Конечно, у него имелись причины.
Он знал, что она поймёт, каковы эти причины.
Она, вероятно, спрашивала скорее для того, чтобы увидеть, что он скажет.
Она, вероятно, также хотела знать, чего он не скажет.
Может, дело в этом, а может, причина была другой, более связанной с Кодексом или вопросами, прозвучавшими в её вопросе. Как бы то ни было, Балидор решил высказать свои доводы вслух, чтобы быть как можно честнее.
В отличие от большинства проектов психологической деконструкции, которые он вёл в прошлом — так называлась та часть работы, которую он делал здесь (или пытался сделать; или говорил себе, что делает) — он был прозрачен с ней, почти с самого начала.
Он объяснял, что намеревался сделать.
Он объяснял, как, по его мнению, это будет работать между ними, как это будет отличаться от групповых усилий, организованных вокруг Ревика, когда Элли возглавляла проект вместе с ним.
Он просил у неё разрешения попытаться сделать то, что делал.
Честно говоря, он удивлялся, что она соглашалась.
Она почти не колебалась и не спорила, ограничивая своё сопротивление самими сеансами, где она часто блокировала его от вещей, которые, как он знал, они должны были исследовать.
Конечно, он с самого начала подозревал, что она дала ему разрешение не только от скуки. Он стал её проектом так же, как она была его проектом, и большую часть времени она выигрывала.
Ну, какая-то её часть побеждала — в большинстве случаев, к сожалению, это была наименее развитая часть.
Во всяком случае, он был честен.
Он был честен с ней с самого первого дня.
Он не видел причин менять это сейчас.
— Я делаю это, чтобы попасть в твой свет, — сказал Балидор, встретившись с ней взглядом с расстояния считанных дюймов. — Я делаю это, чтобы тебе было труднее бороться со мной. Я делаю это в надежде создать какую-то световую связь между нами, Кассандра. Что-нибудь, что уменьшит твою способность закрываться от меня. Что-нибудь, что позволит мне обойти твои защиты.
— Как тогда, когда Элли вынудила Ревика напасть на неё в резервуаре? — спросила Касс спокойным тоном, граничащим с любопытством. — Ты это имеешь в виду?
— Да, — подтвердил он, слегка задыхаясь, когда она снова принялась массировать его член.
— Понимаю. Значит, для тебя это работа, брат? Тяжёлая служба? Отдуваешься тут за всю команду?
Балидор не ответил.
Он стиснул зубы, когда она сжала его крепче, открыто ощупывая очертания через штаны. Он почувствовал её раздражение из-за ошейника, из-за неспособности исследовать его свет, а потом ещё один шлейф боли покинул её aleimi, заставив его мышцы напрячься.
Наблюдая за его лицом, Касс улыбнулась, придвинулась ближе к нему на коленях и обняла его за шею закованной в наручники рукой. Она прижалась лицом к его лицу, крепче массируя член через материал брюк.
— Я знаю, что ты говоришь себе именно это, брат видящий, — прошептала она ему на ухо.
Балидор издал низкий стон, удивив самого себя.
Её это тоже удивило.
Когда она подпрыгнула, вздрогнув от исходившей от него боли, Балидор осознал, что задышал тяжелее, а её рука крепче обвилась вокруг его шеи.
Боль усилилась.
На мгновение Касс потеряла контроль над своим светом. Её рука ещё крепче обняла его шею, её боль хлынула в него, вызывая ещё более горячий прилив в его собственном aleimi.
Балидор грубо обхватил её рукой, притягивая ближе к себе.
Она остановила его ровно настолько, чтобы стянуть рубашку с его плеч, и только тогда он осознал, что она справилась с застёжками. Он позволил ей сделать это и просто стоял на коленях, не двигаясь, пока она расстёгивала его ремень.
— Я могла бы задушить тебя этим, — сказала она ему, снова изогнув бровь.
— Можешь попробовать, — ответил он, почему-то развеселившись.
Он издал более тяжёлый звук, когда Касс сдёрнула с него ремень.
— Может быть, тебя тоже следует связать? — спросила она, на мгновение подняв ремень.
Балидор забрал у неё ремень и бросил назад, за пределы нарисованного на полу круга. Он чувствовал, как она притягивает его свет с такой силой, что часть его уже забыла, почему он должен был это делать.
Он потянулся к её рубашке, расстёгивая ту с несколько большим проворством, чем свою одежду. Через несколько секунд он начал стягивать ткань с её плеч, но потом вспомнил, что не сможет снять рубашку из-за наручников. Ещё больше боли выплеснулось из её света, когда он начал исследовать её тело прикосновениями. Она притягивала его так сильно, что он снова застонал, громче.
Балидор схватил её за пояс брюк, чтобы дёрнуть ближе к себе, затем его рука погрузилась в её волосы, мягко убирая их с лица и сжимая в пальцах.
Он поцеловал её.
Не в губы, не сразу.
Притягивая её живой свет своим собственным, он использовал своё тело, вкладывая свет в язык и губы, вкладывая его в свои руки, массируя мышцы и кожу. Он намеренно замедлился, не торопясь. Теперь он запустил другую руку под её рубашку, исследуя и задерживаясь, накрывая одну из её больших грудей ладонью, водя пальцем по соску.
Она глубоко вздохнула, когда он опустил голову, следуя ртом за пальцами и используя так много света, что она застонала.
Боги, она была голодной.
Она была такой чертовски голодной.
Балидор почти убедил себя, что она изголодалась по нему.
Он навалился своим весом, чтобы перевернуть её на спину.
Затем он оттащил её от стены, так что из-за натянувшихся цепей ей пришлось убрать руки от его тела. Он обхватил её талию руками, удерживая на месте, не давая прикоснуться к нему, пока он продолжал изучать её тело своим ртом.
В какой-то момент её прошиб пот.
Её боль стала такой сильной, что Балидор с трудом контролировал свой свет.
Потом она начала просить его, и всё стало намного хуже.
«Gaos. Gaos, пожалуйста… трахни меня. Ты даже не представляешь, как долго я ждала, когда ты меня трахнешь. Ты даже не представляешь, сколько раз я мастурбировала здесь, думая о твоём члене во мне…»
Балидор издал тяжёлый стон, снова теряя контроль над своим светом.
Ему потребовалось несколько секунд, прежде чем до него дошло, что её слова прозвучали в его сознании.
Но это не встревожило его, как должно было, а лишь сильнее возбудило.
Хуже того, это вызвало у него почти отчаянное желание снять с неё ошейник.
Но Балидор ещё не зашёл достаточно далеко, чтобы всерьёз задуматься об этом.
Вместо этого он заставил себя притормозить.
Пригвоздив её под собой руками и ногами, он наклонился, чтобы поцеловать её в губы.
Поначалу это было почти неуклюже.
Но неловкость не продлилась долго.
У неё были полные, безумно мягкие губы, и через несколько секунд Балидор стал целовать её крепче, чувствуя, как его свет снова выходит из-под контроля.
Он целовал её долго.
В какой-то момент он снова забылся, забыл, что делает.
Он просто отдался процессу.
Он уже открывался ей по-настоящему и даже не задумывался об этом настолько, чтобы осознать, как он это делает. Он открылся, сам того не желая, а потом стал притягивать её — чувственно, медленно, неумолимо, раз за разом прося.
Он почувствовал, что сначала она пытается обратить это в нечто забавное.
Затем он почувствовал, как она борется с ним, пытаясь трахнуть, но не впускать в свой свет.
Потом она прекратила и эти попытки.
Когда Балидор не остановился, она издала ещё один задыхающийся звук, а затем её ноги обвились вокруг его нижней части тела, и он почувствовал, как её свет раскрывается.
Не до конца.
Эта чёртова штука в её груди, заглушающая сердце — она не позволяла Касс открыться для него полностью. Но он чувствовал её сильнее. Он чувствовал её сильнее, чем когда-либо, даже во время их совместных сеансов. Этого оказалось достаточно, чтобы закрыть глаза, заставить его мышцы сжаться и напрячься над ней.
Балидор забрался руками под её мягкие штаны ровно настолько, чтобы почувствовать, какая она влажная, затем снял штаны с её бёдер, грубо сдёрнув их.
Он перестал утруждать себя рассуждениями.
Он перестал думать о том, смотрит ли на это Джон… или Мэйгар.
Честно говоря, ему было уже наплевать.
Когда он, наконец, вошёл в неё своим членом, они оба вскрикнули.
Он всё ещё держал её отстранённой от стены, пригвождённой под ним.
Он знал, что устраивал её в плане размера ещё до того, как он вошёл снова, сильнее, проникая глубже, и почувствовал, что боль в ней усиливается.
Она громко застонала, когда он удлинился.
— ‘Дори… — выдохнула Касс.
Балидор замер, когда она произнесла его имя.
Затем он снова толкнулся в неё, на сей раз яростно.
От неё исходило столько боли, что он не мог ясно мыслить.
Он не мог думать ни о чём, только о том, чтобы удовлетворить её, трахать, пока она не кончит снова и снова. Он хотел, чтобы она забылась. Он хотел, чтобы она полностью забылась… потеряла контроль над собой… утратила связь с комнатой… со всем тем дерьмом, о котором они говорили или смотрели неделями.
Он хотел, чтобы её проклятое сердце открылось.
Он чувствовал, что она слышит его.
Она вздрогнула, а потом боль в её aleimi пронзила его, ударив в область паха с такой силой, что он задохнулся.
— Бл*дь… ‘Дори… — простонала она. — Зачем ты это делаешь?
Её голос звучал почти юно.
Её голос звучал почти испуганно, но не так, как раньше.
Балидор снова запустил руку в её волосы, сжав пальцы.
Теперь он смотрел ей в лицо, чувствуя её свет.
Когда она снова начала открываться ему — во всяком случае, попыталась, насколько позволяла та штука, которую Тень вложил в неё — он издал надрывный стон, едва не сорвавшись в тот же момент.
Она пыталась.
Она действительно пыталась преодолеть блок.
Балидор отстранился, открывая своё сердце и надеясь, что это поможет ей сделать то же самое для него. Он раскрылся настолько, насколько мог, задыхался, чувствуя, как её свет реагирует, обвиваясь вокруг него, когда он предложил ей себя.
Он хотел, чтобы она пошла ему навстречу.
Он так сильно этого хотел.
В её глазах было что-то похожее на замешательство, но он увидел там уязвимость, и его собственная боль снова превратилась в агрессию, заставляя сжимать её руки и пальцы.
— Я хотел тебя раньше, — выпалил он. — Я хотел тебя в Сиртауне.
Касс уставилась на него.
Потом что-то в выражении её лица смягчилось.
— Я знаю, — сказала она.
Слова превратились во вздох, когда он снова резко толкнулся в неё.
Её пальцы ласкали его лицо.
Балидор наблюдал, как боль промелькнула на её лице, когда он вошёл в неё жёстче, вкладывая свет и боль в свой член, чтобы она почувствовала это через острый шип, который видящие называли hirik. Она издала низкий стон, когда он сделал это снова, и выгнула спину.
Её глаза закрылись, когда он сделал это снова, боль затмевала весь её свет.
— ‘Дори…
— Я хотел избить этого ублюдка, — сказал он, задыхаясь. — Я хотел избить его. Багуэна…
— Я знаю. Я… я чувствовала это… даже тогда. Я чувствовала тебя…
— Тебе просто было наплевать?
Его голос прозвучал жёстко, и боль разделения усилилась. Его накрыло иррациональностью, каким-то запутанным клубком эмоций, которые он подавлял, запирал где-то в своём сердце, где она не почувствует этого.
Когда он опустил взгляд, Касс смотрела на него.
Он видел в её глазах насторожённость, но прежде всего смятение.
Он осознал, что она не может решить, что с ним происходит.
Это выводило её из равновесия, сбивало с толку.
Его челюсти сжались, и он посмотрел ей в глаза.
— Неужели ты была такой уж незаинтересованной, Кассандра? — спросил он таким же твёрдым тоном. — Потому что ты казалась… заинтересованной. Твой свет выражал заинтересованность. Даже твои действия. По крайней мере, до того, как тот ходячий стояк привлёк твоё внимание.
Балидор увидел, как она прикусила язык.
Она пристально смотрела на него, и на секунду он заметил в её глазах гнев.
Этот гнев смешался с недоверием, а затем с какой-то нерешительностью.
Он мог говорить себе, что она думает о его словах.
Он мог говорить себе, что она пытается решить, насколько честной быть с ним.
Он знал, что она, возможно, играет с ним. Он знал, что она также задавалась вопросом, не играет ли он с ней, не использует свой разум и свет, чтобы попытаться вызвать у неё эмоциональную реакцию.
Он также понимал, что опьянел от секса.
Должно быть, он опьянел, раз повёл себя настолько глупо и сказал ей всё, что она могла так легко использовать против него.
Ему было всё равно.
Он толкнулся в неё ещё сильнее, вкладывая в движения больше своего веса. Она закрыла глаза, и боль снова исказила деликатные черты её лица.
К тому времени Балидор уже не ждал от неё ответа.
Ну, может быть, она станет издеваться. Может, посмеётся над ним за то, что он признался в своём гневе и ревности к Багуэну, в своей влюблённости, в чём-то столь ребяческом, столь не относящемся к тому, кем они стали теперь.
Но она ответила ему.
— Какое теперь это имеет значение? — произнесла Касс, глядя на него снизу вверх. — Почему тебя это волнует?
— Почему он? — спросил Балидор.
Закусив губу, она закатила глаза.
Тем не менее, её безразличие разваливалось на куски под его взглядом, внутри его света. Теперь он чувствовал её смущение и избегание.
— А почему не он? — раздражённо выдохнула Касс. — Почему бы не он по тем же причинам, о которых ты говорил? У него был большой член. Больше твоего, брат. Без обид.
Балидор поморщился от этой подколки.
Он всё ещё не хотел закрывать тему.
— Почему он? — повторил Балидор, и его голос стал более твёрдым, более пронизанным светом. — Почему, Кассандра? Просто скажи мне. Дело было не только в его версианском члене.
Касс пристально смотрела на него. Её челюсти ещё сильнее сжались.
Потом она пожала плечами, и её кофейные глаза сделались бесстрастными.
— Ты знаешь почему, — сказала она.
Балидор замер над ней. Она выдержала его взгляд, вызывающе выпятив челюсть. В её голосе звучала какая-то злая печаль.
— Господи, Балидор. С чего бы, бл*дь, мне бросать Чан, которая постоянно хотела разговаривать со мной… которая была слишком умна, чтобы поверить в мою ложь… и начинать встречаться с кем-то умнее её, кто ещё быстрее раскусит мою ложь? Я не могла, чёрт возьми, иметь с тобой дело. Только не после Териана. Я не хотела иметь с тобой дело.
Её челюсти сжались ещё сильнее, и она даже поморщилась.
— Я всё ещё не уверена, что хочу иметь с тобой дело, — сердито добавила она, ударив его в грудь. — Раз ты собираешься испортить отличный трах своим психоаналитическим дерьмом.
Подняв глаза, она встретилась с ним взглядом.
Когда Балидор не заговорил, не пошевелился, Касс ещё сильнее стиснула зубы.
— Ты что, дурак? — огрызнулась она. — Ты действительно не понимаешь, каково мне было тогда? Или ты просто пытаешься заставить меня признаться вслух? У меня никого не было, Балидор. Элли и Ревик ушли в свой медовый месяц. Джон пребывал в своём собственном грёбаном мире, изучая религию видящих и всё остальное, чем они с Вэшем занимались в своём тайном монашеском клубе, или что там у них было…
Умолкнув, она смотрела в сторону, вспоминая.
Выдохнув, она добавила:
— Даже когда я проводила время с ними, они были слишком поглощены своим собственным дерьмом, чтобы заметить меня… или же они хотели говорить, как Чандрэ. Никто не позволял мне справиться с этим самостоятельно. Никто не был просто рядом со мной… они всё время пытались меня исправить. Мне был нужен кто-то вроде Багуэна. Бл*дь, я нуждалась в нём.
Не меняя выражения лица, Балидор кивнул.
— Я понимаю.
— Нет, — отрезала она. — Не понимаешь. Очевидно же. У тебя на лице написан этот грёбаный осуждающий взгляд…