И снова декабрь - Мацкевич Людмила Васильевна 2 стр.


   Егор встал из-за стола.

   - Пойду я, тетка Ариша. Не обижайся, но не могу есть. Приду завтра, поговорим обо всем.

  Старушка, не отвечая, лишь жалостливо кивнула головой. Егор дошел до двери, хотел было выйти, но обернулся и обратился к внуку Ариши:

   - Послушай, Паша, у тебя есть мечта?

  Мальчик недоуменно вскинул на него глаза и растерянно пожал плечами.

   - Говори, не стесняйся, - подбодрил его Егор, - когда я был таким как ты, то тоже любил помечтать. Хотел поскорей вырасти и купить большой пароход, чтобы с дедом плавать по морям-океанам.

   - Нет, - мальчик несмело улыбнулся, - пароход не хочу. У нас и моря-то рядом нет. Я хочу велосипед. Самый красивый, чтоб ни у кого такого не было.

   - Хорошо, завтра же такой и купим, - пообещал Егор и вышел.

   На другой день он переделал много дел: с самого утра еще раз сходил на кладбище; щедро расплатился с теткой Аришей; купил Паше обещанный велосипед; заказал старушке дрова на целую зиму; заплатил, чтоб эти дрова распилили, накололи и уложили; подправил покосившуюся калитку. Последнее дело, посещение риэлтора, он отложил на утро следующего дня, потому что поезд уходил только вечером. Егору хотелось, чтобы дом был сдан квартирантам на один год, а по истечении этого срока он планировал приехать и в последний раз остановиться в нем, чтобы без спешки выбрать и поставить деду памятник. После этого дом можно будет продавать.

   День, оказавшийся таким долгим и тяжелым, наконец-то подходил к концу. Егор уже собирался лечь спать, когда услышал стук в дверь. Он открыл и увидел на пороге Пашу.

   - Вы не спите еще? - тихо спросил он и от смущения потупился. - Я поговорить хотел.

  Егор молча посторонился, пропуская его в комнату, потом сел на диван и жестом предложил мальчику занять место в кресле напротив.

   - Что-то с велосипедом? - спросил он, улыбаясь.

  Мальчик был излишне робок, хотя, может быть, он был таким только с Егором.

   - Я хотел спросить, можете ли Вы жениться на маме? Она хорошая, правда, - заторопился он, - очень хорошая, только горемычная. Это бабушка так говорит.

   Вот так вопрос! Егор закусил губу, боясь рассмеяться и тем самым обидеть мальчика. Но отвечать все-таки было надо.

   - А почему ты решил, что нам надо пожениться? Взрослые люди сначала влюбляются, а потом женятся. А мы с твоей мамой не любим и никогда не любили друг друга. Она любила твоего папу, а я - свою жену.

   - А вот и нет! - горячо возразил мальчик и уже без всякой робости посмотрел в глаза Егора. - Бабушка говорила, что мама Вас всегда любила, а Вы уехали учиться.

   Егор растерялся: хороша новость! А потом рассердился на тетку Аришу, которая забивает ребенку голову разными глупостями. Однако осторожно пожал плечами и ответил даже без намека на улыбку:

   - Прости, но она мне об этом никогда не говорила. Я и не знал ни о какой любви.

   - Видите, видите, - казалось, мальчика воодушевил его ответ, - Вы не знали, а теперь знаете! Можно, я позвоню маме и попрошу ее приехать? Вы на нее посмотрите и сразу полюбите.

   И как о таких вещах разговаривать с ребенком? Егор, как и дед в свое время, этого не знал, поэтому и ответил предельно честно:

   - Паша, друг ты мой милый! Мне жаль, что я в то время был настолько глуп, что ни о чем таком даже не догадывался. Только вот и сейчас ничего у нас с твоей мамой не получится: я завтра уезжаю. А твоя мама еще встретит хорошего человека. Она умная и очень красивая, я помню.

   Он и вправду помнил худенькую соседскую девчонку с тугими косичками, которая при случайной встрече опускала голову и старалась быстрее прошмыгнуть мимо. Егор и внимания не обращал на эту пигалицу: мало ли их подрастало у соседей. А она, по словам тетки, его любила. Вот так, ни больше, ни меньше...

   - Вы хороший, - расстроено пробормотал мальчик, - я думал...

  Он хотел еще сказать, но не смог и, не прощаясь, торопливо вышел из комнаты. Егор задумчиво покачал головой, закрыл дверь и лег. Спать совершенно расхотелось. Мысли снова вернули его в прошлое.

   * * *

   До окончания института оставался год. Учился Егор хорошо, с однокурсниками ладил, хотя очень близко так ни с кем и не сошелся. Отношениям с девушками большого значения не придавал, потому что из-за постоянных подработок свободного времени оставалось катастрофически мало. Однако молодость все же брала свое, и он пусть не так часто, как хотелось бы, но выкраивал часы для новых знакомств, встреч, при этом головы никогда не терял и ни о какой любви даже не задумывался. Многие из девушек, видя такое отношение и не желая тратить время попусту, молча отходили в сторону. Его это устраивало абсолютно. И лишь одна задержалась рядом с ним дольше, чем другие.

   - Хорошо, что ты такой спокойный, - сказала она Егору после пары месяцев редких встреч. - С тобой я поверила, что парень и девушка могут просто дружить.

   - Я, значит, спокойный... - протянул Егор, улыбаясь. - Это как?

   - А то ты не знаешь, как! Руки не распускаешь, глупых намеков не делаешь. И поговорить с тобой есть о чем.

   - В кино иногда водишь, мороженым угощаешь, - продолжил он. - Обыкновенный тюфяк, одним словом. Придется, видимо, нам с тобой раздружиться, а мне познакомиться с девушкой, которая будет смотреть на меня, как на парня.

   - Я ничего подобного не говорила. Откуда такие выводы?

  В голосе девушки звучало искреннее недоумение. Егора же этот разговор начинал забавлять все больше.

   - Если я ничем от подружек не отличаюсь, так зачем тебе такой?

  Она на минуту задумалась, но ответила честно:

   - Как зачем? Ты хороший, и мне нравишься.

  Егор хмыкнул и положил руки ей на плечи.

   - Все-таки, значит, нравлюсь. А ты знаешь, что делают парень и девушка, если друг другу нравятся? Не знаешь? - деланно удивился. - Для начала целуются.

  Он обнял ее и поцеловал. Она, как оказалось, совершенно не была против

   - Я глупая, да? Скажи! Скажи же! - шептала девушка, прижимаясь к нему, такому большому и сильному.

   - Совсем немного, - тут же, слегка усмехнувшись, успокоил он подругу и снова поцеловал ее.

   А еще через три месяца она сообщила, что беременна. Егор над ответом, казалось, и не раздумывал: казался таким же спокойным, каким и был всегда.

   - Ну что ж, - он взял девушку за руку и легонько сжал ее, - поженимся, раз такое дело. Не бойся, милая, я тебя не обману и своего ребенка не брошу.

  Она в знак согласия кивнула головой и заплакала.

   Девушка и сама не знала истинную причину своих слез. Может, это были слезы радости от осознания того, что их ребенок не будет расти без отца. А может, слезы горести, ведь даже в эти волнительные для каждой женщины минуты она не услышала от будущего мужа слов любви. Ни одного! Конечно, девушка знала, что Егор презрительно называет их любовным чириканьем и считает чепухой, что главным в жизни считает, как он ни единожды заявлял, не слова, а поступки. Наверно, так оно и есть на самом деле, но все же, все же... Ей, как и всем женщинам на этом белом свете, очень хотелось быть любимой, единственной и услышать слова, которые можно будет помнить всю жизнь. Как жаль, что он этого не понимал!

   А Егор молча обнимал будущую жену, осторожно вытирал ей слезы и убеждал сам себя, что все у них будет хорошо, потому что то, что они собирались сделать, было абсолютно правильным и честным по отношению друг к другу и будущему ребенку. А еще был рад, что сумел все решить без ненужных ему любовных страданий, сохранив ясную голову.

   Дочери исполнилось шесть лет, когда они разошлись. Причин было несколько. Во-первых, после переезда семьи на Урал, где Быстрову предложили хорошую должность и соответствующую зарплату, жена все больше времени стала проводить у своих родителей, а потом и вовсе отказалась вернуться, объяснив это тем, что ребенку нужен теплый климат. Во-вторых, она так и не смогла привыкнуть к жизни с Егором.

   Все у них было ровно, гладко, он и голоса на нее не повысил ни разу, и отцом хорошим был. Вот только молодой женщине хотелось особой теплоты в отношениях, ласковых слов, а ничего этого не было и в помине. Даже прибившаяся к ним кошка то и дело просила, чтоб ее по шерстке погладили, что уж говорить о молодой женщине... Иногда ей казалось, что исчезни она, муж о ней и не вспомнит. От таких мыслей становилось грустно и хотелось плакать.

   - Егор, - спрашивала она в такие минуты, - как ты думаешь, мы с тобой хорошо живем?

   Быстров вздыхал: в последнее время подобные разговоры случались все чаще и начинали его раздражать.

   - Я в чем-то виноват? Прости, исправлюсь, - бормотал он ставшие привычными слова и опять вздыхал.

   - Я не могу больше так жить! - взрывалась она. - Ты опять делаешь вид, что ничего не понимаешь! Скажи, можешь ты хоть иногда, хоть раз в неделю обнять меня просто так, а не по какому-нибудь поводу? А поцеловать? Нет, не можешь! У тебя желания такого как не было раньше, так нет и сейчас. Мне от телевизора больше радости. А ты чужим был, чужим и остаешься.

   Щеки жены быстро становились мокрыми, и Быстров, понимая, что хорошо бы было обнять ее и успокоить, но отчего-то этого не делая, вставал и начинал ходить по комнате из угла в угол. Потом, остановившись возле нее, плачущей, говорил тихо и устало:

   - Я такой, какой есть, и ты видела, за кого выходила замуж. Я забочусь о тебе и дочери, по ночам к соседу бегать, как мне кажется, тебе тоже не надо. Других женщин у меня не было, нет и в дальнейшем, уверяю тебя, не предвидится, живем без скандалов. Что же тебе еще нужно, милая?

   - Любви, - шептала она прерывающимся от слез голосом. - Хочу, чтоб ты меня любил. Хоть немного.

  Егор, не желая в очередной раз втягиваться в этот уже изрядно надоевший ему разговор, пожимал плечами и выходил из комнаты. Не извиняться же ему было за нелюбовь? Он на самом деле не понимал, почему нельзя жить без нее. Просто, доверительно и спокойно.

   Было в его семейной жизни одно маленькое светлое пятнышко - дочь Аленка. К ней он и направлялся, зная, что надо только немного подождать: через час-полтора жена обязательно подойдет к нему и извинится. И тогда он наконец-то сделает то, что для нее, по какой-то неведомой ему причине, было жизненно важным: обнимет без какого-то особого повода и молча погладит по волосам. А потом опять дома будет тихо и спокойно. До следующих слез.

   Спрашивается, откуда же им было взять эту самую любовь? Оба, вступая в брак, об этом подумать забыли. Все в точности, как в русских народных сказках: женился Иван-царевич на своей ненаглядной - и все, сказочке конец. Подразумевается и в сказке, и в жизни, что дальше все будет хорошо. А ничего хорошего, хоть жди, хоть не жди, может так и не случиться, потому что сказочке-то конец.

   И неизвестно еще, как Иван-царевич со своей Василисой ладил. У него хоть были пиры, охота, дружина верная; умел, наверно, душу отвести. А поскольку у Быстрова ничего кроме семьи и работы не было, то ему часто казалось, будто проживает он какую-то не свою жизнь. В ней и жена была чужой, и даже место, где он жил, тоже было чужим. Как бы то ни было, одно Егор знал точно: инициатором развода он не станет.

   Когда Быстров получил письмо, в котором жена просила дать ей развод, то нисколько не удивился: все к этому шло. После свадьбы они довольно долго и старательно пытались слепить то, что можно было бы с большой натяжкой назвать семьей, но ничего толкового из этого так и не получилось.

   Странно бывает в жизни: ни того, ни другого нельзя было назвать плохим человеком, а вот поди ж ты... Так и остались они в судьбе друг друга людьми случайными, у которых, по злой иронии судьбы, всего лишь оказались рядом места в театре, где шел очередной спектакль о чужой счастливой любви.

Назад Дальше