Я затеял строить беседку просто по кайфу. Скорее даже для себя, чем для Насти. Немного увлекся и начал приводить в порядок дом… И это тоже доставляет мне удовольствие.
Я вообще люблю создавать новое прекрасное на месте развалин. Делать из дерьма конфетку, как говорит Серега. Поэтому и занимаюсь стройкой.
Но, блин, Настя точно поймет меня неправильно. Надо прояснить ситуацию.
Но как?
Что, если после прояснения Кошечка выпустит когти и прогонит меня в шею?
Меня такой вариант категорически не устраивает! Я планирую задержаться в ее постели до конца своего пребывания здесь.
Но все равно — надо прояснить. Не хочу быть очередным мудаком в ее жизни.
Или я все равно им буду?
Или я уже мудак?
Сложный вопрос. На который обычно есть два ответа, женский и мужской.
Женщины хотят вить гнездо, это их природа. Мужики хотят продолжать охотититься — так они устроены.
Отсюда все конфликты, сотрясающие человечество на протяжении тысячелетий.
Ага, очень удобно уйти в философию, когда не знаешь, как сказать женщине, что она для тебя — лишь временное развлечение. И утешение.
И эликсир, возвращающий к жизни.
Настя появилась как раз вовремя — когда я дожарил последнюю партию шашлыка.
Стоит, таращится на меня. Зеленые глазищи распахнуты, губы припухшие — и я помню, от чего. Блузка в районе груди натянулась, дурацкая бесформенная юбка прячет стройные ноги — но я все равно их вижу…
— Что? — спрашивает Настя неуверенным тоном. — Что ты так смотришь? У меня помада размазалась?
И ей даже в голову не приходит, что я ею любуюсь! Откровенно, не скрываясь. Смотрю и хочу ее. Любая баба на ее месте сразу бы это поняла. А Настя…
Блин, что у нее вообще в голове?
Откуда такое пренебрежительное отношение к себе? Бесит прямо!
— У тебя есть зеркало? — спрашиваю я.
— Что? — теряется Кошка.
— Есть, я видел. В ванной, в прихожей и в спальне. Ты когда-нибудь в него смотрелась?
— Что за вопросы? — Кошка не понимает, к чему я клоню.
— Пойдем со мной, — говорю я.
И тащу ее за руку в спальню.
Останавливаюсь перед зеркалом, встаю позади Кошки. Обнимаю ее сзади — просто не могу удержаться.
И говорю:
— Смотри.
— У меня волосы растрепались, — она поднимает руки и начинает поправлять прядь, выбившуюся из ее шикарного рыжего “хвоста”.
Ладно, пусть. Я не мешаю.
— Теперь волосы в порядке. Что ты видишь?
Настя внимательно вглядывается в зеркальную поверхность.
— Тушь потекла? Пятно на юбке?
Она оглядывает себя критическим, я бы даже сказал, прокурорским, взглядом.
— Ну ты и дурочка! — не могу удержаться я.
Кошка слегка краснеет. Не злится, а чувствует себя виноватой.
— Ты прекрасна! — выдаю я.
Чем ввожу ее в полный ступор.
— Смотри, какие у тебя глаза! Ты когда-нибудь такие видела? Зеленые! Кошачьи. Колдовские.
— Да они скорее серые… — лопочет Кошка.
— На солнце зеленые, не спорь. А губы? Они же идеальны! Их хочется целовать и не только…
Пистолет напрягся, вспоминая, как они великолепно на нем смотрелись.
Я не мастер говорить комплименты. Нечасто практикую. Разве что, если надо затащить девушку в постель.
Но Кошка… Она так мило смущается, так ошарашенно и благодарно на меня смотрит, что у меня развязывается язык.
— Я же рыжая, — выдает она. — У меня веснушки и вообще…
— О, да! Обожаю рыжий цвет. Слабость у меня к рыжим. Веснушки твои — вообще дикая красота. А еще мне нравится…
Я начинаю расстегивать блузку Насти.
— Ты когда-нибудь видела такую офигенную грудь? — говорю я, освобождая мою прелесть.
— Она слишком большая, — лепечет Настя.
— Запомни, детка, четвертый размер — это идеал. И не только мой, поверь.
— Вообще-то у меня пятый…
— Блин, я опять возбудился!
В тот момент, когда Рыжая Кошка испуганно и восторженно смотрела на себя в зеркало… Я вдруг подумал: а, может, правда, послушать Серегу и отступить?
Остаться здесь, с Настей. Начать новое дело.
Сидеть вечерами в беседке, есть шашлык и пить вино. А ночью спать, уткнувшись в эту обалденную грудь, с размером которой я приятно ошибся.
Блин, я же собирался намекнуть Кошке, что у нас не будет никакого продолжения! А вместо этого заливаюсь соловьем, расхваливая ее прелести.
Да еще и рассматриваю возможность остаться…
Я, что реально об этом думаю?
Всерьез?
12
Настя
Вся моя предыдущая сексуальная жизнь по сравнению с тем, что происходит сейчас — это как сельская дискотека и яркий бразильский карнавал.
Я всегда была скромной в плане секса.
Пугливой, нерешительной, зажатой до невозможности. Нет, я чувствовала возбуждение, когда была с мужчиной… Но оно было вообще не похоже на то, что я испытываю сейчас.
Раньше я всего стеснялась. Своих желаний, своего тела. Стеснялась раздеваться, стонать, боялась сделать что-нибудь не так…
В мои двадцать семь у меня совсем небольшой опыт. И мужчина был только один. Если не считать того однокурсника, с которым я потеряла девственность. Он мне даже не нравился! Я просто не хотела остаться старой девой. Ведь мне уже было двадцать два, у всех девчонок были парни, а ко мне постоянно клеились взрослые мужики…
Матвей изменил меня.
За эти две недели, что мы вместе… я просто превратилась в другого человека.
Я стала женщиной. По-настоящему.
Еще неделя — и курс реабилитации Матвея закончится. Он уедет.
Наверное…
Да нет, точно!
Мы ни разу об этом по-настоящему не говорили. Правда, однажды он пытался. Вел себя странно. Что-то неуверенно мямлил — а это так на него не похоже!
Я сразу поняла, к чему он клонит.
Он пытался намекнуть мне, чтобы я ни на что не рассчитывала. Пусть он построил мне беседку, отремонтировал большую часть дома и был со мной каждую ночь… Это ничего не значит.
Я все поняла, хотя ничего из этого не было сказано прямо.
Просто я стала его чувствовать. С полуслова, с полувзгляда… Как будто он моя половинка. Мой единственный на всю жизнь…
Когда я осознла, к чему он клонит, во мне вдруг взыграла гордость. Я сама заявила, что у нас просто короткий курортный роман.
— Я использую тебя для секса, — выдала я.
С неизвестно откуда взявшейся смелостью.
Да, в мечтах я готова босиком бежать за ним на край света… Но в реальности хочу сохранить лицо. Не испортить воспоминания о самом ярком месяце в моей жизни просьбами, слезами и унижениями.
Пусть он запомнит меня такой… какой считает. Роковой красавицей. Знающей себе цену.
— Всегда готов тебя ублажать, моя госпожа, — подхватил тогда Матвей.
Мы перевели все в шутку.
И занялись безумным страстным сексом. Не знаю, как для Матвея, но для меня в тот вечер удовольствие было с привкусом горечи. Но я бы ни за что от него не отказалась!
Я ни о чем не спрашиваю Матвея. Я почти ничего о нем не знаю. Правда, мы рассказывали друг другу о детстве, травили байки об учебе в вузе. Но о том, где, как и с кем он живет сейчас, я не имею ни малейшего понятия. Может, он вообще женат…
Сразу эта мысль не пришла мне в голову, но сейчас посещает все чаще. На его пальце нет кольца, но это ничего не значит. Его паспорт я не видела.
Однажды я чуть не задала этот вопрос, но в последний момент остановила себя. К счастью.
Это был бы унизительный вопрос. Он бы показал, что я на что-то надеюсь.
А если бы он ответил: “Да”? Что тогда?
Ни вернуть, ни изменить что-либо невозможно. Поэтому я буду просто наслаждаться оставшимися днями.
Я даже взяла отгулы. И мы собираемся провести несколько дней на яхте, путешествуя вдоль побережья.
Это будет сказка!
И никакие сожаления, сомнения и страхи не должны эту сказку испортить.
Сегодня суббота.
Матвей уехал на строительный рынок, хочет что-то прикупить для беседки. Она практически готова, не хватает, как он сказал, какой-то мелочи.
А завтра мы с ним отправимся в путешествие…
Я готовлю борщ. Естественно, с мясом. Запекаю ребрышки в духовке. Я даже пирогов напекла — с мясной начинкой.
Никакой каши — это я запомнила. Только суровая мужская еда.
Я услышала, как скрипнула калитка.
Почувствовала, что начинаю улыбаться. Я уже предвкушаю, как Матвей войдет, скажет, что я выгляжу сногсшибательно, что тут вкусно пахнет… Когда он рядом — я задыхаюсь от счастья.
Но это был не Матвей!
Это моя мама.
В последние две недели я старалась держать ее на расстоянии. Я приложила для этого массу усилий. Я звонила, чтобы она не волновалась. Пару раз заезжала сама — чтобы предупредить ее визиты.
И вот — она здесь.
Я не хочу, чтобы она увидела Матвея! Она потом месяцами будет изводить меня вопросами и упреками. Связалась с приезжим, пустила его в дом, вела себя, как доступная девица…
— У тебя ремонт? — удивилась мама. — Ты же еще не накопила.
— Решила начать потихоньку.
— Даже не посоветовалась! — возмущенно выдала родительница.
— Ну… да. Так получилось. Внезапное решение.
А почему я должна советоваться? Я взрослая самостоятельная женщина. Живу одна, сама зарабатываю.
Почему я всегда советуюсь с мамой? Почему боюсь ее осуждения?
Вот и сейчас — я трясусь, как заячий хвост, в страхе, что она увидит Матвея. И узнает, что у меня легкомысленный роман с мужчиной, которому я в подметки не гожусь.
И да, если она его увидит, то обязательно скажет что-то подобное.
Она всегда внушала мне, что я не красавица. И что мужчинам от меня нужно только одно. Они воспользуются мною, а потом обязательно бросят. Поэтому я должна держаться от них подальше.
И я держалась.
А теперь она упрекает меня в том, что я не завела семью! И не подарила ей внуков.
Не знаю, почему именно сейчас… Но меня вдруг захлестнула обида.
Матвей убедил меня, что я очень привлекательная женщина. Так почему родная мать всю жизнь внушала мне, что я чуть ли не уродина? Почему я двадцать семь лет прожила с этим ощущением?
А ведь все могло быть по-другому…
— Мам, — начала я. — Почему ты всегда говорила мне, что я некрасивая? Зачем внушала эту неуверенность в себе?
Мама опешила. Я уже жалела о своей несдержанности. Сейчас она обидится, будет говорить, что я неблагодарная…
Надо было просто промолчать! Как обычно.
Но мама меня удивила.
— Потому что боялась! — произнесла она. — Я воспитывала тебя одна, не знала, как защитить… У тебя же в двенадцать грудь выросла! А кругом похотливые мужики.
— И чего ты боялась? Что я стану шлюхой, если буду чувствовать себя красивой?
— Не знаю, дочка. Не знаю. Я просто не знала, как надо. Меня в свое время тоже никто не хвалил..
— Ладно, мам, прости. Не знаю, что на меня нашло… Все нормально.
— Ты у меня красавица, — выдала мама. — И умница, каких поискать.
— Абсолютно согласен, — внезапно раздался голос Матвея.
Мама резко оглянулась, ее челюсть медленно поползла вниз, а глаза расширились от удивления.
Потому что Матвей зашел как к себе домой. Рубашка расстегнута, в руках ящик с инструментами, а из кармана шорт торчит бутылка вина…
Блин.
13
Матвей
— Добрый день! — произнес я предельно вежливо.
В то время как меня сканировали по поверхности и просвечивали рентгеном изнутри.
— Это… кто? — раздался, наконец, обличающий голос.
— Это… строитель, — выдала Кошка. — Занимается моим ремонтом.
Она умоляюще смотрела на меня, хотела, чтобы я поддержал ее легенду. А я что? Я запросто.
— Матвей, — представился я.
— Ольга Викторовна. Мама Насти.
Я, в общем-то так и подумал. Хотя Настя совершенно не похожа на свою родительницу.
Эта женщина явно с железным характером. И стальным стержнем. Даже не сомневаюсь — она держала дочь в ежовых рукавицах.
— Очень приятно, — я пытался быть обаятельным.
Но знать свое место. Я же строитель!
— Сейчас займусь ванной, — сказал я Кошке. — Все будет в лучшем виде.
И чуть не добавил: “Моя госпожа”. Еле удержался от этой шутки!
— Не похожи вы на строителя, — внезапно выдала проницательная родительница.
— А на кого я похож?
— Ну, может, на владельца строительной фирмы…
— А я и есть владелец. И руковожу, и сам руками работаю. Фирма у меня пока маленькая, я только начал.
Кошка смотрит одобрительно. Я все делаю правильно. Но мне дико смешно! Как бы не заржать и не провалить легенду…
— А это у вас что? — продолжает прокурорский допрос мама Кошки.
И показывает на бутылку превосходного вина, которое торчит из моего кармана. Бордо, кстати. Нашел в местном магазине элитного алкоголя.
Наверняка мамаша не знаток вин и не просечет, что это Лафит-Ротшильд 2007 года, который вряд ли по карману строителю. Даже если он начинающий владелец фирмы.
— Это вино, — говорю я. — Выпью после работы. Мы, трудяги, так расслабляемся… Но я не алкаш, вы не подумайте.
По ее взгляду я понял, что она так и подумала.
А еще она подумала, что у нас с Настей что-то есть. Это я понял по быстрым взглядам, которые она бросала то на меня, то на свою дочку. И Кошка при этом выглядела страшно виноватой…
Ага, связалась с каким-то работягой, да еще и алкашом!
— Может, по бокальчику? — предложил я.
Кошка, за спиной мамы, вытаращила глаза и провела ладонью по горлу.
Ага, понял. Плохая идея. И мне за это влетит… Уже предвкушаю!
Я не думал, что строгая Кошкина мамаша согласится. Предложил так, по приколу. Думал, она меня пошлет. Мол, иди, алкаш, займись делом.
Но она ответила:
— С удовольствием!
— Мама… — пролепетала растерянная кошка.
— А что? Я хочу поближе познакомиться с твоим… строителем.
Ага, мамаша нас точно раскусила.
Ну а что, шляюсь тут в расстегнутой рубашке, с вином. Вламываюсь без стука. Нетрудно догадаться.
И дернул меня черт за язык!
Теперь, вместо прекрасного вечера с кошкой, меня ждет ужин с ее мамашей. Кстати, если бы я остался тут навсегда, она бы стала моей тещей…
Блин, что за дикие мысли в голову лезут? Я же еще не пил!
Настя
Это был полный провал. Просто катастрофа.
И Матвей тоже хорош! Пошел бы в ванную, начал там стучать инструментами. Мама бы попила чаю и ушла.
А теперь нас ждет совместный ужин!
Вот уж точно — я такого не планировала.
Я достаю из духовки ребрышки. Матвей открывает вино, разливает его по бокалам.
— Ну, за знакомство, — произносит мама.
И мы чокаемся.
— А как вас по батюшке, Матвей?
— Э-э…
Он зависает. Как будто не помнит собственного отечества. И чего это он так растерялся? Еще минуту назад выглядел самоуверенным и ироничным. Вроде как ему это все очень забавно…
— Иванович, — наконец, ответил он.
— Очень приятно, — отозвалась мама. — А кто ваши родители?
Любопытно. Я не задавала Матвею почти никаких вопросов — чувствовала, что он этого не хочет.
Зато маму мою ничто не сдерживает. Она сейчас его наизнанку вывернет. А нечего было предлагать ей вина!
— Родители мои — замечательные люди, — ответил Матвей. — Папа — столяр-плотник, мама была учительницей, сейчас на пенсии. Они оба на пенсии. Но папа продолжает работать, как я его ни отговариваю…
— Как интересно! Мама учительница…
— Ага, а я пошел по стопам отца. Люблю делать что-нибудь руками.
Мама сразу же уставилась на руки Матвея. Хоть он в последнее время, и правда, много работал, все равно, руки у него — не рабочего человека. Слишком холеные. Не то чтобы он делает маникюр… Хотя, может, и делает у себя в столице. В общем, у работяг таких рук не бывает, это точно.
Матвей подлил нам еще вина. Мы выпили. Он подлил снова.
Вот, оказывается, в чем его план! Хочет споить маму, чтобы она не приставала с вопросами.