— Ты помог, да? — спросила я у шара.
— Не ты, а вы, — поправил меня колдун. — И нет, это был не я.
Он по воздуху летал, что ли? Умел исчезать и появляться? Как ещё объяснить дурную привычку пугать меня до икоты?
— Извините, господин Карфакс, — ответила я, раз уж он заговорил.
Выпрямилась во весь рост и вытянула спину, словно перед отцом, когда он возвращался с полей и был не в духе. Колдун протянул мне свиток. Ага. Желания побеседовать, как нормальные люди, хватило ровно на одну фразу. Излагать оставшийся поток мыслей Карфакс предпочел на бумаге.
«Я догадался, что ты нарушила запрет и постоянно разговаривала возле шара».
Спасибо, что без витиеватостей и завитушек на буквах. Мой злой отец брался за ремень, а у злого Карфакса менялся почерк. Становился отрывистым, рублёным. Будто словами пытался меня высечь, как розгами.
«За это я вычитаю из твоего жалования два золотых».
Старая бумага затряслась вместе с моими руками. Это несправедливо! Два дня работы! Да как ему в голову пришло такое написать?! Ярость клокотала во мне, грозясь выплеснуться, но одновременно я понимала, что сама виновата. Кого взялась обманывать, дура? Колдуна? Вот и получила. Хорошо, что не уволил. Но, с другой стороны, я ещё не дочитала свиток до конца. Может, к последней строчке Карфакс так разойдётся в праведном гневе, что придётся бежать прочь из замка.
«Это безответственно, Мередит!»
Согласна.
«Колдовские артефакты такой силы — не игрушка».
Кто же спорит?
«Ты подумала хотя бы, что шар и на тебя влияет? Нет, не подумала? А зря. Я молодею, замок восстанавливается — что с тобой будет? В младенца превратишься?»
Мамочки! Вот теперь к трясущимся рукам добавились колени. Платье прилипло к вспотевшей спине, и перед глазами поплыли цветные круги. Я не хочу обратно в пелёнки! Мне всего двадцать. Если Карфакс помолодеет на тридцать лет, то даже не заметит, а я исчезну!
— Что же делать? — беззвучно шевелила я губами.
Бросаться в ноги к колдуну и умолять вернуть всё как было? Да! Но не сейчас. Вон как взглядом буравит и раздражением дышит. Точно выпорет. Дождётся, пока превращусь в ребёнка, и за розги возьмётся.
«Дальше читай», — колдун требовательно ткнул пальцем в свиток.
Хорошо-хорошо!
«Я надеялся, что шар успокоится. В сундук его спрятал, во дворе закопал, но ты и там его нашла! Теперь я понял смысл выражения «из-под земли достанет».
Да, это я. И если прежде мне многое сходило с рук, то теперь, кажется, я по-настоящему влипла в неприятности. А ведь хотела как лучше. Об урожае мечтала, сытном ужине. Хотела, чтобы стол господина Карфакса ломился от блюд. Неужели самому нравилось жевать чёрствый хлеб? Но лучше помалкивать. Не лезть к нему с советами и возражениями. Я ещё помнила, как лихо он дрова колол. Силищи сейчас через край.
«Молчать уже бесполезно, — продолжал колдун. — Шар слишком активен. Пульсирует энергией, даже если рядом тишина. Он создан исполнять желания, а его триста лет держали взаперти. «Что теперь будет?» — спросишь ты меня. Хорошо, я скажу. Мы позволим шару вернуть мне не только молодость, но и колдовские чары. Иначе с артефактом не справиться. Бросай все дела, мы идём в гостиную. Будешь петь и танцевать».
Блеск! Сначала запретил разговаривать, потом лишил двух золотых за бубнёж над огородом, а теперь петь требует. Мужская логика!
«Нет», — качнула я головой и пошла искать прутик, чтобы написать ему на земле, что не согласна. А как же превращение в младенца? Испугались и забыли?
— Говори, — приказал колдун.
«Нет», — снова мотнула я головой, а потом повторила вслух:
— Нет!
Прутик никак не находился. Вот тебе и вымела двор начисто. Ни соринки, ни пылинки.
— Мередит, — запыхтел Карфакс за спиной. — Или говори, или читай дальше. Есть второй свиток.
Он помахал им, как костью перед носом собаки. Ещё и рукой меня поманил. Точно старый лорд! Хотя колдуны тоже были заносчивыми, высокомерными и совершенно невыносимыми. Я на деревянных ногах шагнула к нему, но Карфакс ловко спрятал свиток за спину.
— Там все объяснения о шаре, какие ты хотела услышать. Два признания, три сюрприза и одна страшная тайна. Поможешь вернуть силу — получишь их.
Я была уже в совершенно растрёпанных чувствах, поэтому вместо вежливого: «Да, господин Карфакс» фыркнула и упёрла руки в бока.
— Нет. Хотите силу? Сами пойте и пляшите, а я деньги больше терять не собираюсь.
Колдун остолбенел. Натурально вытаращился на меня, как Нико или Лука, когда я посылала кого-нибудь из них мыть посуду вместо себя. То, что я хватила лишку, поняла почти сразу, но было поздно. Путь к отступлению закрыт. Теперь только выпячивать грудь колесом и делать вид, что я отстаиваю свои интересы. Так, кажется, богатые купцы говорили?
— Я отменил запрет, — холодно ответил Карфакс. — Можешь говорить. Или тебе грамоту разрешительную написать? Печать поставить?
«А у вас есть? — рвалось с языка. — Печать-то. Именем Роланда Мюррея подписываетесь?»
Но хватит с меня глупостей на сегодня. Допрыгалась уже на два золотых.
— Нет, не нужно. Объясните про младенца, пожалуйста. Я, правда, молодеть начну вместе с вами?
— Не знаю, — убийственно холодно и безразлично ответил колдун. — Проверим?
Шире у меня рот уже не открывался. Челюсть и так хрустела. Вроде как хрустела, во дворе замка на самом деле стояла тишина. Карфакс даже не издевался, он в конец утратил ум, честь и совесть.
«И на этого сумасшедшего ты работала, Мери?» — должен был спросить внутренний голос, однако и в голове была пустота. Как в колодце, ага. Крикнешь в него «Бу!», и эхо полдня затихает.
— Ну… вообще, — кое-как выдавила я из себя, подобрала юбки и собралась на выход, но колдун ещё раз помахал вторым свитком.
— Ты не избавишься от проклятия шара без моей помощи. Уйдёшь сейчас — будешь всю жизнь молчать или гореть синим пламенем. Я хочу помочь. Что мне сказать, чтобы ты поверила?
Главное, что он говорил. Я видела, как после каждого слова усы гороха вылезали из-под покрывала ещё чуть-чуть. Как-то живо представилось, что горох дорастёт до деревни, оплетёт мой дом и задушит всех, кто там живёт. А что? Шар же обещал убить, если проговорюсь. Почему бы не так? Колдовские артефакты действительно не игрушка. И как назло последний колдун в трёх королевствах стоял прямо передо мной. Других не было. Идти за помощью больше не к кому.
— Хорошо, — зажмурившись, ответила я. — Только поклянитесь, что не причините мне вреда.
— Я думал, ты поверила в это, пока жила в замке.
«До того как оказалась связанная в подвале, ещё сомневалась, а вот сразу после — конечно да. Поверила. Вы — самый предсказуемый мужчина на свете. И артефакты у вас интересные. Милые. Мне совершенно не о чем беспокоиться. Пфф. О чём речь?»
Ехидство изливалось бесконечным потоком, но только в мыслях. Наяву же я смотрела на колдуна, вытянувшего спину в позе оскорблённого достоинства, и понимала, что он говорил серьёзно.
— Эээ, — протянула я, мечтая напомнить о подвале и кляпе во рту.
Умная служанка так бы и поступила, но у меня вдруг включилась чуйка. Карфакс был весь такой важный, сверлил меня взглядом, ждал ответ. Что-то точно сейчас творилось из разряда хитрых проверок. «Одно из главных достоинств прислуги — преданность». Да? Об этом речь? Или о доверии? Думай, Мери, думай. Эх, не успела.
— Мередит, — колдун осторожно шагнул ко мне. — Ты прожила со мной в замке месяц. Будь у меня хотя бы одна мысль надругаться над тобой, неужели сдержался бы? Понимаю, ты не боялась старика. Какой от меня толк, как от мужчины? Но я обещаю, что когда сила вернётся — ничего не измениться. Я пальцем тебя не трону. Так, кажется, это называется?
Поразительно, куда свернула его мысль. Я стояла, опустив взгляд, и отчаянно краснела. Под «причинить вред» я имела в виду побои, превращение в младенца, жабу, крысу, летучую мышь. Другие неприятности от колдовства вроде язв по всему телу или бесплодия. А Карфакс подумал, что я боюсь у него в постели оказаться.
Нет, я, конечно, боюсь. Связывает он по рукам и ногам ловко, силы у него — моё почтение. Особенно теперь. Криков моих из пустого замка никто не услышит, да и вообще. Ох, мамочки.
— Я так не думала, — едва слышно проговорила я. — Честно.
Вот не сойти мне с этого места! Если бы колдун сейчас о насилии не заикнулся — даже не вспомнила бы, что такое бывает. Да, некоторые господа не брезгуют служанками, но их так мало, что рассказы о постельных утехах больше похожи на сказки. Особливо, когда они заканчиваются свадьбой. Ну надо же кому-то верить в чудеса. Жаль, что я не из таких. Или не жаль.
— Славно, — кивнул колдун и поманил меня за собой. — Пойдём. Пусть шар останется в земле, раз ему там нравится. Свежий горох — это тоже не плохо. А то запасы хлеба скоро кончатся.
Никогда его таким болтливым не видела. Даже странно стало слышать ещё чей-то голос среди унылых стен замка. Словно моё одиночество взяло и кончилось. Но что-то я размечталась. Словоохотливость Карфакса ветром сдует, как только он получит свою колдовскую силу обратно. Тогда и я снова стану для него безмолвной и безликой тенью. Служанкой.
Глава 4. Разговоры у клавесина
Дрова в камине трещали весело, по комнате разливалось тепло, и должен был создаваться тот самый уют, ради которого всё затевалось, но лично мне не помогало. Трясло, как от холода, и зубы стучали. Несмотря на огородную дружбу с шаром колдовские фокусы я всё-таки недолюбливала.
— Нужно вытащить клавесин на центр гостиной, — распорядился колдун. — Он стоит за ширмой. Поможешь, Мери?
Видела я за ширмой какую-то громоздкую бандуру, но ни за что не заподозрила бы в ней что-нибудь полезное.
«Что такое клавесин?» — вертелось на языке и щекотало остатками пыли в носу. Каюсь, сюда я с генеральной уборкой добраться не успела. Наскоро стёрла тряпкой толстый слой грязи, убрала разводы, но всё равно осталась недовольна.
— Внутрь не заглядывала? — будто угадал мои мысли колдун. Поднял крышку, закрепил её и наклонился над антикварным гробом. — Хотя тут особой трагедии нет. Надеюсь, зазвучит.
Ага. Музыкальный инструмент, значит. Да, точно, Карфакс же грозился, что заставит меня петь. Вон и струны натянуты. Много. Он щипать их будет? Как арфу?
— Забыл уже всё, — пожаловался колдун, разминая пальцы. — Попросил бы тебя уши заткнуть, но чего уж там? Старики мы с ним. Скрипим, как можем.
Клавесин действительно скрипел. Его хриплый, пронзительный голос резал слух. Я не стонала и не просила прекратить пытку только потому что была вышколенной служанкой. А ещё я засмотрелась.
Длинные пальцы колдуна летали над клавишами и замирали с благоговением. Он останавливался, думал, вспоминал, а потом позволял себе играть дальше. Обрывки мелодии сложились в песню. Красивую, старинную. Тишина замка обволакивала её, смазывала больное горло клавесина бальзамом, лечила его раны. Я закрыла глаза и представила эту же гостиную триста лет назад. Горели канделябры, вино плескалось в изящных кубках. Разговаривали гости тогда медленно, с чувством, о высоком. Но в тот момент просто стояли возле инструмента, а хозяин играл.
— Увы, любовь, мне жизнь губя, ты рвёшь со мной без стыда, — пел Роланд Мюррей. — Я столько лет любил тебя и счастлив бы с тобой всегда.
Дамы в платьях с длинными рукавами, мужчины в камзолах и бриджах. Золотая вышивка, тонкое кружево. Лица тех, кто давно ушёл. Фигуры с потемневших портретов.
— Тебе я преданно служил и потакать готов был вновь, — неожиданно легко и чисто пел колдун. — Я жизнь и землю положил за милость твою и любовь. Не счесть подаренных платков, где так узор изящно лёг. Я дал тебе и стол, и кров, и мой не скудел кошелёк.
Он пропускал припевы, просто играл и мыслями был ещё дальше, чем я. Узник замка, хозяин голубого шара. Как он потерял силу? Что могло произойти? Неужели женщина постаралась? Та, кому он пел песню, и чьё имя скрывалось в куплете. Великого колдуна сгубила любовь? Не шар с единственным желанием, не ускользающее из рук господство, а прекрасная леди в платье с длинными рукавами?
Она умерла, да? Жена лорда. Он столько лет её любил, что Смерть позавидовала. Забрала. Тогда Ролланд и схватился за шар. Колдовской артефакт, исполняющий любое желание. Богатство — пожалуйста, власть, — вот она. Мог ли он оживить любимую? Решился ли Карфакс когда-нибудь об этом попросить?
Ох, в далёкие дали меня унесло воображение! Хорошая получилась бы история для романа, но я поспешила угадывать. Колдун бережно опустил крышку инструмента и взялся за край короба.
— Сейчас, — опомнилась я. — Помогу.
Клавесин чуть не развалился по дороге до центра гостиной. Тяжёлый инструмент, неповоротливый. Я окончательно из сил выбилась, пока его тащила. Дышать было нечем. Ещё и камин жарко натоплен.
— Окно надо открыть, — сказал Карфакс и щелкнул пальцами.
«Ну? — подумала я, когда ничего не случилось. — Ну и?»
Колдун щелкнул ещё раз. Замер, прислушался. Будто прямо сейчас творилась магия. Жаль, рассохшаяся деревянная рама и не думала поддаваться.
— Не работает? — с надеждой спросила я.
— Кхм, — ответил колдун. — Странно. Но мы продолжим. Твоя очередь петь.
Рано я обрадовалась, что нервная дрожь прошла. Ох, рано. Руки снова было некуда деть и плечи против воли опускались.
— Я не умею.
Честное признание. Надеюсь, колдун оценит.
— Кто тебе сказал? — хмуро поинтересовался Карфакс, и я обреченно подняла на него взгляд. — Плюнь ему на спину, разрешаю. Все умеют петь. Просто кто-то хуже, а кто-то лучше.
— С вашим талантом мне не сравниться. Братья смеялись, когда я открывала рот.
— Нашла кому верить, — изогнул бровь колдун. — Когда я учился магии, мои друзья-соратники, мои практически названные братья вместо курицы подкладывали в моё блюдо лягушек. Приготовленных. Пару раз я их ел, не понимая, в чём дело. Откуда едва сдерживаемый хохот за столом?
— Вы им отомстили? — вырвалось у меня.
— Я их пережил. Этого достаточно. Сколько песен ты знаешь, Мередит? Начни с самой любимой.
«Ноль», — подмывало ответить и уклониться от позорного занятия, но я не любила врать. Не получалось. Отец говорил, что хитрость у меня на лбу написана. И по лбу же я буду получать всякий раз, когда захочется обмануть.
— Две знаю наизусть и ещё две не очень. Но они бранные. Трактирные. Не для ваших ушей, господин Карфакс.
Колдун покачал головой и снова поднял крышку инструмента. Табурета не нашлось, пришлось взять стул с высокой спинкой. Усаживался музыкант долго. Чинно поправлял кружевные манжеты, расстегнул пуговицу на камзоле и, наконец, спросил:
— Насколько бранные?
— Ни одного пристойного слова.
— Так уж ни одного? Я думаю, ты преувеличиваешь. Но чтобы справиться с твоим стеснением, предлагаю пари. Ты поёшь, я считаю, каких слов больше. Если бранные перевесят — получишь золотой.
Вот и зачем ему это? Нравится смотреть, как девушка из порядочной семьи краснеет? Или по трактирной брани соскучился? Так можно сходить в город и приобщиться. В нашем трактире этого добра больше, чем пива с мясом. Воистину наниматель у меня с причудами. Но золотой можно получить легко и быстро. Осталось совладать со страхом. Не бранилась я никогда. Даже в самые тяжёлые времена. Разве что один раз. Но тогда мне кованный сундук матери брат поставил прямо на ногу. Ох, Нико услшал…
Ладно, петь всё равно придётся. И проиграть колдуну спор — не такой уж плохой выход. Бездна с ним, с золотым. По-другому заработаю. Без брани.
Я набрала в грудь воздуха, облизнула губы и запела:
— Ну-ка мечи стаканы на стол, ну-ка мечи стаканы на стол, ну-ка мечи стаканы на стол и прочую посуду. Все говорят, что пить нельзя, все говорят, что пить нельзя, все говорят, что пить нельзя, я говорю, что буду.
Карфакс расхохотался и захлопал в ладоши.
— Прекрасно, Мери! Давай ещё раз!
Я начала с начала, а он подхватил игрой на клавесине и отстукивал ритм ногой. Попадал. Каким-то чудом, не зная мелодии, не видя нот, знал, что играть. Меня захватило пение. Было в простых словах то, что мешало сидеть на месте. Ноги сами просились в пляс. Я подхватила юбку и застучала каблуками.