Свист…
Удар…
Отец молил о пощаде, просил прощения, говорил, что любит меня. Я наконец услышал эти долгожданные слова. Чувство удовлетворения разливалось по мышцам. Я покорил свой страх. В тот момент что-то щёлкнуло в мозгах.
Я вырос, у меня было большое количество девушек, но я не чувствовал удовлетворения, просто опустошение. Пока одной из них не стала Стейси, соблазнительная блондинка с черными как ночь глазами. Когда у нас всё случилось, она, стоя на корячках, просила её отшлепать. Я чуть не кончил от вида отпечатков своей ладони на ягодицах.
— Слабак, что ли? Я ничего не почувствовала.
— Слабак? — посмотрел по сторонам. Рядом, на прикроватной тумбочке стоял стационарный телефон с таким длинным проводам, что Стейси могла передвигаться с ним по квартире.
Свернул провод пополам, схватил её за волосы, намотал на кулак и ударил. Дернул за волосы, с наслаждением наблюдая, как по щекам ползут чёрные слёзы, лицо, перекошенное от боли.
— Кто я? — она невразумительно промычала, пыталась вырваться. Ударил ещё и ещё…
Крик боли, такой настоящий, неподдельный, я отвык от таких чувств. Красные полосы на белой коже были лучшим, что я видел. Удар… еще удар…
— Кто я?
— Господин, — она кричала от боли, но текла, как последняя сука.
Я решил отомстить, никому не позволю себя унижать, даже словесно. Прижал её голову ногой, потерся о мокрую дырочку, она взмолилась, просила взять её. Но я решил, что она запомнит меня на всю оставшуюся жизнь. Вогнал палец в звёздочку попки, ещё один. Она дернулась, молила о прощении.
— В следующий раз будешь знать, как относиться ко мне без уважения.
Вошел в нее, страдания Стейси были для меня лучшей наградой. Я сжимал красные полосы, от чего она визжала, хныкала, потом крик превратились в стон. В тот день она кончила три раза, пока я жёстко драл её зад.
Убежала вся в слезах, сыпя проклятьями.
— Ты ещё вернёшься, потому что я твой господин. И теперь тебя никто не сможет удовлетворить. Но учти, это была разминка, дальше будет больше.
На следующий день она вернулась…
Я неделю не позволял ей кончить, трахал в рот, в попку, и под конец наказания она превратилась в нимфоманку. А я издевался, она унизила меня дважды и должна ответить. Насмотрелся поучительных видео, поливал её соски воском, разобрал зажигалку, механизмом, что производил искру, бил током по клитору. Тогда я не знал, что есть специальные магазины, моя фантазия была неуёмной, пользовался тем, что попадалось под руку. Ей нравилось, и мне тоже. Мы вместе обучались БДСМ, ходили в специальные клубы. А потом Стейси мне надоела. Я переключился на других.
Мне нравилось выпускать зверя на волю, нравилось подчинять, причинять партнёрше боль.
Пока не встретил Адель. Её хотелось носить на руках, оберегать, холить и лелеять. Милое создание одним взмахом пушистых ресниц теперь, подчинила меня. Я забыл про свою комнату, которую с такой любовью обустраивал, потому что видел, как она трясётся в ней от страха. Да, я кое-что провернул, отшлепал, зажимал соски прищепками для бумаги, но этого было мало, зверь требовал больше.
Адель с утра сама не своя, отвлекается, постоянно о чём-то думает.
Сегодня я решил привести её в мою игровую комнату. Завязал ей глаза, улыбалась, мы вошли в комнату, я в предвкушении, меня реально уже колбасит. Оглянулся, даже не зная с чего начать. Хочется показать ей мой мир, на полную катушку.
— Доминик, — Адель смущена. — Ну и где мой обещанный сюрприз?
Снял с неё платье, распустил длинные иссиня-черные волосы, они прикрыли острые вершинки груди, убрал их за спину.
— Опустись на колени, — надавил ей на плечи, она послушалась. Взял с тарелки приготовленный фруктовый лёд. Провел по губе, оставляя мокрый след. Из-за холода губы стали вишневого цвета.
— Соси, — приказал, она послушно обхватила губами лёд, держа за палочку двигал вперёд-назад, доставал до глотки. Стон Адель болью отдавался в яйцах, достал напряженный член, провел по всей длине. Лед бросил прямо на пол, больше он мне не понадобится, провожу по холодным губам головкой члена, тело прошибает импульсами удовольствия, щёки Адель краснеют, она понимает, что я от неё хочу. Она неуверенно принимает. Во рту Адель холод и тепло даёт контраст, трахаю её такой желанный ротик, теряя связь с реальностью, забывая обо всем, что она неопытная в этом деле, При очередном толчке Адель прикрывает рот и царапает головку зубами.
— Чёрт! — меня бы это не остановило, но это прекрасный повод наказать её.
— Адель, ты провинилась, я должен наказать тебя, — она скукоживается в комок. Поднимаю на ноги, и веду к моей любимому приспособлению, кладу её на живот, пристёгивая руки и ноги наручниками. Любуясь волнующей картинкой, аппетитная попка задрана кверху, ноги широко раздвинуты, на половых губках блестит смазка.
— Ты доверяешь мне? Мы просто поиграем, — глажу ее по голове, тело Адель дрожит, она говорит осипшим голосом, проводя острым язычком по губе:
— Да.
— Ты поцарапала меня, и я накажу. На первый раз дам тебе кончить, — не торопясь иду к шкафу, беру вибратор, лубрикант, и анальную пробку. Адель, слыша жужжание, дёргается, но руки и ноги надежно зафиксированы.
— Не бойся, больно не будет, — почти. Я так долго ничего подобного не делал, хочется попробовать всё и сразу. Провожу по клитору, размазывая смазку, она пытается свести ноги, но крепления не позволяют.
— Доминик, — стонет она, — пожалуйста.
— Я обещал наказать, здесь зови меня…
— Господин, — простонала она, от желания тело всё свело, но я слишком долго ждал, чтобы всё быстро закончилось.
— Сегодня я научу тебя испытывать удовольствие совсем по-другому, острее, — вставляю вибратор, Адель дергается, но через минуту привыкает и уже бесстыже двигает попкой насаживаясь сильнее. Обвожу тугую дырочку попки, распределяя смазку, вставляю пробку.
— Доминик, — стонет она, беру плётку с завязанными на концах узлами, зверь во мне в предвкушении замер, подбадривает изнутри.
— Я сейчас кончу, — провожу по спине концами плетки, смазываю ягодицы чтобы не так было больно.
— Эта плетка, — поясняю, — ее называют «кошкой». Она подрагивает, рвано выдыхает.
Свист…
Удар…
— Как ты должна называть меня? — она трясётся, всхлипывает.
— Господин, — еще удар.
— За то, что поцарапала мой член.
Свист…
Удар…
Красные полосы пересекает нежную кожу
— Всё, не могу больше, — откидываю в сторону «кошку», достаю пробку.
— Я трахну тебе сюда, — размазываю по всей длине лубрикант, очень медленно проталкиваю внутрь. Удовольствие сменяется криками боли.
— Не надо, пожалуйста…
— Потерпи, первый раз будет больно, — вхожу не до конца, чёртов вибратор мешает всадить на всю длину.
Нас с вибратором разделяет тонкая стенка, и я тоже получаю удовольствие от него.
— Я буду иметь тебя везде, во все твои дырочки. — Перед глазами пелена, я двигаюсь внутри нее, как поршень, — Моя! — рычу сквозь зубы. Я теряю сдержанность рядом с ней. Хватаю за ягодицы — Так туго, охуенно просто! Ты моя везде, — надавливаю на красные полосы, отставленные хвостом плетки.
Адель кричит, теряясь в оргазме. Я быстро догоняю её, едва удерживаюсь на ногах, удовольствие волной сметает меня. Я не сразу понимаю, что что-то изменилось,
–. Вытащи это из меня! — сквозь слёзы говорит она.
Блядь, похоже я переборщил. Вот что значит держать зверя на голодном пайке. Освобождаю Адель, делаю к ней шаг, чтобы обнять, она отступает.
— Не сейчас, — Адель выставляет руки вперёд, отрицательно качает головой, обнимает себя за плечи. — Я хочу побыть одна, — поднимает с пола платье и одевается.
— Адель.
— Молчи, Доминик. Ты показал мне свой мир. Сейчас я хочу разобраться в себе, — уходит, хлопнув дверью.
Грудь сдавливает тисками, что я наделал? Я же так боялся, что сломаю ее? А теперь напугал. Надо было потихоньку вводить её в тему. Но ей же понравилось с зажимами, и когда я шлепал ее, да и сейчас она получила наслаждение, не понимаю, в чём причина.
Опустился на кровать, взъерошил волосы рукой, нельзя оставлять её в таком состоянии, но и слушать она сейчас не будет.
Адель
От того что я висела вниз головой, перед глазами пляшут разноцветные звездочки, голова кружится, иду в свою комнату прислуги, держась за стену. Возбуждение спало, и теперь я ощущаю боль на попе и внутри, ноги трясутся. Вошла в свою старую комнату прислуги, дверь заперла на замок. Не хочу сейчас видеть Доминика.
Сегодня, под утро, мне приснился сон очень реалистичный. Меня нашёл отец, увидел вместе с Домиником и отходил плёткой. Поэтому я весь день была сама не своя. Вернулись мои старые страхи, тут ещё Доминик решил показать, на что он способен.
Я в раздрае, с одной стороны мне вроде как понравилось, с другой опять эта плётка, которая вселяет в меня животный страх.
Еще недавно думала, что он любит меня, возможно, я не ошиблась в своих суждениях, но ему нужно то, что я не смогу ему дать. Всё это слишком. В его глазах видела беспокойство, понимаю, что по-другому он не может, и не знаю, что мне делать дальше. Уйти я тоже не смогу. Я много раз представляла, что сделала это, и от этих пустых фантазий становилось невыносимо тоскливо и больно в груди.
Зарывшись в подушку, обливалась слезами, дверь дернули, потом постучали.
— Не сейчас, оставь меня.
Послышались удаляющиеся шаги. Я вымоталась, и тут же уснула.
Утром, нашла Доминика в его кабинете, нам нужно поговорить. За ночь я все решила, попрошу его быть помягче со мной. Он работал с документами, увидев меня, нахмурился.
— Я опять довел тебя до слёз, извини, я вчера увлекся.
— Тебе не за что извиняться, — переминаясь с ноги на ногу, с тоской посмотрела на кресло, сидеть ещё больно. — Люблю тебя таким, какой ты есть.
— Иди сюда, — подошла, встала напротив него.
— Давай начистоту. Тебе вчера понравилось? — вчера было столько разных чувств, целая гамма, слёзы блаженства и ненависть, и моя боязнь плетки, которую Доминик называет «кошкой».
— С каждым ударом во мне что-то менялось, и я не уверена, что смогу это выдержать ещё раз.
— Не сможешь выдержать «кошку» или анал?
— «Кошку». Ещё пугало, что мои глаза завязаны, и я не видела тебя, казалось, что это отец.
— Значит, анал понравился? — кончики губ Доминика поползли вверх.
— Да, хотя всё там болит.
— Значит вернемся к чему-то попроще? Флоггер понравился?
— Да, — покраснела, как коммунистический флаг, опустила глаза.
— В следующий раз я не буду завязывать тебе глаза.
— Хорошо. — радовалась своей маленькой победе. — Я хотела спросить, мы пойдём на праздник четвертого июля? Я ни разу не была на параде.
— И я ни разу туда не ходил.
— А я всегда смотрела его по телевизору, отец бы не разрешил, он никогда мне ничего не разрешал, — хотелось наверстать упущенное. В то время, как вся страна ликовала, я сидела дома, «это же блуд, гулять в это время», так отец любил повторять.
— Адель, в Нью-Йорке нет парада.
— Хорошо, тогда пойдём посмотрим салют? — Доминик улыбнулся.
— Хорошо, пойдём, если тебе так хочется, — он притянул к себе, задев попу, ойкнула.
— Подожди, — Доминик подошёл к шкафу и достал оттуда знакомую мне мазь. — Ложись на стол животом вниз, — помявшись, выполнила. Доминик задрал юбку, опустил трусики до колена. Это так волнующе. Холодная мазь приятно холодит горящую кожу, вздрогнула, но не от боли.
— Больно? — охрипшим голосом спрашивает он, рука перемещается чуть ниже, желание сковывает все тело.
— Ты промахнулся, ягодицы выше, — закусила губу, пытаясь сдержать стон. Обернулась. Дыхание Доминика участилось, его горящие зелёные глаза ласкают кожу.
— Я думал, ты сбежишь от меня после вчерашнего.
— Я бы не смогла, — когда он проводит головкой члена между ног, импульсы удовольствия затуманивают мозг, подаюсь назад. Он входит, растягивает меня, двигается, выбивая хриплые звуки, Доминик хватает за талию и остервенело насаживает меня.
— Чёрт, Адель, как же хорошо, — он поднимает меня, дергает края рубашки, пуговицы разлетаются в разные стороны. Руками ныряет в бюстгальтер и ловким движением освобождает грудь.
— Обопрись коленом на стол, — рычит, продолжая таранить меня, одной рукой сжимается сосок, другой делает круговые движения вокруг клитора.
— Моя Адель, — кусает за шею, пошлый звук шлепков бёдер разносятся по комнате, наши стоны эхом отскакивают от стен. Доминик меняет угол, входит, задевая особые точки. Тело деревенеет, меня захлестывает оргазм, откинувшись ему на плечо, пребываю в нирване.
После душа переодеваюсь. Однажды купила в одном магазинчике ковбойские сапоги и шляпу. Пусть они в десятки раз дешевле того, что покупал мне Доминик, но это приобретено на мои средства.
Смотрюсь в зеркало, белый топик на узеньких лямочках, джинсовая синяя юбка, по-моему, очень ничего. Доминик подкрался сзади, обнял за талию.
— Какая у меня ковбойша, — тычется в меня эрекцией. Смеюсь, мне нравится, что он постоянно меня хочет.
— Попридержите ваш ствол сорок второго калибра, мистер Иствуд, — он хохочет и тянет меня за руку, разворачивает к себе лицом.
— Может пойдем в здание Эмпайр Стейт Билдинг? Представь, бар премиум-класса, закуски, а в девять часов переместимся на смотровую площадку, посмотрим фейерверк с высоты восемьдесят шестого этажа? — представила себе эту картину, опять эти снобы, а вдруг там Мэтью будет?
— Нет, давай без этих дорогих закидонов, — мне вполне хватило ресторана.
— Ладно, как скажешь.
В магазине купила покрывало, плетеную корзинку, так для меня выглядит идеальный пикник. Кристоф привозит нас в Бруклинский парк, исключительно мое пожелание.
Устраиваемся на лужайке, напротив нас Бруклинский мост. Расстилаю покрывало, Доминик, морщится, тяну за руку, и ему ничего не остается, как подчиниться и сесть рядом. Народу так много, что яблоку некуда упасть, все пришли посмотреть на легендарный салют. Непривычно видеть Доминика в обычной одежде: белая футболка оттеняет смуглую кожу, прорисовывает развитую мускулатуру, фирменные джинсы обтягивает крепкие бедра. Достаю гамбургер и откусываю.
— М-м-м, — закрываю глаза от удовольствия, соус бежит по пальцам, облизываю, в зелёных глазах вспышка, озорные огоньки танцуют джигу.
— Хочешь? — протягиваю ему гамбургер.
— Да, — он впивается в мои губы. Похоже, я ужин для него.
Отношения с Домиником наладились, он больше не звал меня в свою комнату. Я думала, он смирился, но сегодня нашла его в игровой. Он снял с крючка «кошку» и гладил её, словно она живая.
Надо как-то пересилить себя и найти компромисс, пойти на то, что он хочет.
Маргарита так и не вернулась, не смогла до конца вылечиться, поэтому всеми домашними делами занимаюсь я. Это мой способ успокоиться, когда я нервничаю, уборка отлично помогает, вот и сейчас драила стол на кухне, потом плитку.
Если любишь, то нужно уступать, перебарывать свои страхи. Я уверена, Доминик не причинит мне вред, не оставит такие же шрамы, какие оставлял отец, но несмотря на мою уверенность в моём мужчине, боюсь этой «кошки». От этого девайса кончики пальцев холодеют, липкий страх ползёт между лопатками, тело деревенеет. Не знаю, почему он так меня пугает. Может, всему виной этот дурацкий сон про отца, вернувшаяся фобия, что так мирно спала всё это время.
— Адель, ты сейчас дыру в плите потрешь. Может, уборщицу наймем?
— Не хочу, — чтобы посторонний человек слонялся по нашему дому, вторгалась в наш уединенный мир, такой хрупкий и ненадежный.
Меня продолжает преследовать страх, что скоро Доминик поймёт, что я ему неровня, что не нужна ему. Как он, такой идеальный, мог вообще посмотреть на меня? Уже это чудо, в которое я до сих пор не верю.
— Завтра идём на банкет, — говорит Доминик.
— Идём?
— Да ты тоже идёшь, — волнение нарастает, перед глазами мелькают кадры из кинофильмов, где идеально одетые люди в дорогих фраках и дамы в вечерних шикарных нарядах, и среди всей этой роскоши я. Абсурд?