Получил от всего этого огромное удовольствие.
И все это время я предвкушал вечернюю встречу с Рыжей Кошкой. На процедуры я забил, но ночную тренировку не пропущу ни за что!
Идея с душем мне охренеть как понравилась! Как я сам не догадался? В душе мы еще не пробовали…
Кошечка краснеет.
Смущается. Опускает глаза.
О, этот нежный румянец! Он так меня заводит!
Не меньше, чем ее обалденная грудь. Это не грудь, а просто сказка! Для большого мальчика, истосковавшегося по женской ласке.
О, сколько еще разных сказочных штук мы не попробовали! Душ — это только начало.
Я умираю от нетерпения.
А Рыжая Кошка начинает забывать, что нужно смущаться. Ей не до того. Она слишком занята приближающимся оргазмом.
Струи воды стекают по ее груди. Мой язык ласкает то один сосок, то другой.
Я взялся намыливать ее, и сделал это качественно. Так, что она громко стонала еще до того, как мои пальцы проникли в ее нежные податливые складочки. Обнаружили там восхитительную горошину и вплотную занялись ее изучением.
Так, хватит прелюдий!
Я разворачиваю кошку спиной к себе. Заставляю ее выгнуть спину и наклониться вперед. Офигеваю от прекрасного зрелища. И врываюсь в уже знакомую упругую влажность.
Я так по ней соскучился!
Она упирается руками в стену, я вбиваюсь в нее автоматной очередью, она стонет, запрокидывает голову назад, а потом начинает жалобно всхлипывать.
Не плачь, моя кошечка.
Все будет хорошо. Все будет просто охеренно!
Рыжая Кошка спит. Я ее вымотал.
Честно говоря, у меня самого ноги дрожат от долгого напряжения. И в теле звенящая пустота, такая — хоть летай. Надо бы что-нибудь сожрать для восполнения сил.
Еще днем я забил Кошкин холодильник, и сейчас голодному волку, обессиленному брачными игрищами, есть чем подкрепиться. Я зубами рву ветчину, откусываю полбуханки за раз и запиваю все ледяным пивом.
Давно не испытывал такого зверского аппетита! И такого кайфа от еды.
Я сейчас вообще от всего испытываю какой-то особый кайф. От прогулок по этому тихому городку, от свежего морского ветра, от запаха стружки и работы с деревом.
И, конечно, от Кошки. Она — мой эликсир.
Я как будто родился заново!
Я избежал смерти. Я не знаю, что меня ждет в будущем. Но пока… пока я буду наслаждаться жизнью на всю катушку.
Я возвращаюсь в спальню.
Присаживаюсь на край кровати и любуюсь спящей обнаженной кошкой.
Умопомрачительные изгибы!
Она лежит на боку, и форма ее тела напоминает виолончель. Самую сексуальную виолончель на всем белом свете! Мой смычок, еще пару минут назад почти дохлый, снова начинает шевелиться.
Рядом с такой виолончелью и мертвый оживет! Чтобы сыграть на ней ламбаду.
Грудь моей секси-медсестрички — это отдельная песня. Я не выдерживаю, подвигаюсь поближе и кладу руку на нежную белую кожу.
Убираю волосы с ее лица, смотрю на пухлые манящие губы… И неожиданно для самого себя наклоняюсь и целую их.
Мы ни разу по-настоящему не целовались.
То есть, мы, конечно, терзали губы друг друга, сражались языками и кусались. Чего только не было в урагане бешеной страсти…
Вот этого как раз и не было.
И не должно было быть.
Потому что это — уже лишнее. Это что-то из области чувств. А у нас тут просто сумасшедший секс.
Это лишнее, но остановиться я не могу. Настя… она сладкая. Теплая. Податливая и страстная. Она — чистая женственность.
Просто богиня…
9
Настя
Утром я, как обычно, проснулась, приняла душ и начала готовить завтрак. Матвей еще спал, и я не удержалась, надела его футболку.
Мне так не хотелось расставаться с его запахом… Футболка как будто продолжает обнимать меня, пока его нет рядом.
Я вдруг подумала: надо ее украсть. Когда он уедет, я буду ее носить и вспоминать наши невероятные ночи.
От этих мыслей сердце защемило. К глазам подступили слезы.
Так, спокойно!
Да, он уедет. Он тут ненадолго. Пройдет месячный курс терапии, и отправится домой. Я это знала с самого начала. У меня не было иллюзий…
Я, так же как и он, просто хотела немного сойти с ума. Мне это полезно. После шести-то месяцев воздержания. Я уже почти начала превращаться в старую деву!
У меня не было иллюзий, но сейчас они появились. Потому что Матвей уже вторую ночь ночует у меня. Потому что он забил мой холодильник и, как будто, обосновался здесь надолго.
Он строит мне новую беседку!
И все равно — я не должна ни на что надеяться.
Не должна. Но надеюсь.
Потому что я женщина. Мне двадцать семь. Я хочу нормальных отношений. Хочу семью…
Я слышу скрип двери и шум воды в ванной. Через некоторое время — шаги за спиной. Даже по походке слышно, что Матвей прихрамывает. Но с тростью уже не ходит. Во всяком случае, дома. На дальние расстояние ему, пожалуй, еще тяжело передвигаться без поддержки.
Так, это во мне проснулся медик. А я сейчас — сексуальная девушка.
Матвей приближается.
Я изо всех сил втягиваю живот, расправляю плечи, выставляя грудь вперед. И улыбаюсь. Приветливой легкомысленной улыбкой.
— Садись, каша почти готова, — говорю я.
Мне так приятно кормить его завтраком! У меня давно не ночевал мужчина. Я так давно ни о ком не заботилась… Я наслаждаюсь каждым мгновением!
Но Матвей все портит.
— Я что, гусь, зерном питаться? — выдает он.
— Не любишь кашу? — растерянно лепечу я.
Ну да, конечно. Вчера я оставляла ему кашу и сырники, и кашу он есть не стал.
— Не-а.
— А что ты ешь на завтрак? Я тут еще тесто для блинов развела…
— Я ем мясо, — рычит Матвей. — На завтрак, обед и ужин.
— Ладно, я сейчас…
— Кстати, сегодня привезут мангал, — выдает он. — Вечером у нас шашлык.
Он снова остается у меня…
По сердцу разливается тепло.
Матвей вскакивает со стула, отодвигает меня от плиты.
— Отойди, женщина.
Увеличивает огонь под сковородой, на которой я собиралась печь блины и достает из холодильника бекон.
— Сиди, отдыхай, — говорит он. — Я накормлю тебя настоящим диким завтраком.
— Диким? — смеюсь я.
— Ночью ты была дикой тигрицей, — ухмыляется он, вгоняя меня в краску. — Тебе тоже нужно мясо.
А потом добавляет с отвращением:
— Каша! Больше никогда не корми меня кашей.
Это звучит так, как будто у нас еще много завтраков впереди. Как будто у нас есть будущее…
Да нет, он не имел в виду ничего такого, уговариваю себя я. Это просто слова. Наше будущее — ближайшие три недели. Максимум.
Если я не надоем ему раньше. Что вполне возможно.
Такой мужчина…
Чудо, что он обратил внимание на меня!
Я любуюсь им. Он сейчас занят, на меня не смотрит, и я могу беспрепятственно разглядывать его упругую задницу, которую прикрывают лишь боксеры. Его мощную прокачанную спину. Его руки, которые ночью меня обнимали…
И шрам на бедре, от созерцания которого у меня щемит сердце….
— Нравится? — внезапно выдает Матвей.
— Что? — смущаюсь я.
Я зависла, не заметила, что он обернулся и смотрит на меня.
— Да, нравится, — отвечаю я, преодолев неловкость.
А чего тут скрывать?
Матвей удовлетворенно хмыкает, а потом задает неожиданный вопрос:
— Это твой дом или ты его снимаешь?
— Мой, — отвечаю я. — От бабушки достался.
Обычно я добираюсь на работу на автобусе, но сегодня Матвей подвозит меня на машине. Которую он арендовал на время пребывания в нашем городке.
— Высади меня пораньше, — прошу я. — Пройдусь пешком.
— Это еще зачем?
— Не хочу, чтобы нас видели вместе.
— А тебе не все равно?
— Нет, мне не все равно! Ты уедешь, а я останусь.
— Да, ты права, — соглашается Матвей. — Не будем портить твою репутацию порочными связями.
Я выхожу из машины.
Матвей уезжает.
Мне нужно пройти пятьсот метров. И они кажутся невероятно долгими.
Потому что на мои плечи ложится тяжесть разочарования. Вполне предсказуемого, но все равно непереносимого.
Он не возражал.
Он уедет. У него нет никаких планов на будущее…
А чего я хотела? Что через два дня он предложит мне руку и сердце?
Это было бы очень глупо!
Но на самом деле — да. Уж себе-то я могу признаться. Я хотела именно этого. Я бы согласилась в ту же секунду.
Я уже начала придумывать имена нашим детям!
10
Матвей
Серега, мой лучший друг, позвонил как раз перед тем, как я собрался на процедуры. К своей секси-медсестричке.
— Сегодня видел Загорского, — выдал он.
— Ну и?
Я замер в тревожном ожидании. Загорский — моя надежда на то, что ситуация разрешится быстро и относительно безболезненно.
Ему, так же как и мне, перешел дорогу Каримов. Наглый, жадный и беспринципный ублюдок, не гнушающийся никакими методами. Вплоть до физического устранения.
Это из-за него я три месяца валялся на больничной койке. А по его плану должен был валяться на кладбище…
На рынке застройщиков всегда было напряженно до жести. Деньги гуляют немаленькие, многие хотят оттяпать свой кусок. Но Каримов… он просто бандит из 90-х.
Если мы с Загорским объединим усилия, то сможем выпереть его с рынка. И из города. А я бы так вообще выпер его из жизни… Зуб за зуб, как говорится.
Но я не убийца. Мне достаточно будет уничтожить его бизнес. Пустить его по миру, и, конечно, отправить за решетку.
— Загорский рвет и мечет, — выдал Серега. — Каримов отжал у него выгодный заказ на торговый центр.
— Прекрасно. Ты ему намекнул?
— Ага.
— Без лишней инфы?
— Все как ты просил. Он, как и все остальные, думает, что ты в Тайланде.
— Ну и пусть думает до поры до времени.
После аварии мне нужно было срочно скрыться. Поэтому я попал в задрипанную областную больницу, а не в нормальную столичную. Тамошние врачи напортачили, и мой перелом сросся неправильно.
Уже потом, с новыми документами, я оказался в хорошей клинике. Где мое бедро перекроили заново. И порекомендовали реабилитационный центр на море для быстрого восстановления.
Серега пустил слух, что я парализован, в инвалидном кресле, прячусь в Тае и возвращаться не планирую.
Но я скоро вернусь!
Вот будет сюрприз для Каримова…
— Слушай… — начал Серега.
— Что?
— Ты уверен?
— В чем?
— Что тебе все это надо. Ты легко можешь вывести активы и жить безбедно. Или начать все заново в другом месте.
— Ты предлагаешь мне сдаться? — набычился я.
— Не то чтобы предлагаю… Хотя да. Предлагаю.
— Ты хочешь, чтобы Каримов победил? А я оказался лузером?
— Я хочу, чтобы ты остался живым.
— Я живой. Ты даже не представляешь, насколько я живой! И как у меня чешутся руки выкрутить этому скоту яйца…
О, да!
Я чувствую кипение адреналина в крови. Я в предвкушении. Я очень хочу плюнуть в хамскую зажравшуюся рожу Каримова.
Во мне бродит боевой задор. И я кайфую от этого.
У меня были моменты слабости, физической и ментальной, когда мне приходили в голову мысли об отступлении. Мне хотелось просто заползти в темный угол и затаиться. Или вообще умереть — чтобы не влачить жалкую жизнь инвалида.
Но, блин!
Эти моменты были недолгими.
Я все равно был уверен, что выберусь из этого дерьма. Научусь ходить. Пришью железную ногу, если надо. Придумаю что-нибудь!
Я живучий. И упрямый.
И злой…
— Матвей Иванов, входите, пожалуйста.
Рыжая Кошка выглядывает из-за двери своего кабинета. С видом строгой докторши.
Я сижу в коридоре, жду процедур. Задумался и забыл о времени. А мое время уже наступило!
— С удовольствием войду, — выдаю я.
И, как только за нами закрывается дверь, я задираю Кошкин халат. И облапываю ее шикарную попу.
— Прекратите, пациент Иванов! — строгим голосом произносит она.
И пытается вырваться.
Бесполезно.
Секси-кошечке не вырваться из лап озабоченного тигра.
Я разворачиваю ее лицом к себе. Сажаю на стол, утыкаюсь лицом в ее роскошное декольте. Этот белый халатик просто сводит меня с ума!
— Прекрати, Матвей, — жалобно произносит кошка.
— Я не могу.
— Нас могут увидеть…
— Не могут. Я запер дверь на ключ.
— У тебя занятия на тренажерах…
— Я знаю более эффективные занятия для разработки моего бедра. Реально, я чувствую себя гораздо лучше после наших ночных упражнений. Клянусь!
И тут я не шучу. Я здоровею просто на глазах.
— Так что, доктор, давайте продолжим наши чрезвычайно полезные тренировки.
Я вижу, что Настя готова сдаться. Она сама возбуждена!
Она косится на дверь. Задумчиво прикусывает губу… Черт! Смотреть на это и ничего не делать — просто невозможно.
— Ты когда-нибудь устаешь? — внезапно спрашивает она.
— С тобой — никогда! Ты же виагра. Мертвого поднимешь. Вот, сама смотри. Расстегни халатик. И блузку. Ну давай, кошка. Неужели ты меня до сих пор стесняешься?
Да, она стесняется! После всего, что было… Поразительное создание.
Но все же расстегивает.
— Видишь? Только что мой пистолет валялся дохлый и замученный, а теперь торчит огурцом!
Она смущенно улыбается. Кладет руку на горячий нетерпеливый пистолет. В глаза мне не смотрит, ей неловко. Щечки покраснели, веснушки на вздернутом носике попрятались от смущения, аккуратные ушки стали розовыми…
Она облизывает губы.
Неужели она собирается… О, да! Моя порочная мечта в реальности. Секси-медсестричка ублажает пациента прямо на рабочем месте.
Она уже делала это. Ласкала мой пистолет своими сладкими губами. Не очень умело, но с таким энтузиазмом! Не удивлюсь, если для нее это был первый раз.
И это охренеть как заводит! Ее неумелость, искренность, страстность.
Она не из тех пластмассовых кукол, которые в сексе думают о том, как выглядит их силиконовая грудь. Пытаются принять живописную позу и искусственно стонут, изображая страсть.
Кошка ничего не изображает. Она — настоящая. Необузданная и в то же время скромная… Да, вот такая невероятная смесь!
В прошлый раз она делала это ночью. В темноте. В порыве страсти, когда все неловкости были забыты и все смущения отброшены.
Дай ей волю — она бы вообще занималась сексом в темноте. Под одеялом. А это преступление — лишать меня дивного зрелища…
Сейчас светло. И поэтому Рыжая Кошка страшно смущается. Но все равно делает это!
Ее губы на моем пистолете. Он яростно толкается в нее, не в силах сдерживаться. Она закашливается, смотрит на меня виновато.
— Попробуй расслабить горло, — говорю я.
Она подчиняется. Моя послушная дикая Кошечка…
О, да!..
11
Матвей
По саду разносится умопомрачительный запах жареного мяса. Я раздуваю угли, отпиваю из бокала местное вино. Сухое красное. Не Бордо, конечно, но вполне приличное. Кайф!
Сейчас еще Кошка придет с работы, и будет полный праздник.
Завтра начну мастерить беседку — руки уже чешутся. А еще я вызвал электрика и водопроводчика. В Кошкином доме проводка такая хлипкая, того и гляди пожар случится. И трубы все текут, латанные-перелатанные. И вообще надо сантехнику поменять.
Блин, я дарю красивой девушке унитаз!
Оборжаться просто.
Я всегда был щедр с женщинами. Шубы там, камушки, курорты — без проблем. Это как бы само собой разумеется.
Но трубы, унитаз и беседка… это что-то новенькое!
Потому что Кошка — не такая, как другие девушки. И обстоятельства другие. И я немного другой после всего пережитого.
И тут вдруг меня осенило: а что обо всем этом думает Настя?
Она ведь может решить, что у меня серьезные намерения. Что я вообще собираюсь к ней переехать…
Она обо мне ничего не знает. Не задает лишних вопросов — я и рад. Не приходится врать.
Она вряд ли себе представляет, в каких сферах я работаю, где и как живу… И насколько моя жизнь далека от жизни этого небольшого курортного городка. В котором она родилась, выросла и осталась, отучившись в краевом центре.