ГЛАВА 1
— Вдохни глубоко! Ещё сильнее!
Я послушно выполнила требование мачехи, чувствуя, как узорчатый поясок сдавливает талию покрепче капкана. Даже затрещал от напряжения. Оставалось надеяться, что это не рёбра ломаются.
— Варя, она должна быть как тростинка, как песочные часики! А у нас что?
Я вздохнула, глядя в зеркало. Отражающаяся в нём пухленькая русоволосая девушка с нарумяненными щёчками на желаемую мачехой фею походила мало. Глазки узкие, нос курносый, второй подбородок игриво проглядывает. Что поделать, покушать я любила, а пирожки, копчёности и прочие яства оставляли свой след на фигуре. Отцу нравилось, он меня вместо Лады ласково называл Оладушкой, а вот мачеха ругалась. Ещё бы ей не злиться, когда старшую падчерицу никто замуж не хочет брать, с такими-то формами! К её дочери — моей младшей сестренке Алёнушке — уже с прошлой зимы стали свататься, а моё девичество затянулось.
— Слишком она румяная, — покачала головой мачеха и щедро добавила на мое лицо белил. В носу засвербело, и чтобы не расчихаться, я сморщилась и постаралась глубоко не вдыхать. — Нынче в моде аристократическая бледность, а Лада наша, как поросёночек.
«Зато есть за что подержаться…» — могла бы возразить я, вспомнив, как хохотала на кухне тётка Фрося. Вот только что значит эта фраза, я не до конца понимала и из-за этого могла снова попасть впросак. Помнится, недавно ляпнула при мачехе присказку «и на старуху бывает проруха», так она чуть в обморок не упала. А когда отошла от удивления, запретила мне ездить со служанками на речку — мол, нечего слушать их болтовню. Я, конечно, расстроилась, но не призналась, что эту фразу не от прислуги услышала, а от отца.
— А с волосами что делать?
— Вплети в косу синюю ленту, под цвет глаз. А к платью серьги бирюзовые надеть можно, только куда-то они запропастились…
Пока Варя и мачеха искали украшения, я скорбно сидела на стуле, дыша через раз. Было бы ради чего так стараться. Подумаешь, смотрины! Таких встреч с полдюжины за последние полгода было, успели приесться. Отец сговаривался с женихами, портрет мой благоразумно не показывая — но стоило кому из них приехать и увидеть меня, как сразу и след простывал. Приданого отец за мной богатого не давал, поиздержался в свое время на приемах и балах, а красотой природа не наградила — так что его надежда найти богатого и не жадного зятя таяла на глазах. «Если только слепого!» — хихикала младшая сестрица.
Я на Алёнушку не обижалась. Сама виновата, что так себя запустила. В детстве я худая, как палка, бегала, а стоило в девичество войти, стала полнеть. Не интересно было фигуру блюсти, морить себя голодом и яблоками давиться. Гораздо приятнее бывало устроиться с интересной книжкой на свежем воздухе да с ароматным пирожком вприкуску читать о чудесных приключениях!
Ну вот, подумала о еде, и желудок заворчал, сдавленный поясом. Кушать хотелось нещадно. Мачеха, узнав о приезде жениха, неделю меня не кормила, только и давала, что пустого бульона с утра. Хорошо, у меня свои запасы припрятаны были, так я сухари втихаря грызла. Но вчера и они закончились.
Пока я мечтала о пирожках, вернулись мачеха с Варей и стали дальше надо мной колдовать. Я смотрела на эту суету с равнодушием, не мешая им, но и не помогая. Что ни делай, всё едино чучелом выгляжу. А если Алёнушку рядом поставить, то вовсе никто не взглянет. Поначалу я переживала, плакала от такой несправедливости, стыдно перестарком быть, замуж хотелось. Потом присмотрелась, как некоторые семейные пары общаются, и успокоилась. А как средненькая сестрица приехала из столицы и рассказала о магии, замуж я расхотела окончательно.
Магия давала свободу, шанс заниматься тем, чем нравится, быть по-настоящему полезным людям. Дети, наделенные магическими способностями, рождались редко и сами по себе считались сокровищем. Сколько дверей перед ними было открыто, сколько возможностей! Советники, дипломаты, судьи, даже правители в областях, и те чаще всего были магами.
Умница Василиса отправилась учиться в Академию магии, когда шёл мне четырнадцатый год. Ей всего двенадцать было, но она грамоту знала, писать умела, да красиво так, с завитушками. А главное — она умела колдовать. Бывало, такие замки из капель воды построит — залюбуешься! Я ей завидовала жутко и тоже хотела творить чудеса. Но у меня дорожка одна — замуж выйти, детей родить, хозяйство вести. Так мачеха говаривала, и желаний моих никто не спрашивал.
— Ну вот, готово. Встань!
Пока я размышляла, последние штрихи в моём наряде завершили, украсив уши длинными голубенькими сережками и нацепив бусы в тон. Мачеха критично оглядела меня с ног до головы, поправила складки на платье и вдруг с возмущением охнула:
— Что это за сапоги? Варвара!
— Одну минутку, госпожа, — одевающая меня служанка хихикнула в кулачок, глядя на мою обувь, и бросилась к шкафу, где лежали парадные туфельки.
Вот ведь! Охотничьи сапоги неплохо смотрелись на моей ноге, были удобные и мягкие, но для приема не годились. С другой стороны, кто их там под платьем разглядывать будет?
Чистенькие туфельки из чёрного бархата на потолстевшую ногу еле влезли — последний месяц я себя в еде не ограничивала, как предчувствовала голодание. Пройтись в этой изящной обуви по залу я смогла бы, а вот танцевать вряд ли.
— Послушай. Веди себя, как я учила: глаза опусти, голос не повышай, глупости не болтай. Твой отец с таким трудом жениха отыскал, о выкупе договорился. Так что постарайся понравиться.
«Или не испугать», — не договорила мачеха, но я прочитала всё по взгляду. Ладно, лишь бы жених этот был не старый и не дурак, а там стерпится-слюбится.
Как я до зала добиралась в жавших туфлях, заслуживает отдельной истории. Начищенный до блеска пол казался накатанным льдом, и я шла по нему, боясь сделать лишнее движение. К счастью, раскланиваться с гостями не пришлось. Наученный горьким опытом, для встречи отец выделил небольшую комнату, примыкавшую к залу, где я должна была до знакомства с женихом заниматься вышивкой. Бдительная нянюшка сидела рядом, готовясь исчезнуть при необходимости. Мачеха так мечтала выдать меня замуж, что собиралась поступиться приличиями. А пока я маялась в ожидании, гостя старательно угощали вином, чтобы мой внешний вид не сильно его смутил. О том, каково мне выслушивать пьяную, но предельно честную оценку собственной «красоты», никто не задумывался.
— Не грусти, Ладушка. Говорят, жених твой мужчина хоть не особо знатный, но уважение среди людей имеет. К нему за советом захаживают, да и в столице его имя на слуху.
— А слухи хорошие, нянюшка? — на всякий случай уточнила я, делая очередной стежок, а старушка вздохнула.
— Разные слухи ходят. О том, как сиротам помогает, как драчунов развести может. К тому же, о любовницах его никто не слыхивал, а это уже немало значит, — нянюшка обняла меня за плечи, стараясь ненароком не помять платье и не испортить причёску. — Ты с ним поласковей будь, может, и сладится всё у вас. Горюшко ты моё ненаглядное! — старушка всхлипнула, целуя мою макушку, а я почувствовала, как у самой нос защипало.
Ну, нянюшка, ну, молодец! Сейчас жених придёт, а я сижу с опухшим от слёз лицом.
Тихо постучали. Я быстро вытерла слезинки и повернулась к вышивке. Признаться, неудачно она вышла. По задумке, на картине должен был, сидя на веточке, соловей трелью заливаться. Веточка у меня вышла правдоподобно, листики как живые к солнцу тянулись, а вот соловей больше смахивал на ворона. Слишком волновалась, чтобы внимательно за узором следить, вот и плясали стежки по полотну. Я сделала маленький стежок, надеясь исправить ситуацию, и только после подняла взгляд, чтобы посмотреть, кто зашёл.
Первым на глаза попался отец. Круглый и низенький — сложением я в него пошла. От пышных некогда волос у батюшки осталась только лысина, сейчас прикрытая париком. Костюм он надел праздничный — алый камзол с черными штанами. Мачеха в расшитом жемчугом платье рядом с ним смотрелась белой лебедушкой.
А следом за родителями зашёл незнакомец, которого мне прочили в мужья. Только и рассмотрела, что высокий и светловолосый, глядит с насмешкой, не робко — и тут же глаза отвела. Негоже девице на парней заглядываться, даже если это женихи.
— Вот и дочь наша, Лада, — радостно улыбаясь, представил меня отец. Щёки у него раскраснелись, глаза блестели, и даже отсюда я чувствовала запах вина. Видно, не по одному бокалу с гостем выпил, прежде чем решился вести его ко мне. — Поздоровайся, милая, со своим женихом Финистом.
— Здравствуй, Финист, — пробормотала я, не поднимая глаз. Привстала, чуть вышивку не уронив, и поклонилась, как мачеха учила. — Рада познакомиться.
А в ответ тишина. Видно, не такую красу жених ожидал увидеть. Что дальше будет, я наизусть за полгода выучила. Сейчас скажет, что забыл о клятве жениться только на принцессе, и ищи ветра в поле. Вздохнув, я приготовилась выслушать очередной отказ, но отец решил схитрить.
— Пойдём, Никитична, выпьешь чарку за будущее счастье молодых. А детей оставим, пусть пообщаются, — ласковым тоном обратился он к нянюшке, а сам на мачеху посмотрел: правильно ли сказал? Наверное, вчера весь вечер разучивал, как перед гостем дорогим разговаривать, чтобы не оплошать.
Нянюшка только того и ждала. Куда старость подевалась! Проскакала мимо меня козочкой, а ведь только вчера жаловалась на больные спину и ноги. Мачеха, перед тем как выйти, посмотрела на меня строго и нахмурилась: мол, помни, о чём говорили. И закрыла дверь. А я с женихом осталась.
Страшно стало и смешно. Финист разглядывал меня и молчал, я в рукоделие уткнулась, делая вид, что вышиваю. Вот только руки так дрожали, что стежки по всему полотну плясали. И о чём нам говорить? Меня всегда учили, что мужу перечить нельзя, а если он молчит, то и мне молчать, выходит? Глупо как-то получается.
Посмотрела украдкой на жениха и решила, что от разговора ничего худого не будет. Только рот раскрыла, чтобы спросить, как он добрался — дорога дальняя, и дождь давеча лил как из ведра — но не успела. Финист подошел к закрытым дверям и распахнул их настежь, чтобы нас из зала при желании увидеть можно было. Отец и мачеха от дверей едва отпрыгнуть успели. А Финист посмотрел на них с укором, только в голосе едва заметная смешинка проскользнула.
— Где же это видано, чтобы незамужняя девушка с мужчиной за закрытыми дверьми сидела? — голос у него был звонким, громким, на весь зал слышно. Отец весь пятнами пошёл, а мачеха, наоборот, побледнела. Ведь, вправду, Финист мог меня и опозорить. Просиди мы наедине подольше, откажись он потом от свадьбы — и никто меня замуж не взял бы. Только и осталось бы, что за вдовца идти либо в монастырь.
— Да мы вам доверяем! Разве бы кто подумал! — замахал руками отец, а сам на гостей покосился. Те стали подтягиваться к дверям, увидев, как намечается что-то интересное.
Жених нахмурился и скривил губы. Я даже обрадовалась, что он на меня не смотрел — зато я могла его разглядеть. И удивилась. Финист был немногим старше меня, лицо совсем молодое, без усов, только шрам от губы до подбородка суровости добавляет. В отличие от отца и меня самой, лишнего веса в женихе не было ни капли. Когда руки на груди сложил, синяя ткань рубахи натянулась, и все девицы в зале на него без стыда уставились. Даже сестрица моя, Алёнушка, из-за спин подружек выглянула. Я тоже невольно залюбовалась, только не женихом, а сестрицей. Ей всего пятнадцать годков стукнуло, а она уж заневестилась, расцвела красотой. Волосы, как золото, густые, длинные, сама высокая и стройная, и спереди есть на что посмотреть, и сзади всё ладно. Парни вокруг нее пчёлами вились.
«Если бы Финисту Алёнушку предложили, он бы точно согласился», — подумала я невольно.
Засмотрелась на сестренку и уколола палец иголкой — до крови, и больно так, что, не удержавшись, вскрикнула. Отдёрнула руку, слизнула набухшую капельку, чтобы не испачкать вышивку, как вдруг поняла — смотрит на меня кто-то. Подняла глаза, а это Финист развернулся, прищурился, носом повёл, точно принюхивался к чему-то. Как кот.
Отчего-то от его взгляда мне стало не по себе, и пальцы я поспешно сжала в кулак. Вот и показала манеры. Сейчас он отцу скажет, что невеста не подходит, да ещё при всём честном народе опозорит. Главное, обиду не показывать при Алёнушке и её подружках. Иначе потом с лживым сочувствием проходу не дадут.
— Кто что подумает, его дело, — неожиданно спокойно заговорил Финист, отвечая батюшке, а сам на меня смотрел, — но невесту глупые сплетни могут расстроить. Наедине мы наговоримся, как свадьбу сыграем.
В зале кто-то ахнул от его слов. Сестрица и вовсе руку к губам приложила от растерянности. А я не знала, что сказать и как поступить. Выходит, он от свадьбы не отказывается?
Финист подошёл ко мне неспешно, как к испуганному зверьку. На вышивку посмотрел, хмыкнул.
— Хороший ворон получился, невестушка, — сказал он и наклонился ко мне. Вот странно — вином от него почти не пахло. Зато был запах леса на рассвете, бодрящий и немного терпкий. Финист ловко взял мою уколотую руку в свою, я даже отдёрнуть не успела, и поцеловал кисть. А он пальцем по ранке провёл — словно пёрышком. И боль пропала.
Жених выпрямился и посмотрел на отца.
— Митрофан Степанович, дорога была длинной, не до танцев сегодня. Лучше обсудим, когда свадьбу играть будем. Мне у вас задерживаться некогда, дела ждут.
— Конечно, Финист, как пожелаешь. Может, вина ещё подать? Или блюд каких? — засуетился отец, уводя гостя, чтобы тот меня внимательней разглядеть не сумел. А то вдруг передумает.
А я забыла, как дышать. К щекам прилила кровь, и я смотрела на спину жениха и думала, как же так получилось, что он согласился на свадьбу-то? Но тут подскочила мачеха, быстренько подхватила меня под локоток и повела в опочивальню, чтобы я чего не ляпнула напоследок.
Когда за мачехой закрылась дверь, я заметалась, не находя себе места. Эта свадьба не давала мне покоя! Другая бы невеста радовалась — жених пригож и молод, а мне вот было неспокойно. В том-то и дело, что он мог любую другую выбрать, ту же Алёнушку, и она пошла бы за него, мать с отцом уговорив. Финист за неё приданое получил бы хорошее — отец на младшенькую дочь никогда не скупился. А тут самому платить придётся. Странно всё это.
Глупой я себя не считала, Василиса меня от такой мысли быстро отучила, как книжку с вопросами да задачками привезла. Она первый вопрос вслух задала, размышляя над задачкой, а я взяла и ответила. Она другой вопрос подбросила, уже с любопытством — и тут я не сплоховала. Да разве трудно посчитать, сколько овец на лугу пасётся, если волки троих забрали, а с другой деревни ещё восьмерых привели. Наглядно ведь! Тогда сестрица загадками сыпать начала, а как поняла, что я легко очень отгадываю, сели мы за учебник вместе. Так и перерешали его весь, пока она летом у нас отдыхала.
Вот и привыкла я с тех пор думать, отчего что происходит. И сейчас не сходились у меня условия. Конечно, подруженьки много баек про красавиц и чудовищ рассказывали, и про царевну-лягушку слыхивала я, но та ведь всё равно в конце красавицей оказалась. А я не чудище заколдованное, от поцелуя принцессой не стану!
Если только… Если только Финисту вообще жена нужна. Может, ему наказали жениться, а у него любимая есть, да только замужем за другим. Вот он и берёт себе любую, лишь бы от него отстали.
При мысли этой стало и легче, и грустнее. Ну, любовью одной сыт не будешь. А уважение мужа заработать я всегда сумею. Белоручкой не была, как хозяйство вести — знала. Я мужа поддержу во всём, а он мне опорой станет — большего и не надо. Может, и книжки читать разрешит. Устала я свечку под кроватью прятать, чтобы ночами читать, днём-то мачеха как замечала с книгой, так сразу лентяйкой называла и выгоняла либо серебро полировать, либо на кухню к тётке Фросе. А тут я сама себе хозяйкой буду — как дела в доме закончу, смогу читать в своё удовольствие.
Размечтавшись о жизни хорошей, я чуть не уснула в кресле у окна, сморённая беспокойством и успокоенная теплым летним ветерком, как вдруг услышала в полудрёме стук в дверь. Подошла, приоткрыла засов. На пороге ждала Алёнушка. Лучинка у неё в руках едва тлела, сама она зябко перебирала ножками. Немудрено замёрзнуть, когда поверх платья тонкого только шаль вязаная накинута.