся, навалившись сверху. Тоже дико хочу, но уже не с таким бешенством. Медленнее. Она сразу же раздвинула ноги, согнув их в коленях, а я сплел наши пальцы рук над ее головой, оставив легкий поцелуй в уголке ее губ.
Она тут же приподняла голову, потянувшись за еще одной порцией ласки. Какая ненасытная… И я позволил ей найти свои губы. Этот поцелуй был медленным, изучающим. Я чувствовал каждую неровность на ее языке, гладкость неба, мягкость губ…
И я толкнулся вперед, чем вырвал стон прямо мне в рот. Она немного повела бедрами — призыв к дальнейшим действиям. Но я не спешил. И без того был оголенным нервом, как и она. Каждое прикосновение — миллион ощущений, каждое движение — до оргазма. Теперь я понял, что это значит… Что значит — быть в ком-то больше, чем просто членом. Мы были слишком глубоко друг в друге.
Я отпустил ее руки, которые тут же вцепились в спинку кровати. Блядь, вроде не раз наблюдал такую позу, но сейчас это выглядело так сексуально, что можно кончить, даже не начиная. Просунув одну руку ей под спину, расстегнул лифчик, чтобы снова увидеть ее подрагивающую при каждом толчке грудь. Но теперь я хочу это видеть по-другому.
Когда я оставил ее тело, наткнулся на непонимающий взгляд. Нет, дорогая, все еще впереди…
Проводя руками по ногам, я ненавязчиво поднимал их вверх, пока не забросил к себе на плечи и тут же оказался снова в ней. Она выгнулась так, сильнее сжав спинку кровати, что я понял — хватит терзать нас обоих.
Я смотрел на нее сверху вниз, наблюдая за каждым изменением. Вот она прикусила губу, вот сильнее надавила ногами мне на плечи, вот приподнялась, когда я остановился. Она чувствовала меня, я чувствовал ее.
Сильнее застонав, когда я ускорил движения, она так в конце вскрикнула, прогнувшись, что тут бы кончил даже импотент. Это был не просто секс, не простое удовлетворение, а какая-то пока непонятная хрень.
Она сбросила ноги, оставив их разведенными, так что я удобно устроился между ними, чуть потянув ее за собой в сторону. Она снова провела рукой по моей щеке и попросила:
— Расскажи мне о себе.
— Кажется, мы уже проходили, — ответил я, посмотрев в потолок.
Она попыталась выпутаться из моих объятий, но не получилось. Опять будет строить из себя обиженную девицу, которую поимели, а потом не окольцевали?
Но нет… Она просто поерзала, чтобы лечь удобнее, а потом начала тихо, но внятно говорить:
— Мои шрамы — последствия моей же глупости. Это была дурацкая выходка, но я была молода и глупа. Тонкое лезвие, как и бритва, режут больно, а мы играли на крик. То есть кто первый сдастся и заорет. Я ненавижу проигрывать, даже второе место — это проигрыш. Поэтому не сдавалась, пока не начала терять сознание от кровопотери. И я все же, мать их, выиграла.
— Откуда это стремление? — спросил я, когда она замолчала. Спросил осторожно, боясь нарушить хрупкость момента.
— Я не знаю. Просто однажды кто-то сказал, что я чего-то не могу, ну, а доказать обратное не составило труда. Потом и понеслось, когда я почувствовала, что можно быть свободной. Я всегда жила в рамках, слишком меня оберегали, поэтому хотелось пойти против системы. И я не заметила, как меня затянуло. Я даже стояла с револьвером, приставленным к башке, где была лишь одна пуля в барабане, и думала — выстрелит или нет. А потом мне помог Калинин. Как будто просто выключил меня, пока не появился ты…