Мы прибавили шаг, и я уже едва дышала. Баграт поддерживал меня под локоть, заставлял часто пить и спрашивал, не кружится ли голова. Забота его была приятной… Была бы, но я уже не могла её принимать, как раньше, с нежной благодарностью. Она была будто вымученной, лишенной удовольствия, и это терзало меня.
— Было бы лучше, промолчи я? — вырвалось будто само собой.
Плечи мужа дрогнули. В ярком соронге мужчина смотрелся необычно, будто совершенно другой человек. Может, поэтому я осмелела и задала мучающий меня вопрос?
Баграт тяжело вздохнул.
— Было бы лучше, если бы ты сама знала, чего хочешь. Если тебе нужны свободные отношения, стоило мне об этом сказать открыто.
Муж говорил без злости и ненависти, а с какой-то усталостью, и дело вовсе не в подъеме.
— Свободные отношения?! — вспылила я и, виновато покосившись на гида, тише добавила: — Мне этого не нужно. Напомню, что говорила перед признанием — ты стал мне дорог. Только поэтому не хочу начинать отношения со лжи. Жаль, что ничего не получилось. Мне больно, Баграт. Я думала, между нами нечто особенное.
Вырвала руку и, поднимаясь самостоятельно, проговорила себе под нос, не надеясь, что муж услышит:
— Если бы я могла всё изменить, то…
Да кого я обманываю? Всё равно бы призналась. Потому что не могу иначе. И на что я надеюсь сейчас? Баграт изменился, и этого не исправишь. Он смотрит на меня иначе, говорит по-другому. Ничего не вернуть. Остаётся жить дальше. Как? Этого я не знала.
— Дорог? Так почему? Зачем ты сделала это? — крикнул мне в спину мужчина.
Я застыла на месте, пытаясь прийти в себя. А Баграт вмиг оказался рядом. Муж дернул меня за руку, разворачивая. В его глазах было столько злости и … боли.
— Я тоже думал, что между нами что-то особенное. Ты не просто мне дорога, я влюбился, как мальчишка. Хотел, чтобы наша семейная жизнь стала счастливой. Старался сделать все правильно, учесть ошибки прошлого, и что? Двух недель не прошло, как мы вместе, и ты мне изменила. Что я должен думать? Скажи мне, что? Чтобы делала ты, если бы я изменил тебе?
— Не знаю, — призналась я и попыталась улыбнуться. — У меня нет опыта отношений. Эта ошибка — моя первая.
Я осторожно высвободила руку и с благодарностью покосилась на понятливого гида, который ушёл далеко вперёд. Других туристов на лестнице сейчас не было, и я решила выговориться. Хуже уже не будет.
— Я вышла замуж по просьбе отца… И потому, что ты понравился мне. Ты был необыкновенным. Нежным, заботливым, но отстранённым. Я думала, что не нужна тебе. Что для тебя это лишь брак по расчёту, что нужны лишь акции, а я так, досадное приложение. Отец уверял, что ты защитишь меня, и я верила. И тебе поверила. А потом… — я сглотнула ком в горле и опустила взгляд. Признаваться было трудно, но что я теряю? Возможно, это наш последний разговор. Судя по тому, как отреагировал Баграт на мои слова, он может потребовать развод по возвращению. — Потом я влюбилась.
Ну вот, я сказала это. И свои сомнения, и свои эмоции. Было ощущение, что я раскрыла своё сердце и нарисовала на груди мишень. Приготовилась к боли, потому что уже поняла, что Баграт меня не простит, но я не лгала и не стану и приму всё, что он скажет.
Подняла голову и посмотрела в глаза мужу:
— Мне казалось, я для тебя лишь навязанная жена.
— Поэтому ты влюбилась в другого и изменила мне. И что же теперь? Твой принц оказался конем, и ты решила, что я не такой уж и плохой вариант?
Глаза его полыхали тёмным огнём, губы скривились, и у меня в груди будто разлилась обжигающая лава. Дыхание перехватило от несправедливого обвинения, и так хотелось крикнуть в лицо “Меня опоил твой сын!”, но я, сжавшись в комок, прикусила губу, чтобы не вырвались слова, которые сделают только хуже.
— Что? В другого?!
Может, уйти? Развернуться сейчас и просто спуститься с этой чёртовой горы, оставить за спиной превосходные виды, которые нам обещал балиец. Потому что я только что призналась мужу в любви, а он не услышал. Нет! Не захотел услышать. Я ему противна.
Призвав всё самообладание, я выдохнула и медленно выговорила:
— К твоему сведению, я влюбилась…
И тут раздался звонок сотового. Я машинально глянула на экран, но, увидев имя секретаря отца, ответила не раздумывая.
— Что случилось?
Сердце бухнулось в рёбра, и предчувствие беды затопило горечью. Я ещё не услышала ответа, но уже понимала, что произошло нечто ужасное.
Глава 36. Роман
Яромир поддержал меня за плечи и с тревогой спросил:
— Уверен, что хочешь уехать?
— Уверен, — буркнул я, не обращая внимания ни не лёгкое головокружение, ни на тревожные взгляды окружившего меня медперсонала. — Какая разница, где лежать: дома или в больнице? Капельницы мне будет ставить приходящая медсестра, да и врач обещал навещать каждый день.
— Ну не знаю, — проворчал друг, помогая мне войти в лифт. — По мне так, в больнице надёжнее…
— В гробу надёжнее, — ухмыльнулся и иронично добавил: — Твоя работа, между прочим.
— Нет, — сухо отказался он. — Твоя. Ты придурок, не уклонялся. Знал бы, что ты нарочно на кулак напрашиваешься, позвонил бы твоему отцу.
Я вздрогнул и до боли сжал челюсти. В груди всё перевернулось, и снова нахлынула чёрная удушающая волна.
Милена уехала с ним.
На Бали.
После того, что между нами произошло! После того, как я дрался из-за неё, попал в больницу, добился судебного иска для Аллы, которая и
заварила эту кашу. После того, как осыпал цветами… Даже не позвонила! Просто уехала.
Как узнал, сразу вызвал врача и заявил, что выписываюсь. Хотел звонить секретарю, чтобы забронировала билет до Бали. Пока готовили документы и обсуждали моё домашнее лечение, планировал, что, плюнув на всё, полечу за ней.
Заберу. Моя!
Но прошла ночь, и стремление растаяло. Осталась лишь тупая боль в груди.
Она улетела с мужем на Бали. Это же грёбанный медовый месяц! Пусть и на пару дней, но обманывать себя не стал.
Милена не любит меня. Она показала это максимально ясно и болезненно. А то, что произошло — для женщины лишь нелепая случайность. И осознание этого выкручивало нервы, выдирало лёгкие, затапливало горечью по самую макушку.
Всю ночь я вспоминал нашу близость. Прекрасное страстное время, во время которого моё каменное сердце ожило, по венам заструилась кровь, и я поверил, что могу стать счастливым.
С ней.
И сейчас, осознавая, что не заметил ни отчаяния во взгляде Милены тем утром, ни её обречённого состояния, лишь скрипел зубами от безысходности. Женщина была со мной только из-за наркотика. Окажись на моём месте другой, что-нибудь изменилось бы?
Нет. Не хочу знать ответ. Чтобы верить в будущее, мне нужна хоть маленькая ниточка, за которую я буду хвататься, чтобы не утонуть окончательно в склизкой гуще ненависти.
Поблагодарив Ярослава, я закрыл дверь нашего дома… Нет. Дома отца. Это больше не мой дом, нужно переехать на городскую квартиру. Я не смогу здесь жить. В ненависти и зависти к хозяину и желая его жену.
Милена с ним сейчас на Бали…
Стоп. Не думать. Надо выпить.
— Рома!
Ко мне выбежала первая жена отца и по нелепой случайности женщина, которая дала мне жизнь. Бля, совсем забыл, что она здесь. Увернулся от объятий:
— Не трогай меня. Оставь в покое. Раньше у тебя это удавалось виртуозно, так не изменяй хотя бы себе!
И направился к лестнице, ведущей на второй этаж.
— Рома! — не унималась Катя, ловко преграждая мне путь. — Сынок! Нам нужно поговорить! Давай присядем в гостиной. Я пирог испекла.
— Не голоден, — отвёл её в сторону. — И общаться с тобой нет желания.
Поднялся на ступеньку.
— Рома, пожалуйста! — женщина крепко схватила меня за руку.
Она упрямо сжала губы и изо всех сил сдерживала слезы стоящие в глазах. Только одна все таки сорвалась и соскользнула со щеки. Думал,
Катя начнет меня шантажировать, давить на жалость или истерить, но она быстро смахнула предательницу.
— Прости, гормоны. Пожалуйста, нам нужно поговорить. — вновь попросила женщина, которая меня родила.
— Говори здесь, — я неохотно спустился с лестницы. Всё же подвергать беременную опасности не стоило. Всё же она не совсем чужая. — И побыстрее. Что у тебя?
— У меня сын, который меня ненавидит, а заодно и половину земного шара. — зло ответила мне она, показывая свой темперамент, а затем выдохнула и заговорила иначе: мягко, спокойно. — Рома, я должна тебе объяснить почему уехала и не взяла тебя с собой.
— Не хочу знать, — буркнул я. — Оставь свои откровения, мне это не интересно. У тебя всё?
— Знаю! — жестом руки она остановила меня. — У тебя уже сформировалось свое отношения к этому и слушать ты ничего не желаешь, но я клянусь, если ты не дашь мне шанс поговорить нормально, я совершу что-то непредсказуемое, но все равно добьюсь своего!
— Не сомневаюсь, — вспылил я. — Ты всегда думала только о себе и творила что хотела. Так и продолжай. А меня оставь в покое.
И, отвернувшись, быстро поднялся по лестнице. Хлопнув дверью, пнул кресло так, что оно опрокинулось. Но злость, которую всколыхнули слова Катерины, никак не уходила.
— Почему уехала? — Я схватил вазу и со всей силы швырнул её в стену. Посыпались осколки, и туда же полетела книга. — Да потому что сучка! Кукушка!
Ещё раз пнул валяющееся кресло и, ощутив головокружение, направился к кровати. Упал на неё и посмотрел в потолок.
— Все вы бляди.
От встречи с матерью разболелась голова и я потянулся за таблеткой. Упав на кровать, устало прикрыл глаза. Слабость во всем теле усилилась, виски сдавило. Может зря я уехал из больницы?
Сон сморил почти мгновенно, но я и не сопротивлялся ему. Погрузился в приятную дрёму, где в моих объятиях мирно посапывала Милена. Ресницы её трепетали, губы были приоткрыты. Я потянулся к ним, таким сладким, таким манящим… Словно что-то мешало, не пускало к молодой женщине. Я дёрнулся изо всех сил…
И проснулся. Попытался встать и офигел. Что за хрень? Мои руки были пристегнуты к кровати пушистыми розовыми наручниками. Теми самыми, которые мы с Аллой время от времени использовали для разнообразия в сексе. Неужели эта дура снова проникла в дом и решила соблазнить меня?
Я осмотрел комнату в поисках этой идиотки, но встретился взглядом с Катей. Она притащила в мою комнату небольшой круглый столик. На нем возвышался ароматный пирог, стоял пузатый заварник и две кружки. Женщина сидела на стуле и молча смотрела на меня.
— Какого чёрта? — я попытался содрать наручники, но они держали крепко. Глянул зло на мать: — Освободи меня!
Глава 37. Роман
— Нет. — твердо сказала она и еще головой мотнула, чтобы наверняка.
— Ты совсем спятила?! — высоким от возмущения голосом заорал я. — Немедленно сними это!
— Когда ты был маленький, я тебя никогда не ругала и не принуждала к чему либо. Хоть, поверь, поводов ты давал немало. Когда я уехала и пыталась держать с тобой связь звонками, письмами и редкими приездами, ты игнорировал меня. Мне было непросто принять твою позицию, но я не стала настаивать на нашем общении. Потому что не имела права, ведь действительно уехала без тебя и потому что не хотела травмировать еще сильнее.
— И отлично. — Устав бороться, откинулся я на кровати. Раздумывая, как сломать кровать, не повредив себе что-нибудь, проворчал: — Не видеть тебя всё это время было счастьем.
— Когда тебе исполнилось восемнадцать, я надеялась, что нам удастся поговорить. Но ты встретил меня, как врага, я снова отступила. Думала, что тебе нужно больше времени и что, возможно, просто мама тебе уже не нужна. Ведь ты выглядел таким взрослым, красивым… Я думала ты счастлив и без меня, и в твоей жизни всё хорошо. Ушла в сторону, решила подождать, когда ты сам захочешь что-то изменить в наших отношениях. Не навязывалась. Я ошибалась каждый раз. Все мои поступки были не верны с самого начала, поэтому — нет, я не отпущу тебя, пока мы не поговорим.
— Да ты и так болтаешь, не переставая, — вспылил я и посмотрел на мать исподлобья. — Кажется, столько слов от тебя я не слышал за всю жизнь. — Усмехнулся: — Что это? Неужели в мамочке совесть проснулась? Или это… — Кивнул на её едва выступающий живот: —…Гормоны? Сама о них вспомнила. Беременность толкнула тебя на исповедь? Так она мне не нужна. Как и ты. Так что отдай мне ключ и проваливай из моей жизни.
— Роман, я хочу извиниться перед тобой, за все свои ошибки. Я понимаю, что ты меня вряд ли простишь, но мне хотелось бы наладить с тобой отношения. Давай попробуем, пожалуйста.
Я вдруг увидел в этой женщине Аллу. Беспечную, думающую только о себе и своих удовольствиях стерву. Моя бывшая девушка так же умоляла меня простить её, а после угрожала, что покончит жизнь самоубийством.
От маленького открытия стало не по себе. Я думал, что выбрал девушку, чтобы только трахаться и не думать о большем, а получается, остановился на такой же, как моя недалёкая и ветренная мать.
Затошнило, я глубоко задышал и, отвернувшись в сторону окна, попытался справиться с накрывшей меня волной горечи. Когда стало чуть лучше, процедил, не глядя на мать:
— Если я тебя прощу, ты не будешь больше пытаться “налаживать” отношения”? Так я тебя прощаю, катись обратно в Испанию. Ты мне и так всю жизнь сломала… Я даже шлюху выбрал под стать тебе. А она испортила всё, чего коснулась. Прямо как ты отцу.
— Я отцу? А он мне думаешь небо в алмазах подарил? Думаешь, я по своей воле оставила тебя? Когда твой дед узнал, что я хочу развестись с Багратом, ты даже не представляешь, что он устроил! Рикардо депортировали, чуть не посадили в тюрьму. Мне дали понять, что опеки над тобой мне не видать, как и разрешение на вывоз ребенка из страны. Я виновата в том, что уехала вслед за любимым мужчиной. Единственным, который принимал меня такой, какая я есть. Любил и заботился. Мне не легко дался этот шаг, и разлука с тобой убивала. Я разрывалась на части между тобой и нормальной жизнью, когда ты для кого-то важна, а не просто деталь интерьера. Тебе никогда не понять этого, к счастью. Рома, я не настолько ужасна, я — не монстр, не враг тебе!
Деда я помнил до сих пор, хоть он давно уже умер. Его суровое лицо всегда представало перед глазами, когда я видел злость отца. Благо не часто, но папа очень напоминал его в такие минуты. Дедушка же выказывал недовольство постоянно. Мне маленькому казалось, что
старика ничего в этой жизни не радует, кроме одного — надавить на кого-то, отругать, показать на недостатки.
Я изо всех сил избегал деда, да и он не стремился к общению. Лишь когда к дом приходили гости, одёргивал меня, чтобы я вёл себя подобающе. Как положено наследнику рода. В моей памяти этот человек навсегда останется глыбой льда с человеческим лицом.
В груди шевельнулось недовольство, мне не хотелось сочувствовать матери, но я не мог не понимать, что она не владела своей жизнью. Её заставили выйти замуж за отца, который тоже женился не по своей воле. Не этого ли я пытался избежать, когда отказался поступить так же?
Я не от брака с Миленой отказался, а от шага, который мог разрушить две жизни, как случилось с моими родителями. Нет, не две… Три. Ведь моя судьба тоже оказалась под угрозой. Из-за предубеждения я не разглядел в Миле настоящий бриллиант, не узнал свою любовь, сломал её…
Не вина деда, отца или матери. Моя вина, и мне с этим жить. С этого дня смотреть в зеркало и осознавать, что я собственными руками уничтожил возможное счастье с Миленой.
Конечно, я не сдамся! Я попытаюсь завоевать её сердце… Хоть больно даже думать о том, что она уехала с отцом на Бали. Что она уже не моя. Я никогда не был ревнив, — на самом деле, было плевать, с чем трахается Алла или ей подобные. Главное, соблюдать осторожность и ничего не подхватить. Да, я не доверял женщинам.
Не верил матери. Ненавидел их всех… Пока не полюбил Милену.
И сейчас, глядя на взволнованную мать, на её руки, которыми нервно она мяла ткань юбки, её блестящие от сдерживаемой влаги глаза, поджатые губы, понял, что хочу ненавидеть её и дальше… Но не могу.