Он закончился также мгновенно, как и начался. Может, там, наверху, пожалели одинокую путницу и перекрыли кран? Что ж, спасибо. Я прогнала сумбурные метафоры и осмотрелась. Серое небо. Светло-коричневая грязь до горизонта, подпоясанного горной грядой — тоже серой. Вымокла я насквозь, переодеваться не во что. Значит, надо найти хоть какое-то подобие цивилизации, чтобы обсушиться и поесть.
Улыбнувшись своему везению, я зашагала вперед по чмокающей грязи. И надо купить резиновые сапоги! Кроссовки в любом случае скоро можно будет выбросить. Или не утруждаться и дождаться, когда они сами развалятся? С губ улетел в серые заплаканные небеса нервный смешок. А что ты хотела, дорогая, свобода стоит дорого!
На глаза набежали слезы, но я со злостью смахнула их. И так чувствую себя набухшей губкой с водой, хоть выжимай, не хватало еще разреветься! Это всего лишь приключение! А одиноко и тоскливо из-за того, что вокруг ни черта нет! Вообще! Горы одни на горизонте! И какие-то хижины у их основания.
О! Я даже подпрыгнула. Дома? Там люди? Горячий кофе и какая-нибудь овощная похлебка? А может…
Ноги с ускоренной силой зачавкали грязью.
Когда я добралась до домов под горой, мое сбитое напрочь дыхание можно было успешно использовать для озвучки фильмов для взрослых. Голова кружилась, воздуха не хватало. Все-таки высокогорье, ничего не поделаешь.
Вожделенные постройки меня сильно разочаровали — хлипкие на вид лачуги напоминали деревенские сарайки для скота. Просто доски, небрежно сколоченные друг с другом. Не думаю, что широкие щели между ними — без проблем просунешь палец — служили для естественной вентиляции.
Сверху хижины были покрыты всем подряд — и разномастной черепицей, и листами проржавевшего железа, и кусками пластика всех цветов радуги. Воображение тут же живо нарисовало картинку с тазиками и ведрами внутри, в которые падают капли прошедшего дождя. Но выбирать не приходилось — промокшая одежда сильно снизила мою придирчивость.
Балансируя но тонких хлипких досочках и кирпичах, утопленных в грязи, я подошла по этой дорожке к двери, которая распахнулась, стоило занести над ней руку, чтобы постучать. Изнутри высыпалась горстка детей один меньше другого. Хохоча, они ловко пробежали по деревянному настилу и понеслись по грязи, веером поднимая брызги от луж. Сочувствую местным женщинам — стирка здесь явно дело непростое и непрекращающееся. Последним ковылял недавно, видимо, вставший на ножки голожопик — размазывая кулачком слезы по лицу, он с завистью смотрел на братьев и сестер, за которыми пока не мог угнаться.
— Стой! — я едва успела подхватить его, не дав плюхнуться в самую большую лужу. — Куда же тебя несет, несмышленыш?
— Опять сбежал! Фло! — на улицу выскочила девочка, которую я окрестила Мачу-Пикчу за темные волосы и раскосые глаза. — Ты кто? — ее взгляд врезался в меня.
— Привет, меня зовут Саяна. Держите братика. — Я протянула ей карапуза, что изо всех сил сосредоточенно тянул в разные стороны мои мокрые волосы. Наверное, парикмахером будет. Хотя вряд ли такая жизнь предоставит ему шанс выбирать.
— Это мой сын! — Мачу-Пикчу обиженно вздернула нос и подхватила ребенка на руки. — Вечно ты убегаешь, Фло! Да еще и без порток!
— Симпатичный малыш, — попыталась загладить вину я. — Простите, вы не подскажете, есть где-нибудь поблизости мотель и какое-нибудь кафе, чтобы перекусить?
— Поблизости только горы! — язвительно ответила девушка, прижимая к груди сына, который теперь занялся ее волосами. — Как ты вообще тут оказалась?
— Сбежала от мужа. — Честно призналась я.
— Бил, что ли? — она понимающе кивнула, глаза засветились любопытством.
— Нет, не бил.
— Пьет, значит?
— Тоже нет.
— Гуляет? Или деньги на игру спускает все?
Я молча покачала головой из стороны в сторону.
— Ну и дура тогда! — припечатала Мачу-Пикчу. — Чего от хорошего мужика сбегать? Другую найдет!
— И пусть. — Я хихикнула.
— Вот дура и есть! — она усмехнулась, глядя на меня, как на неразумное дитя, и посторонилась. — Заходи уж давай, промокла ведь насквозь.
— Спасибо! — с губ слетел облегченный выдох. — Я заплачу.
— Ой, да ну! — Мачу-Пикчу махнула рукой, досадливо морщась. — Это у вас там, в больших городах, где бабы от хороших мужиков нос воротят, все на деньгах помешаны! А у нас в горах путнику помочь — честь, и никто денег не попросит! Сегодня ты помог, завтра тебе подсобили. Так и живем. — Мудрая не по годом юная женщина закрыла дверь, стало темно. Щели между досками пропускали свет с улицы, но он был таким тусклым, что разглядеть помещение удалось, только когда глаза привыкли к темноте.
Особо смотреть было не на что. Под ногами — доски. В центре — сложенный из камней очаг с красными углями. Разложенные вдоль стен тюфяки заменяли кровати. Несколько углов отгораживали ширмы из того же, похоже, пластика, что лежал на крыше. Видимо, за одной располагалась кровать супругов.
— Кто там, доча? — раздался из-за второй перегородки старческий женский голос.
— Это свекровь моя, — тихо пояснила Мачу-Пикчу, присев на колени перед очагом. — Болеет давно, страдалица. С зимы не встает, ноги уж не держат. Помрет, видать, скоро. Путница это, мама, — громко крикнула девушка и, надувая щеки, начала раздувать огонь, подкладывая уголь, горкой лежащий рядом. Вскоре стало тепло. — Обогрейся, — она встала, отряхнула руки и подтолкнула меня к пламени. — И раздевайся, чего стоишь, просушить одежду нужно.
В хлопотах время прошло незаметно. Я переоделась в длинную шерстяную юбку и кофту, выпила вкусного кофе с пресными лепешками, беседуя с хозяйкой обо всем на свете и поражаясь тому, насколько разные у нас проблемы. Мои дела с амнезией, Алексом, черным псом, демонами, санклитами, Драганом и побегом казались такими экзотичными по сравнению с ее протекающей крышей, больной свекровью и хищником, который повадился по ночам резать домашнюю живность. Как говорил, опять же, не помню кто, наши с ней отношения — живем на одной планете, но и только. Тем не менее, я поймала себя на том, что душу кольнула легкая зависть. К тому, как начинали сиять ее глаза, когда она говорила о муже, который вскоре должен был вернуться с заработков, как обнимала своих детишек, когда они, румяные и счастливые, прибежали с улицы погреться у растопленного очага и понежиться в материнской любви. Прильнув к ней, как цыплята к наседке, они вскоре задремали — младшие уснули прямо с кусками лепешек во рту.
Тихое счастье, понимание, что находишься на своем месте, любовь и поддержка, нужность любимым — именно всего этого и не было у меня. А ведь хотелось! Еще как хотелось.
— Ну, давайте уже ко сну отходить. — Мачу-Пикчу одного за другим уложила малышей на тюфяки и укрыла тяжелым лоскутным одеялом. — Мне еще свекровь покормить надо, — она устало зевнула, — да живности корм задать.
— Давай помогу. — Предложила я, желая облегчить ее все-таки непростую жизнь.
— Давай. — Она кивнула, дала мне миску с чем-то похожим на жидкую кашу, деревянную ложку, и пояснила, — зубов-то уж нет у нее, только жидкое ест.
— Здравствуйте, — я прошла за перегородку и присела на кровать рядом с сухонькой старушкой. Ее глаза, белесые и уже, очевидно, ничего не видящие, шарили по закутку, словно надеялись все же что-то разглядеть. — Я помогу вам поесть, хорошо?
— Кто ты? — она откинула одеяло и неожиданно большими ладонями, которые за долгие годы разбила тяжелая каждодневная работа, с распухшими, скрюченными артритом пальцами, схватила меня за руку.
— Я Саяна, ваша невестка пустила меня погреться и переночевать. Давайте покормлю вас. — Старушка открыла беззубый рот. — Вот и хорошо. — Когда каша закончилась, я вытерла ее губы и встала.
— Постой, пить подай.
Я вернулась с кружкой воды и, помедлив, открепила булавку, которой была прикреплена к стене фотография мужчины в годах — вероятно, супруга бабушки. Легкий укол в палец, капельки крови в напиток, который теперь можно назвать Кровавой Мэри.
— Вкусно, — выпив все до дна, заявила старушка. — Теперь знаю, кто ты. Спасибо, Ангел.
— Не за что. — Я улыбнулась, прикрепила фото обратно и поправила одеяло. Надеюсь, ей станет полегче. Ведь раз моя кровь помогла Алексу, то и бабушке, вероятно, облегчит страдания.
— Найди его, — прошептала она. — Суженого своего отыщи. Вместе вы должны быть, половинки Древней души. Отыщи, Ангел. — Она закрыла глаза, на смену восковой желтизне щек, бросающейся в глаза даже несмотря на тусклый свет свечи, пришел румянец. Тяжелое, с присвистами, дыхание сменилось ровным и глубоким. На ее губах расплылась улыбка. На моих тоже.
Утром меня разбудил переполох. Затопали ноги, загремели кастрюли, захлопала дверь. Потянувшись со стоном — из-за тонкого тюфяка всю ночь ворочалась, чувствуя, что сплю на жестких досках, я открыла глаза. По темной хижине туда-сюда сновала Мачу-Пикчу, что-то причитая и всплескивая руками.
— Что случилось? — я приподнялась на локтях и вгляделась в ее перекошенное лицо.
— Да смотри! — словно обрадовавшись, что есть кого позвать в свидетели, она ткнула пальцем в перегородку, за которой спала свекровь.
Черт, надеюсь, мой демарш с кровью не привел несчастную женщину к смерти! Ведь что я знаю об этих чудесах? Ровным счетом ничего! Ругаясь на себя, я вылезла из-под одеяла и встала. Ледяной холод тут же охватил тело, словно наказывая за издевательство над старушкой. Но в следующее мгновение мне уже было не до этого. Потому что из-за перегородки вышла она сама! На своих ногах! И это была уже не высохшая полумумия, которой каждый вдох дается с трудом, а вполне крепкая женщина в годах.
— Что, не узнали? — она улыбнулась — продемонстрировав наличие всех зубов! — Не верещи, доча. — Темно-карие и явно зрячие глаза с осуждением уставились на визжащую Мачу-Пикчу.
— Но… как?! — резко оборвав крик, спросила та.
— Ангела Жизни ты вчера впустила в дом, вот как. — Женщина пристально посмотрела на меня. — Не бойся, никому не скажем. Спасибо тебе за это чудо. Буду богов молить за тебя!
Не в состоянии ответить, я что-то пробурчала и начала собираться в дорогу. Наспех выпила кофе, обжигающий рот, тайком оставила все-таки деньги — им лишними не будут, и выскользнула за дверь. Бабушка вышла проводить меня.
— Вот, возьми, — она сунула в руки пакет с еще горячими лепешками. — Бери, бери, через горы пойдешь, умаешься, сядешь перекусить и меня добрым словом вспомянешь.
— Через горы?
— Да, твой путь туда зовет, — она указала рукой на два горных пика, что чернели в едва начавшем светлеть утреннем небе. — Между ними тропа есть, иди по ней, куда надо тебя выведет.
— Но откуда вы знаете?
— Я по той тропе к жениху шастала! — женщина рассмеялась.
— Нет, откуда вы знаете, что мне надо идти именно туда?
— Так ведь я несколько лет между миром живых и мертвых провела, милая! Духи нашептали! Да наказывали, чтобы в точности передала тебе их слова! Иди по своему пути и никуда не сворачивай! Приведет он тебя к самой себе! Так-то, милая!
— А более подробных указаний духи не передавали? — я усмехнулась.
— На то они и духи, никогда прямо не скажут!
— Верно. — Оставалось лишь улыбнуться. — Что ж, прощайте! Берегите себя!
— Прощай! И найди его, суженого своего, найди!
— Найду. — Я обняла ее, улыбнулась испуганной Мачу-Пикчу и детишкам, что жались к маме, и зашагала к горным пикам, над которыми уже буйствовал рассвет.
Глава 20 Обнажение Гаян Деметрий
Гаян
Касикандриэра вышла из покоев. Мы с охраной двинулись следом за ней. Я знал, куда она идет — на примерку платья. Свадьба была все ближе. Совсем скоро закончится траур, и Деметрий сможет… Думать об этом было невыносимо! Перед глазами постоянно вставали картины того, как этот монстр душит ее — такую нежную, прекрасную, хрупкую!
— Красивое. — Тихо сказала принцесса, встав напротив платья.
Мне же было не до женских нарядов. Никогда не забуду ее, едва дышащую, умирающую от яда, которым было пропитано это проклятое свадебное облачение! Мой взор обратился на двух парней, которые не отходили от него ни на шаг в последние дни.
— Все проверили. Никто не подходил. Оно безопасно. — Скороговоркой отчитались они.
— Может, твои ухарцы его еще и примеряли? — хихикнула служанка. — Представляешь, Ри? — Лия толкнула принцессу локтем. Но та даже не улыбнулась, не сводя глаз с наряда. Хотя для нее это скорее погребальный саван — как здесь принято говорить. — Ты чего смурная такая? Не нравится?
— Нет, оно очень красивое! — принцесса явно через силу улыбнулась. — Что ж, приступим!
— Мальчики, вам пора на выход! — Лия замахала на нас руками.
Ну уж нет, меня ей прогнать не удастся!
— Чего стоим, цепной пес? — она уперла руки в талию.
— Я не отойду от принцессы!
— Так что же ей, по твоему мнению, голяком перед тобой стоять? Вообще страх потерял? А ну пошел на выход! — она снова замахала руками и зашикала, будто прогоняла индюка, что вместо птичника по ошибке забежал в бальную залу.
— Лия, оставь его, — вмешалась Касикандриэра.
— Ты при нем раздеваться будешь?
Я судорожно сглотнул, вспомнив, как увидел ее обнаженную со спины, в госпитале. Эти золотистые завитки, прилипшие к шее! Никогда не забыть!
— Не говори ерунды! — принцесса сурово посмотрела на служанку. — Поставь ширму у входа, пусть Гаян стоит за ней.
— А если он подглядывать будет? — не упустила случая острая на язык девчонка.
— Не суди по себе! — оборвала ее Риэра. — Давайте уже примерим!
Я встал за ширмой. Девушки, негромко переговариваясь, начали облачаться в платье. Здесь это такая морока, свихнуться можно! По полчаса только надевать наряд! Не знаю, как местный женский пол такое выдерживает — должно быть, у них железные нервы!
Но как ни старался я думать об этом или о чем угодно другом, воображение рисовало полуобнаженную Касикандриэру с рассыпавшимися по плечам золотистыми локонами. Полупрозрачная белая рубашка струится по телу, солнце высвечивает изгибы ее фигуры и очертания груди. Дыхание перехватывало, как хотелось прикоснуться к ее волосам, вдохнуть аромат и прижать ее к себе. Не так, как это делал Деметрий — жестко и властно, а нежно, осторожно, медленно, чтобы в самом конце она сама прильнула ко мне, по своему желанию, а не по требованию жестокой судьбы. А потом опуститься перед ней на колени, вдохнуть запах тела, уловить дрожь желания, накрыть губами мурашки, которыми покроется кожа…
Да что со мной происходит, как такое возможно?!
Дверь неожиданно распахнулась. На инстинктах я метнулся к тому, кто посмел ворваться в комнату, где переодевалась принцесса, успев подумать лишь о том, как его пропустили охранники?! А потом затормозил. Деметрий. Вот почему никто не помешал — даже Аконт безропотно пропустил этого монстра к дочери!
— Ты хорошо подумал, Гаян?! — свистящий шепот Покорителя миров вырвал меня из ступора. Мой клинок упирался лезвием в его шею — которую я с удовольствием бы…
— Простите, Повелитель. — Пришлось убрать кинжал в ножны и отступить, изображая раскаяние и страх. — Не думал, что это вы.
— Бросился на защиту принцессы. — Он усмехнулся. — Молодец. Вот только достойна ли она такого самопожертвования?
Что несет этот зверь? Я вгляделся в него. Да он же разозлен до предела! Что случилось? И почему в таком состоянии мужчина здесь? Он опасен для нее!
— Деметрий, ты не можешь находиться тут во время примерки! — отчеканила девушка. Надо отдать ей должное — голос был твердым, будто она слуге указывала на его место.
— Моя дочь права! — а вот голос Аконта, ворвавшегося в комнату, напротив, дрожал. — Будьте так любезны покинуть примерочную!
— И лишиться удовольствия полюбоваться красавицей-невестой в роскошном свадебном облачении?! — глаза Повелителя, с ног до головы окинувшие принцессу оценивающим взглядом, сверкнули восхищением. Но не таким, с каким любуются красотой, а тем самым, что отсвечивает алчными отблесками желания обладать, присвоить, сделать недоступным для других. — Я плачу за него и имею право рассмотреть во всех деталях! — кривая ухмылка прорезала лицо. — Да и в конце-то концов, ведь именно я буду его снимать в первую брачную ночь!