И Веденея, похолодев от неожиданности, обернулась. С изумлением уставилась на Олонецкого, стоявшего теперь справа.
Волостарь тут же вскинул руку — повернув ее так, чтобы она могла опереться о его запястье.
Подобраться близко, пролетело в уме у Веденеи.
И она, со щелчком закрыв веер, разжала пальцы. Столбик веера упал, качнувшись маятником на петле, обвивавшей запястье — а Веденея уже коснулась дрожащими пальцами полоски манжеты и мужской ладони. Опутанной жилами, с неприятно жесткой кожей…
В следующий миг Олонецкий увлек ее к танцующим. Затем ладонь его выкрутилась из-под пальцев Веденеи. Волостарь ухватил ее за запястье, уверенно дернул к себе, уже разворачиваясь. И придержал правой рукой за талию, не дав налететь на него.
— Я решил присмотреться к дамам, которые могут дать мне пару советов, — заявил Олонецкий.
Следом он шагнул вперед, заставив ее отступить.
— Это не по правилам, — пробормотала Веденея, глядя чуть выше его плеча. И не решаясь взглянуть в лицо Олонецкому. — Вы, конечно, ведете, но так нельзя… и касаться всей ладонью талии дамы не положено, только кончиками пальцев под лопатками…
— Я запомню ваш первый совет, госпожа Ильинская, — бросил Олонецкий, не приглушая голоса.
Но руки с ее талии он не убрал. Пальцы его скользнули от запястья Веденеи к ладони. Придавили. А затем Олонецкий закружил ее по залу, словно не замечая того, как она оступается — и от непривычной скорости, и от смущения.
Руки Олонецкого держали капканом. Ладонь к ладони, жар на талии от его хватки. Сквозь платье, сквозь корсет, сквозь батистовую сорочку…
— Первый танец предназначен для знакомства, — сказал внезапно Олонецкий. Голос его прорывался сквозь звуки вальса шелестом листвы. — Вы ведь не горевали о мужчине, которого потеряли?
Веденее сразу вспомнился Горги. Брови у нее обиженно вскинулись, и Олонецкий слегка улыбнулся.
— Вижу, что нет. Или вы подумали не о муже?
— Вы говорили о знакомстве, — пролепетала Веденея. — Не о допросе.
Олонецкий вдруг пригнул голову, быстро коснулся ее уха…
Губами, панически подумала Веденея. Он прикоснулся губами. Не к руке, а к уху, при всех.
— Вы даже не представляете, что такое допрос мага, — пробормотал Олонецкий ей на ухо. — Поэтому не мелите чепухи, моя бедная дворянская девочка.
Веденея дернулась, как от пощечины, и Олонецкий вскинул голову. Сказал едко:
— Но я рад, что вы не горюете о том, кого вспомнили. И неважно, кто это был, муж или любовник.
Музыка внезапно стихла, последнее слово прозвучало в наступившей тишине слишком громко. Две пары, остановившиеся неподалеку, посмотрели на Веденею насмешливо.
— Второй танец тоже мой, — уверенно объявил Олонецкий. — После этого я позволю вам погулять на свободе, моя прелестная госпожа Ильинская. Кстати, ушко у вас бархатное. Никогда не любил мыла с ароматом сирени, но вам даже эта вонь идет.
В следующий миг он ее отпустил. А от входа неожиданно рявкнули:
— Государь Дмитрий Васильевич и госпожа Кошкинская.
Толпа гостей у стен зала пришла в движение. Веденея, на миг забыв про Олонецкого, посмотрела в сторону дверей.
Стоявшие там дамы торопливо расступались, готовясь приседать перед государем и его невестой. По залу быстро выстраивалась аллея из двух рядов приглашенных…
— Не знал, что он сюда явится, — с явным неудовольствием в голосе проворчал Олонецкий.
Потом он искоса, чуть брезгливо глянул на Веденею. Но предложил любезно:
— Хотите, подойдем поближе? Я вас представлю. Сможете присесть перед венценосцем одной из первых. Пока рот у него не свело от улыбок.
В словах Олонецкого звучала откровенная насмешка, но Веденея этого не заметила. Разом навалилось осознание того, что она пришла сюда под чужим именем, посланная богиней, которой даже нет в списках малых богов. Да еще ради мести.
Веденея молча мотнула головой, растворившись в своем страхе. Затем опомнилась — и проговорила почти ровно:
— Не… нет, благодарю. Расскажите лучше о том, как вы воюете на границе.
Олонецкий помолчал, разглядывая ее. Следом заявил:
— Этот глупенький вопрос я выслушиваю от каждой дамы, которой позволяю с собой разговаривать.
Отвратительный сноб, обессилено подумала Веденея. Когда же сработает прикосновение Мары-Лады? И накажет его примерно, раз и навсегда.
— Но впервые дама предпочла мои рассказы знакомству с государем, — добавил вдруг Олонецкий. — Поэтому я скажу вам то, чего не говорил другим. Для высшего магического круга охрана границ — дело скучное. Первый удар всегда принимают на себя маг-полки. Они же посылают мне весть, и на границе это единственная возможность немного развлечься. Когда что-то происходит, я лечу на вызов, падаю сверху и осматриваюсь. Следом делаю то, что умею. Калечу. Убиваю. Ловлю чужих магов для допросов. Останавливаю песок, камни, оползни и сели. Могу лишить воды целую округу…
— Как? — вырвалось у Веденеи.
Он же маг Зеленого Листа, подумала она изумленно. Он не может лишать того, что дает жизнь.
— Увожу воду в подземные корни, — раздельно сказал Олонецкий. — Если потом на помощь приходит Сигвич, он бывает этим недоволен. У нас с ним соседние участки границы, от Куревского моря, по пустыням, по горам, до реки Ирус. Мы сторожим мягкое подбрюшье Великорецкого государства…
С той стороны, где толпились люди, вдруг донесся крик:
— Вальс. Государь откроет танец. Расступитесь, господа.
Брови Олонецкого — каштановые, широкие — взлетели вверх. Затем он проворчал:
— Похоже, рот у венценосца уже перекосился. Что-то быстро он спекся. Или поститься перед помолвкой, поэтому ослабел… хотите пройтись в танце вслед за государем, госпожа Ильинская?
— Нет, я больше не хочу танцевать, — дрогнувшим голосом пробормотала Веденея.
Но тут же вспомнила, что воспитанная дама не отказывает без причины. И вышколено обронила:
— У меня разболелась голова.
Следом она молча шагнула в сторону, собираясь отойти к стене, и Олонецкий пошел следом. Но уже через пять шагов он схватил ее за руку. Приказал спокойным тоном:
— Постоим здесь. От места, где будут вальсировать, мы уже отошли. Или вы убили мужа, и теперь боитесь показаться на глаза венценосцу?
— Нет, — до неприличия резко бросила Веденея.
Лучше не вдаваться в объяснения, испуганно решила она. Иначе Олонецкий снова за что-нибудь уцепится…
— Приличная вдова в ответ на обвинение пискнула бы — как вы смеете? — Олонецкий ухмыльнулся, чуть выдвинув вперед нижнюю челюсть, и от этого еще больше стал походить на жука. — Похоже, я тоже могу дать вам совет, госпожа Ильинская.
— Да как вы смеете, — уже чеканно сказала Веденея.
И попыталась выдернуть ладонь из его руки.
— Еще один совет — не трепыхайтесь прилюдно, — заявил Олонецкий. — Если разразится скандал, то меня он только украсит, а вам закроет дорогу в дома высшего круга. И вы не сможете найти себе какого-нибудь вдовца, когда иссякнет ваш интерес к таким, как я.
Гости, до этого выстроившиеся в две шеренги, уже расходились, освобождая середину зала. Многие посматривали на Веденею, возле которой стоял Олонецкий. На лицах мужчин мелькали лукавые ухмылки, дамы взирали с высокомерным любопытством.
И Веденея смирилась, застыв неподвижно.
Мне же надо к нему подобраться, напомнила она себе, пытаясь успокоиться.
Загремела музыка, и государь повел в танце хозяйку дома, княгиню Чарецкую. Вслед за ними князь Чарецкий закружил в вальсе государеву невесту, госпожу Кошкинскую. Та была на редкость красива — темные волосы, персиковый румянец на щеках, огромные живые глаза…
— Пора, — вдруг бросил Олонецкий.
А следом, к ужасу Веденеи, он развернулся и вскинул ее правую руку вверх. Ухватил за талию, тут же шагнул, увлекая Веденею за собой.
И они влетели в круг для танцев перед самим государем. Аккорды словно поднажали, зазвучав еще выше. Веденея закусила губу, следя за каждым своим шагом — и боясь оступиться, танцуя на одном паркете с Дмитрием Васильевичем. Венценосцем, самодержцем. Уже не было того страха, был другой…
А потом она с ужасом осознала — что-то не то с сорочкой. Батист собрался на груди, вытягиваясь из-под края корсета. Складки ткани под платьем перетянули ей соски, словно нити. Потерлись о них намотанными прядками, заходив по кругу. Заскользили, одаривая соски властной, болезненной лаской.
От чулок, подцепленных подвязками, тут же стрельнули тонкие струйки. Зазмеились по коже, поднимаясь по ногам. Погладили Веденее бедра под нижним бельем, затрепетали под ягодицами, с дрожью проходясь по ним…
А руки Олонецкого по-прежнему вели Веденею в летящем ритме вальса. И все сливалось — фанфарные переливы аккордов, закручивающийся водоворот юбок вокруг ног, нитяные колечки на сосках, скользившие по ним в такт музыке. До сладкой боли, до испарины в ложбинке меж грудей. Змеистые струйки безостановочно гладили бедра Веденеи под одеждой. Оплетали ягодицы, стискивали их…
На осознание того, что происходит и кто виноват, у Веденеи ушло не меньше десяти шагов — скользящих, летящих, вдоль строя гостей. Вальс гремел, руки Олонецкого казались свитыми из горячих корней.
Потом на нее свалилось понимание. Веденея задохнулась. Выпалила, глядя Олонецкому в лицо:
— Это ваша сила. Вы не смеете… на балах запрещено.
— Разве что в вашем медвежьем углу, — отозвался Олонецкий, склоняя голову над ее плечом. — А здесь, в столице, очень развратные нравы. Учтите это, госпожа Ильинская, когда будете давать мне новые советы.
Змейки между ее ног вжались в кожу. Заскользили там жадно и яростно. Темно-карие глаза Олонецкого оплели зеленые прожилки.
Мне нужно взмолиться, загнанно пролетело в уме у Веденеи. Надо умолять его, чтобы отвел к стене и оставил в покое. Но воля Мары-Лады — подобраться так близко, как может только любовница…
— Сила Зеленого Листа, — отрывисто бросил Олонецкий. — Вам понравилось?
Змейки чуть кольнули кожу между бедер. И снова погладили.
Веденея сбилась на очередном шаге, запрокинув голову. Олонецкий, заботливо придержав за спину, выдохнул ей в ухо:
— Меня зовут Ярмир. И учтите, кричать или сопротивляться глупо. Вы танцуете рядом с государем, скандал покроет позором имя не только Ильинских, но и ваших родителей. Я маг Зеленого Листа, а на вас шелк и хлопок. Все порожденное от стебля, все готовое пустить росток. Захочу, и одежда откроет всем ваше вдовье тельце…
Нет, безмолвно взмолилась Веденея, глядя ему в глаза, где зелени становилось все больше.
— Сейчас назовете свое имя — или мы потанцуем еще немного? — как-то до странности ласково спросил Олонецкий.
На последнем слове одна из змеек упруго дрогнула у нее между ног — и дернула за коротенькую кудряшку. Курчавившуюся в том месте, о котором благовоспитанная девица не должна даже думать, не то что говорить.
Веденея жалко сглотнула. А следом лицо Олонецкого перед ее глазами затуманилось.
Ужас того, что с ней делали — на виду у всех, — придавил сознание.
Надо молчать, подумала Веденея, задыхаясь. Ради Мары-Лады, ради девицы Карякиной, ради мести Горги. А теперь и ради того, чтобы скандал не привел к разоблачению. К тому, что она снова замарает имя Арвиновых…
Одна из змеек скользнула под кудряшки. Глубже.
В следующий миг Веденея мотнулась в руках Олонецкого тряпичной куклой, потеряв сознание. И полетела бы на пол, не подхвати он ее.
Дмитрий Васильевич, вальсировавший с княгиней, остановился в паре шагов от них. Удивленно посмотрел на Олонецкого, спросил громко:
— Что с ней, Яр?
Олонецкий, губы которого кривились в едкой усмешке, вдруг остро глянул на государя. Но тут же улыбнулся — широко, самодовольно. Провозгласил с насмешливой скорбью в голосе:
— Госпожа Ильинская не снесла восторга, танцуя рядом с вами, ваше величество. Позвольте оказать даме помощь.
— Да, Яр, позаботься о ней, — как-то добродушно велел Дмитрий Васильевич.
Музыка к тому времени стихла — музыканты заметили, что государь не танцует. Гости, стоявшие вдоль стен, начали лукаво перешептываться.
Подлетел Чарецкий, танцевавший с госпожой Кошкинской. Дмитрий Васильевич, кивком поблагодарив княгиню за вальс, повел свою невесту в дальний угол. Пара гостей заторопилась туда же, пересекая наискосок пустоту в середине зала…
А Олонецкий, неся Веденею на руках, зашагал к дверям. По пути встретился взглядом с Сигвичем, следившим за ним из толпы, и едва заметно кивнул.
Князь тоже начал пробираться к выходу.
ГЛАВА 4
На широкой площадке перед особняком Чарецких теснились выездные кареты.
Олонецкий, сбежав с лестницы, двинул рукой — чтобы голова вдовы, болтавшаяся в воздухе, легла на его плечо. Затем коротко свистнул.
Из скопления карет тут же взмыла темная закрытая повозка, оплетенная зелеными стеблями до самой крыши. И опустилась перед Олонецким.
За спиной волостаря из особняка выскочил Сигвич. Крикнул, уже сбегая по входной лестнице:
— Наш спор еще не закончен, Олонецкий. Я еду с тобой, за каретой пошлю кого-нибудь.
Олонецкий оглянулся. Посмотрел на магов государевой стражи, стоявших у дверей особняка, и только потом скользнул взглядом по Сигвичу. Бросил:
— Не решался тебе это предложить, водный. Боялся, вдруг растечешься лужицей.
Затем Олонецкий нырнул в распахнувшуюся дверцу кареты — повернувшись боком, с ношей на руках. За ним шагнул Сигвич. Дверца сразу захлопнулась, карета взмыла и понеслась над аллеями сада…
Внутри Олонецкий сгрузил бесчувственное тело на узкий диванчик. Тут же грубовато прихватил вдову за локоны под узлом на затылке — и прислонил ее голову к стенке в углу кареты. После этого сел рядом, по-хозяйски забросив руку на колени, укрытые серо-синим шелком.
— Ты заигрался, Олонецкий, — холодно сказал Сигвич, уже сидевший напротив. — Такие развлечения не устраивают напоказ. На виду у государя выделывать такое…
— Вот именно, — перебил его Олонецкий. — Она сама ко мне полезла, потом разозлила своей фальшивой правильностью, и я позволил себе лишнего. На виду у государя, Игорь. В присутствии его невесты. И десятка магов из охраны в толпе. А наш Див после всего этого посмотрел на меня, как заботливый дядюшка. Хотя каждый маг в зале видел зеленые отсветы из-под вдовьей юбки…
Сигвич опустил глаза, разглядывая бальные туфельки госпожи Ильинской. Ноги ее были безвольно разбросаны по полу кареты.
— И он позволил тебе унести вдову из зала, — сказал наконец Сигвич. — Хотя после зеленых отсветов венценосец должен был сообразить, зачем ты ее уволок…
— Он словно ничего не видел, — опять перебил князя Олонецкий. — Но есть еще кое-что, чего ты не знаешь, Игорь. Я не хотел об этом говорить, а теперь придется. Мне, в отличие от тебя, не прислали приглашение на торжества во дворце. Вместо этого от дяди пришло известие, что зеленых попросили держаться в стороне от столицы. Он получил письмо с подписью и печатью нашего венценосного, так что Зеленый Лист теперь официально в опале.
Сигвич вскинул брови.
— Но ты все-таки явился? Я почему-то не удивлен.
— Хотелось позлить Дива, — пробормотал Олонецкий. — Но вот что интересно — он даже глазом не моргнул, когда меня увидел. Как будто не подписывал того письма…
Олонецкий осекся, посмотрел на вдову Ильинскую. Заметил:
— И появилась она. Сначала опала для Зеленого Листа, потом эта вдовушка, затем государь не заметил, как моя магия шарит у нее под юбками.
— Она и на меня вешалась, — сдержано напомнил Сигвич. — Не забывай об этом. А в опалу зеленые маги могли попасть из-за той истории с Карякиной. Ты и там заигрался, Ярмир.
Олонецкий пренебрежительно фыркнул.
— Больше шума, чем дела. Сияние я ей оставил, а девичья честь… тут уж ничего не поделаешь. Она должна была что-то потерять, связавшись со мной. Иначе беспокоиться за свою честь пришлось бы уже мне. Но хватит о Карякиной. Вдову надо допросить…
Веденея выходила из обморока постепенно. Затем слово "допросить" резануло по слуху, и она чуть не открыла глаза. Удержалась только потому, что вспомнила о Маре-Ладе.