Он был, разумеется, рад, я - тоже. И, видимо, поэтому оставила без внимания странный разговор, который произошел между нами.
- Знаешь, мне, конечно, лестно слышать, что ты сама заговорила об этом, но я боюсь, что проклянешь меня, если что-то пойдет не так.
- А что может пойти не так? Ты сказал ждать - я жду. Ты сказал тебе верить - я верю. Если ты хочешь забрать свои слова - забери, но тогда я уйду, и мы ставим на всем точку.
Я опять припирала его к стенке, и это не нравилось ни мне, ни ему. Да, решение принято мной, хотя как я могла этого не сделать, если он постоянно искусно подводил меня к нему? Я уже давно перестала понимать, что хорошо и что плохо. Желание быть с ним заслонило все. Я перестала корить себя за безнравственность, я стала считать, что имею право на подобные отношения, потому что любила Алексея и свято верила в его желание развязать узел. Вот уж точно говорят, что любовь - добровольный отказ от мозгов.
Он долго смотрел на меня, он умел вот так, одним взглядом, усмирить мое готовое вырваться раздражение, потом спросил:
- Решилась?
- Да!
- Не пожалеешь?
- Никогда и ни за что.
Что могло бы остановить меня тогда? Не знаю! Я была уверена, что это сделает нас ближе друг к другу и как-то поспособствует скорейшему решению проблемы.
Уже под утро, выскользнув из кольца его рук, я уселась так, чтобы видеть лицо Алеши. Нежность к любимому, казалось, затопила меня, и мне очень хотелось сказать, что после случившегося я буду любить его еще больше и ждать столько, сколько потребуется, лишь бы никому из нас троих не было слишком больно.
- Знаешь,- говорила я, выводя пальцем узоры на его груди, - мне раньше никто и не нравился. Правда, в десятом классе стало как-то тревожно, что в меня не влюбляются и на свидания не приглашают. Потом один мальчик из параллельного класса начал оказывать мне знаки внимания и назначил встречу. Я, конечно, не пошла, а вприпрыжку поскакала, интересно же... Мы в парке гуляли, он сказал, что я ему нравлюсь и хотел меня поцеловать. А губы какие-то мокрые, и волосики жиденькие над верхней губой и на подбородке. Противно... Я его оттолкнула, а он меня дурой назвал. На этом моя личная жизнь закончилась. Никто не интересовал меня, ни я никого. А вот тебя увидела, и все сразу поняла о тебе и обо мне. Почему так?
- Почему что? - спросил он, лениво приоткрывая глаза.
- Почему я ни в кого не влюблялась, и в меня никто?
- Все просто: ты не такая, как все. На тебе как маска надета, по лицу ничего не прочтешь, в глазах не увидишь, но внутри - огонь. Я это сразу почувствовал. Меня к этому огню потянуло, ни о чем думать не мог, только о тебе. Боялся, что оттолкнешь. Твои одногодки еще малы, чтобы это увидеть, а мужчины постарше всегда будут о тебя спотыкаться. Хотя...
Он задумался, и я принялась тормошить его, требуя закончить фразу.
- Хотя, - продолжил он несколько растерянно, - вот Вадим тоже, кажется, это увидел.
- Неправда, - зашлась я от смеха, - мы друзья с первого курса.
- Вот и дружите, а больше ни-ни, - и Алеша погрозил мне пальцем.
Я, все еще смеясь, прижалась к его большому горячему телу и легонько пощекотала. Он взвизгнул от неожиданности, и в следующую минуту я оказалась прижатой к дивану. Вырываться почему-то не хотелось. Кожа Алеши между плечом и шеей оказалась такой нежной и чуть соленоватой на вкус, что я, не удержавшись, слегка прикусила ее, а потом нежно целовала до тех пор, пока не услышала его участившееся дыхание.
О праздновании Нового года вспоминать не хотелось. От этого дня я не ожидала ничего такого, что стоило бы ждать с великим волнением и радостью. Так и случилось. Он провел праздник, разумеется, с женой, я - без него.
Зимняя сессия была сдана еле-еле, но как могло быть иначе, если каждая свободная минута была полна мыслями о Алеше. На каникулы в Городок ехать не хотелось, но комендант решительно велел всем убираться, чтобы заселить заочников. Тех, кому некуда было ехать, он знал в лицо. Я к их числу не относилась. Пришлось собираться, да и Алеша настаивал на отдыхе, потому что выглядела я просто отвратительно.
- Что плохого в том, если ты отдохнешь? - спрашивал он меня в десятый раз.
- Я не хочу расставаться с тобой.
- Не всегда надо делать то, что хочешь, иногда надо делать, что необходимо. Тебе, родная, нужен отдых.
Он всегда был прав. Я нехотя согласилась.
Мое нынешнее состояние можно было списать на трудную сессию, но я-то знала, что дело не только в этом. Меня съедала ревность. Пока были только встречи и разговоры, все было проще. Но вот сейчас... Я стала зависимой от Алеши настолько, что частенько целую ночь не могла сомкнуть глаз, представляя его в постели с женой. И что бы он ни говорил, как бы ни убеждал, что жена часто болеет и они спят отдельно, что вот-вот он выберет подходящий момент и скажет ей о нас, я понимала, что она ему не только борщи варит и носки штопает, поэтому с каким-то болезненным постоянством принюхивалась к его волосам и коже, боясь уловить запах чужих духов. И иногда, не сумев сдержать накопившееся раздражение, говорила об этом...
Что в это время было у меня? Торопливые встречи, отмеренное время, постоянное ожидание. Я ничего не знала о другой стороне его жизни, но, казалось, знала все. Что было у него? Тихие вечера с женой, поцелуй на ночь, шепот в темноте, когда и шептать-то незачем, никто не услышит, но уж очень хочется, едва шевеля губами, произносить милые глупости и признания, а потом потянуть губами за мочку уха, зная наперед, что ему это безумно нравится, поэтому через минуту он вздрогнет и ставшими вдруг жадными руками прижмет ближе к себе.
Были совместные завтраки, когда он притворно хмурился, если жена подкладывала ему на тарелку лучшие куски. Вместо слов благодарности он просто гладил ее по руке, а она, легко улыбаясь, не опускала глаз, чтобы показать предназначенную только ему нежность. Были и другие милые пустячки, когда она уже у порога, целуя, поправляла ему галстук, спрашивала, не забыл ли он перчатки, ключи. Были еще тысячи нитей, которые незримо привязывали его к ней.
И был еще довесок, который звали Леной. Довесок, который ему очень нравился и в который он был, несомненно, даже немного влюблен. Довесок будоражил кровь, потому что любви и обожания от противоположной стороны много не бывает, заставлял делать глупости и давать какие-то обещания, чувствовать себя молодым, гордиться в глубине души, что стал объектом первой любви пылкой наивной девчонки, с которой чувствовал такой душевный подъем, какого не ощущал уже давно, и думал, что остались далеко в прошлом редкие, и от этого еще более желанные, ожидаемые до дрожи бессонные ночи, и доводящая до головокружения нежность, и неуемное желание обладать
Он, конечно, знал, что прекрасных ночей, проведенных с дорогой сердцу женщиной, много, но глубоко врезаются в память лишь очень очень немногие, их помнишь от первой до последней минуты. Он искал это со мной и, видимо, находил.
- Знаешь, - шептала я, прижимаясь к нему, - у меня сегодня новое платье. А ты и не заметил. Я покупала и думала, понравится тебе или нет.
Он виновато вздыхал, и его объятия становились еще нежнее.
- Прости, родная. Целыми днями какая-то кутерьма, всем что-то от меня надо. А сюда прихожу - и весь мир за нашими плечами. Мне никогда не было так хорошо и спокойно. Ты - мой настоящий дом, мое убежище.
Мне безумно нравилось, что я не была для него ни птичкой, ни рыбкой, ни зайчиком. Я была родной. Все остальное было просто неважно.
Леша умел прогнать мои страхи. После свиданий я возвращалась в общежитие уверенная в том, что он меня любит, что вот-вот наступит подходящий момент для решительного разговора с женой, что он уже начал готовить ее к неизбежному разводу, что нельзя так сразу обо всем объявить, ведь она такая ранимая, болезненная, мнительная, сирота... И я едва ли не начинала извиняться, что в чем-то сомневалась, что здорова, что у меня есть родители. Все казалось уже не таким страшным, но вот наступала ночь, и вместе с ней возвращались сомнения, а вместе с ними и слезы.
Мама, встретив меня на вокзале, лишь всплеснула руками.
- Вот как чувствовала, что с тобой что-то не так, сейчас сама это вижу. Ты, конечно же, болела и боялась нам сообщить. Опять, наверно, мороженое без меры ела?
Она еще долго говорила, жалея свою непутевую дочь, а я кивала головой, соглашаясь со всем. Я знала, для кого предназначены эти слова. Конечно же, для отца. Мама не хотела, чтоб он волновался: у него было больное сердце.
Вечером, зайдя в мою комнату и присев на кровати, она взяла меня за руку и тихо произнесла только одно слово:
- Рассказывай.
В душе поднялась досада на себя: не сумела скрыть. Да и как скроешь? Она и раньше всегда все чувствовала, ее не обманешь
- Мама, - сказала я, и голос мой задрожал, - мама, я полюбила женатого человека. Мне трудно. Наверно, надо было и не начинать эти отношения, но я не смогла все прекратить. Я ничего не могу, мама.
Слезы потекли по лицу. Она прижала мою руку к своей щеке.
- Он обидел тебя?
- Нет, мама, нет! Никто не обижал меня. Он очень хороший, он меня любит. Просто не может пока расстаться с женой. Они давно женаты, он очень добрый, жалеет ее и не может вот так сразу...
- Сразу? - переспросила мама. - Как долго это продолжается?
- С сентября, - сказала я и опять заплакала.
Мама охнула и сильнее сжала мою руку.
- Он старше тебя?
- Мама, какое это имеет значение? Да, старше. Больше, чем на десять лет, - я готова была защищать его перед всем светом и перед своей матерью тоже.
- И теперь ты думаешь, что он не оставит свою жену?
- Нет, мама, нет! - почти закричала я. - Я ему верю, он не может так поступить со мной!
- Не может, - помолчав, спросила мама, - но ведь поступает? Я всегда учила тебя называть вещи своими именами и не обманываться, так проще во всем разобраться.
- Мама, я боюсь, - призналась я, - боюсь рвать отношения, хотя иногда думаю, что пора. Я решила, пусть это сделает он. Для меня так будет легче.
- Глупая моя дочь, - со вздохом произнесла мама, - для тебя это будет труднее, да и для него тоже.
И через некоторое время добавила:
- На ногах надо стараться стоять крепко, а не плыть по течению.
Мама взяла с меня обещание, что я постараюсь заснуть и мы поговорим обо всем позже. Однако, продолжение разговора не состоялось: я не захотела, так как не могла представить свою жизнь без Алеши. Будь что будет, но конец нашим отношениям, если так случится, положит он.
Вернувшись в общежитие, я обнаружила на вахте записку для себя. Алеша сообщал, что жена заболела и лежит в больнице, поэтому встретиться мы пока не сможем. Просил подождать некоторое время.
Мы не виделись больше месяца, а когда он появился, то я сразу же забыла о своих обидах. Алеша рассказал, что попытался поговорить с женой о разводе, но это спровоцировало такой нервный срыв, что она оказалась в больнице, а сейчас уехала долечиваться в санаторий. Мне, конечно, было ее жаль, но... зато никто не мешал нам проводить вместе все свободное время.
Мы были счастливы, много и обо всем говорили, провели, не расставаясь, два прекрасных выходных дня. Голова снова кружилась от любви и близости любимого мужчины.
- Я весь твой,только твой, - говорил он, целуя меня, - ты должна верить.
Единственное, на что я была способна, так это шептать распухшими от поцелуев губами:
- Верю. Мой.