Но следом Веденея осознала, что на коленях лежит какая-то тяжесть. Дыхание у нее зачастило, и Олонецкий сразу заявил:
— Уже очнулась? Хватит притворяться, госпожа Ильинская.
Веденея открыла глаза. Вокруг поднимались стенки кареты, оббитые зеленым бархатом. Напротив сидел Сигвич, а Олонецкий держал ее за колени…
— Как вы смеете, — дрожащим голосом сказала Веденея.
И села прямо. Тут же попыталась столкнуть руку Олонецкого со своих колен.
— Сигвич, заткни ее, — велел волостарь, придавив ноги Веденеи еще сильней. — Скоро мой дом, а я не хочу, чтобы она визжала на всю улицу. Побеседуем с ней за закрытыми дверями.
Этот приказ был подсказкой — Веденея осознала, что надо звать на помощь. Сейчас, пока карета летит над улицами города.
Но на мгновенье она все-таки замялась. Кричать ей не позволяли с раннего детства, и теперь Веденея испугалась, что не сможет завопить достаточно громко. Что ей не хватит воздуха, что корсет слишком узок для глубокого вздоха…
А в следующий миг лицо Веденеи обметали частые капли. И стремительно покатились по коже, собираясь на губах влажной пеленой.
Она ощутила сладковатый привкус чистой воды. Во рту вдруг свернулась огромная капля — и придавила ей язык. Затем вспухла, рывком раздвинув Веденее губы. Тут же затвердела, засев во рту округлым комом.
Веденея, вжавшись в угол кареты, замотала головой. Выплюнуть ком не удалось. И выцарапать его она не смогла. Пальцы ее лишь скользнули по твердому боку, выступавшему меж губ. Привкус у кома был все тот же, сладковатый, как у чистой воды…
— Сидите спокойно, госпожа Ильинская, — равнодушно уронил Сигвич, наблюдая за ней с соседнего диванчика. — Иначе я дам вам подышать водой.
— Ничего, скоро наговоритесь, — пообещал Олонецкий, отпустив наконец ее колени. — Может, вы и на допросе дадите мне пару советов?
Веденея, глядя на него обезумевшими глазами, приподнялась над диванчиком. Уперлась плечом в стенку кареты и нащупала дверцу.
Но та не открывалась. Олонецкий с укором качнул головой.
— Кто же оставляет дверь открытой, когда в карете такая прелестная гостья? Сядьте и успокойтесь, госпожа Ильинская. Скоро мы с вами пообщаемся поближе. Разве не об этом вы мечтали, когда кидались ко мне и Сигвичу в бальной зале?
Веденея, слушая его, вжалась в стенку кареты с полусогнутыми ногами — нависая над диванчиком, но не решаясь снова сесть на него. Один из ногтей обломился, пока она цеплялась за обивку, по щекам уже текли слезы. Тяжелый прохладный ком во рту давил на язык, не давая сглотнуть…
Мара-Лада, умоляюще подумала Веденея. Мара-Лада, пусть твое прикосновение сработает прямо сейчас. Прежде, чем они начнут допрашивать.
Сигвич, не сводя с Веденеи глаз, закинул ногу на ногу. Откинулся назад — отвратительный в своей лощеной красоте без изъянов. Заявил:
— Предлагаю попробовать вдовушку до допроса, Ярмир. Если она начнет упираться, то от нее останутся ошметки. А я не люблю пристраиваться к мычащей скотине. Кстати, коньяк сначала предлагают гостю. Только потом наливают себе.
— Я не сторонник светских условностей, — насмешливо ответил Олонецкий.
После его слов карета внезапно пошла вниз. Как только она остановилась, дверца распахнулась — и Олонецкий, не вставая с диванчика, ухватил Веденею за юбку платья. Быстро дернул к себе.
Она полетела вперед, но упасть ей не позволили. Олонецкий поймал Веденею в воздухе, уже поднимаясь. Тут же зажал под мышкой, придавив ей локти, и выбрался наружу.
Из-под руки Олонецкого, дергаясь и обессилено пытаясь пнуть его через юбки, Веденея разглядела дом, куда ее привезли.
Фасад высокого особняка сплошь зарос вьющимися розами. Сквозь стену листвы с темно-алыми бутонами, подсвеченную парой настенных фонарей, проглядывали только черные ниши окон и входного проема.
Двери дома, узловатые, точно сплетенные из голых коричневых лоз, сами распахнулись перед Олонецким.
Прислуга навстречу хозяину не вышла. И волостарь протащил задыхавшуюся Веденею по безлюдному холлу с изящными диванчиками. Следом был коридор, в конце которого Олонецкий толкнул одну из дверей. Вошел и разжал руку.
Веденея тут же осела на пол, покрытый изумрудным ковром. Дышать было трудно из-за слез, ужаса — и кома во рту. Она, глядя на магов снизу вверх, отчаянно зашмыгала носом. Но сразу опомнилась. Отвернулась и заморгала, пытаясь остановить слезы.
— Вот это я называю светской выучкой, — заявил вдруг Олонецкий, стоявший рядом. — Она задыхается, но помнит, что даже плакать надо красиво. Что шмыгать носом при мужчинах неприлично.
Затем волостарь присел перед Веденеей. Стиснул ее подбородок, надавил, заставив посмотреть на него. Велел, не оборачиваясь к князю:
— Освободи вдове рот, Игорь. Итак, госпожа Ильинская. Ваше имя? Имя вашей семьи? Почему вы так рвались ко мне и Сигвичу? Зачем раззадорили меня, но не захотели подходить к государю? А тот почему-то не увидел отсветов магии из-под вашего платья. Хотя сила венценосца по-прежнему сияет над его головой, и в зале полно магов из его охраны. Подозреваю, что именно вы стали причиной частичной слепоты государя. Что вы с ним сделали? Отвечайте, иначе я займусь тем, о чем вы грезили в бальной зале — допросом.
Округлый ком во рту Веденеи вдруг лопнул. Струйки воды брызнули изо рта фонтаном. Она даже сквозь ужас ощутила стыд, и мотнула головой, уходя от руки Олонецкого, которую тоже обдало струйками воды.
Затем Веденея кое-как поднялась на ноги, не удержавшись от всхлипа. Подумала, глядя на встававшего Олонецкого — про Мару-Ладу говорить нельзя. Об этом предупреждала и Луша, и госпожа Любослава. Храм Мары-Лады дал приют, когда ей некуда было идти. Простая благодарность обязывает молчать.
А может, именно прикосновение Мары-Лады не дало государю увидеть отсветы зеленой магии? Но говорить о богине, которой нет в списках малых богов, нельзя. Их всех могут обвинить в чем угодно — в ереси, в колдовстве против государя. Ее, госпожу Любославу, послушниц в храме…
— Ваше имя, — рявкнул Олонецкий.
Следом ухватил Веденею за плечи. Прошелся по ним ладонями, сдвигая платье. Кружево тихо затрещало.
Из-под манжет Олонецкого тут же выбились несколько ростков. Стебли изогнулись, нацелившись острыми стрелками на обнаженную кожу — там, где ее не прикрывала ткань платья.
Я не хочу видеть, что будет дальше, жалко подумала Веденея, глядя на зеленые жала. И неприлично, как-то хрипяще вздохнула. Сил отбиваться не было.
— Я жду, — сказал Олонецкий.
По карим глазам снова расплескалась зелень. Одна из стрелок острой иглой уколола ей плечо.
— Веденея, — выдохнула она. — Но поклянитесь, что никому об этом не скажете.
Одно мгновенье оба мага молчали, как-то странно глядя на нее. Потом князь Сигвич, стоявший позади Олонецкого, заморожено улыбнулся. А волостарь коротко хохотнул. И потянулся к ней, пригибая голову. Прошептал на ухо:
— Мне бы не хотелось, чтобы запах твоего сиреневого мыла смешался с запахом крови. Хотя зелень обычно любит кровь. Говори, кто ты, вдовушка. Все равно я это из тебя вытащу.
— Вы не можете так обращаться с дамами, — дрожащим голосом возразила Веденея. — Даже магам высшего круга не позволено… если это дойдет до государя…
Она осеклась.
— Мы еще в бальной зале выяснили, что ты не желаешь подходить к государю, — бросил Олонецкий, вскидывая голову. — И причину этого я тоже хочу знать.
Вторая стрелка уколола ее там, где над вырезом выступала грудь. Правда, на этот раз боль была не такой сильной.
Веденея, содрогнувшись, скосила глаза. Посмотрела на ладони Олонецкого, так не похожие на дворянские, узловатые, поросшие темными волосками — и на зеленые ростки вокруг них. Такие тонкие и слабые с виду.
— Я не вдова, — запинаясь, проговорила она. — Я опозорила свою семью. Сама отдала свою девичью силу. И меня выгнали из дома.
Надо утаить хоть имя семьи, с отчаяньем подумала Веденея. Придумать любое другое.
— Левинская, — выпалила она. — Меня зовут Веденея Левинская. Но меня выгнали, от меня отказались. Я для своей семьи теперь никто.
В этот миг у нее мелькнула одна догадка. И Веденея торопливо добавила:
— Вы ведь тоже не желаете огласки? Иначе позвали бы магов Сыскного приказа. Или доложили самому…
— Браво, госпожа Левинская, — перебил ее Сигвич. — Решили найти у нас слабое место? Не утруждайтесь, вам это не поможет. Сыскной приказ отсюда далеко, и для начала вы побеседуете с нами.
Олонецкий молча тряхнул Веденею за плечи. Уронил:
— Как ты попала на бал под чужим именем? Зачем пыталась заговорить со мной?
— И со мной, — вставил князь.
Веденея часто задышала, собираясь с духом. Ужас сбивал дыхание, поэтому соврала она неумело и неровно:
— Случайно… я попала на бал случайно. Моя дальняя родственница попросила одну знакомую, и та достала приглашение на бал. Я назвалась вдовой Ильинской, потому что девичьей силы у меня больше нет. Это нужно было как-то объяснить. А к вам я подошла…
Она растерянно искала подходящее объяснение. И нашла.
— Потому что хотела отомстить, — выпалила Веденея. — Тому, кто забрал мою силу. Вы, князь Сигвич, и вы, волостарь Олонецкий, сильные маги. Кто-то из вас мог помочь, если бы я предложила… если бы я согласилась…
Веденея смолкла.
— Чему вас только учат в ваших провинциях, — как-то непонятно бросил Олонецкий. — Так ты явилась, чтобы уговорить одного из нас совершить месть ради ночи с тобой?
Сигвич шевельнулся, скучающе сказал:
— Она лжет. Чтобы отдать силу, надо быть просто глупой. Но надеяться втравить в свою месть мага высшего круга, заплатив ему телом? Для этого надо быть тупой до безумия.
— Глупость и безумие хорошо сочетаются, — обронил Олонецкий. — Кому ты отдала свою силу, Веденея Левинская?
— Горги… — Веденея снова посмотрела на зеленые ростки. Уставилась на них, потому что страх надежно заглушал стыд, проснувшийся от воспоминаний.
Потом она запоздало сообразила, что имя Георгия тоже нельзя называть. И выдавила:
— Горгинскому. Я отдала свою силу Анастасию Горгинскому.
— Не имя, а цветочек какой-то, — заявил Олонецкий. — И зачем ты отдала ему силу, Веденея?
Отвечать не хотелось. Но ростки щекотали кожу.
— Горгинский собирался отправиться в маг-полк, — пробормотала Веденея. — Он сказал, что ему нужна моя сила, чтобы выжить на границе. А потом я узнала о его помолвке с богатой вдовой. Ему нужно было то, что его невеста уже потеряла. Горгинский не собирался на границу, он просто обманул… и все.
Веденея замолчала, по-прежнему глядя на зеленые ростки.
— Пора разрешить наш спор, — уронил Сигвич. — А затем ты допросишь ее по-настоящему. Кто будет первым, Яр?
Ростки внезапно исчезли, Олонецкий разжал руки — и Веденея, которую трясло от страха, кинулась к двери. Хоть и знала, что это бесполезно. От магов не убежать…
Перед дверью мгновенно повисли огромные капли воды. Рванулись ей навстречу, залив платье и отшвырнув назад, к магам.
— Провинциальная дура, — проворчал Олонецкий, поймав Веденею.
Следом он быстро поставил ее на ноги. Из ковра тут же стрельнули узловатые лозы, и оплели Веденее щиколотки.
— Тут? — быстро и нехорошо спросил Сигвич.
— Нет, погоди, — задумчиво сказал Олонецкий. — Напоследок она перестала врать. Это из-за тебя государь не увидел отсветов зеленой магии, Веденея? Говори правду, а то я позволю Сигвичу заглянуть тебе под юбки. И сам подержу, чтобы он не оставил от тебя одно мокрое место. Водных магов нельзя злить долго, их Текущая Вода набирает слишком много силы, кружась у них внутри.
Лозы на щиколотках натянулись, раздвигая ей ноги. И Веденея, оцепенев от ужаса, бросила:
— Я не трогала государя. Клянусь. Проверьте его еще раз…
Она осеклась, осознав, что во второй раз государь может и увидеть сияние из-под дамских юбок. Для нее это станет приговором.
Сигвич с Олонецким переглянулись.
— Странно, что мы не додумались до этого сами, — проговорил Олонецкий. — Вдовушку обратно везти нельзя, она выглядит, как содержанка после ссоры. Придется попробовать с другими. Главное, застать государя. Полетели, Сигвич. Добавим блеска балу Чарецких, пригвоздив его парой скандалов. Князь будет в восторге.
Они почти бегом выскочили из комнаты — и дверь тут же оплели ветви, выросшие из широкого косяка.
Зато петли из лоз на щиколотках Веденеи распались. Побеги втянулись в ковер.
ГЛАВА 5
Оставшись одна, она всхлипнула и натянула на плечи надорванное платье. Потом кинулась к окнам.
Но стоило прикоснуться к первому из них, как все рамы с треском обросли решетками из ветвей. Сквозь мутное, толстое стекло туманно проступали буйные заросли сада по ту сторону, подсвеченные фонарями…
И Веденея, отступив от окон, огляделась.
Комната походила на кабинет. Мебели тут было немного — пара кресел, длинный стол с корявым и высоким стулом. Вдоль одной из стен тянулись полки, заставленные старинными фолиантами в темных переплетах. Только на паре полок теснились блестящие, яркие цилиндрики чтец-книг.
Веденея опустилась в одно из кресел. Следом безмолвно взмолилась Маре-Ладе — чтобы ее прикосновение наконец сработало. Иначе все это кончится страшно, мерзко. И больно. Ростками в теле, если Олонецкий решит продолжать допрос…
От этой мысли Веденея окаменела. Потом еще немного поплакала — тихо, тоскливо, вытащив платочек из кармашка под драпировками на юбке.
Часы на стене кабинета тем временем отсчитывали секунды и минуты. Дверь по-прежнему оплетали толстые ветви. Но через час с небольшим они вдруг утянулись в косяки. И вошли Сигвич с Олонецким.
Веденея тут же выпрямила спину до предела, застыв на краешке кресла. Правой рукой вцепилась в подлокотник, левой прикрыла прореху в кружеве, на вырезе платья.
— Липовая вдовушка снова приготовилась хныкать, — с удовольствием, как показалось Веденее, объявил Олонецкий. — Ну что, госпожа Левинская? Тебе повезло. Вторая вдовушка, уже настоящая, чуть не выпрыгнула из панталон, пока я вел ее в мазурке. А государь опять ничего не заметил. Однако то, что устроил Сигвич, его возмутило до глубины души. Князюшку отчитали, велели вдов больше не щупать…
— Выражайтесь прилично, волостарь Олонецкий, — заморожено и оцепенело пробормотала Веденея, не решаясь встать с кресла. Высокая спинка и подлокотники окружали ее с трех сторон, точно защищая от тех, кто был в кабинете.
— Ах, эта фальшивая правильность, — бросил Олонецкий. — Я еще не закончил с твоим допросом, госпожа Левинская. Почему ты отказалась подойти к венценосцу? Говори правду, а то Сигвич уже рвется в бой. Сегодняшний бал и твое вранье его подогрели. Там вода подмывает берега.
Сигвич тем временем молча опустился в соседнее кресло. Прищурившись, уставился на Веденею — верней, на ее декольте. Затем перевел взгляд на юбку. На смятые шелковые складки, пеной укрывавшие бедра.
И Веденея с отчаянием ощутила, как что-то теплое, мокрое скользнуло по левой ноге.
Олонецкий встал рядом, придавив ногой край ее подола. Смотрел, пригнув голову, сверху вниз. И тоже — на грудь, выступавшую из надорванного выреза платья. На ее бедра.
— Я опозорила семью, отдав девичью силу, — еле ворочая языком, произнесла Веденея. — Пришла на бал под чужим именем. И я хотела отомстить Горгинскому… страшно отомстить. Даже убить. А государь мог увидеть мои дурные замыслы. Ведь его сила — Праведное Око…
— Это Око различает лишь козни магов, — перебил ее Сигвич. — Те, что совершаются, или уже свершились. А мечты провинциальных дурочек ему недоступны. Если ты из семьи магов, пусть и низшего круга, ты должна это знать. Опять врешь, Веденея Как-тебя-там? Может, ты и про Горгинского соврала?
Олонецкий вдруг нетерпеливо содрал с себя фрак. Отшвырнул его в сторону, и кипенно-белые манжеты сорочки тут же обросли зелеными ростками.
Он продолжит допрос, подумала Веденея, уже задыхаясь.