— Да он раскололся! Не понимаю, как такое могло случится!
Вероника бережно взяла с раскрытой ладони герцога знакомую вещицу. И впрямь, от самого крепления цепочки до основания пробегала широкая трещина с неровными краями.
— Чудеса! Я хранила его столько лет. Будет жаль, если хрусталь искрошится и птичка останется без защиты.
— Мы найдем снегирю другое гнездышко. Ему будет лучше на бархатном ложе, чем в холодном камне.
— Отчего же случился изъян? — огорчилась Вероника, искренне сожалея.
А Конта глубоко вздохнул, накрывая своей ладонью ее руку с медальоном.
— Во всем виновата "огненная метель". Наверно, я слишком крепко прижал тебя к себе, так крепко, что ледяные оковы не выдержали и почти распались. Еще несколько столь же горячих объятий и не удивлюсь, что даже сам снегирь оживет. Тебе же обещано чудо! Феи никогда не бросают слов на ветер. Хотя всегда могут оправдаться, что их неправильно поняли. Вот же проказницы!
— Фея? Ты хочешь сказать, что та старая гостья была настоящей феей?
— Думаю, так и есть.
— И она оставила для тебя медальон. Значит, вы с ней тоже встречались.
— Когда-нибудь я тебе расскажу.
— Да-да, мы еще не договорили о твоем прошлом! Хотя, пожалуй, я не захочу слышать о женщине, которую ты прежде любил.
— Нет, я скажу, иначе ты все равно будешь думать и даже придумывать лишнее. Но теперь мне легко вспоминать. Леди Аглее сказали, что Кайро превратил меня в калеку, изуродовал лицо. А я так хотел ее видеть, что по возвращении в Гальсбург первым делом явился к ней в дом. Я сильно хромал, у меня была сломана левая рука и пара ребер. Кровоточили отметины вот здесь — не стал их скрывать. Я спешил дать знать леди, что жив. А потом увидел в ее глазах ужас и отвращение. Она стала белее снега и упала на руки слуги. Я сбежал из столицы, желая найти смерть в бою, а потом передумал. Зачем умирать, когда стране нужны воины, способные биться за нее. Я был молод и силы быстро вернулись.
Ну, что ты, Вероника, не плачь… Это было так давно, что уже и шрамов почти не видно. Я напрасно тебя огорчил. Теперь расскажи мне свои секреты. Я настаиваю. И чтобы ты не сбежала, буду держать тебя на руках. Ведь мы помолвлены и могли стать мужем и женой, стоило тебе сказать несколько заветных слов.
Но должен признать, ты была права, а я вел себя, как мальчишка. И даже медальон феи осудил мою несдержанность, словно острым лезвием коснувшись груди. Действительно, колдовство…
Он усадил Веронику на свои колени и ласково прижал к себе. Пару мгновений она опасалась, что старенькое сиденье не выдержит их вдвоем, но потом решила, что в случае падения она-то окажется сверху, а настоящим мужчинам положено иметь крепкий зад, поэтому герцог не может сильно пострадать.
Стоит ли ему признаваться во всех своих пороках? И так ли они страшны на самом деле. А что, если он засмеется… или напротив, сурово осудит ее. В таком случае, нужно начать с самого простого.
— Еще девчонкой я отвлекала Рауля, чтобы знакомые пареньки с улицы Кожевников пролезли за стену замка. Я знала, что приятели набьют животы яблоками и сливами, спугнут мирных птиц в саду, но мне потом нравилось слушать их страшные рассказы о призраках, живущих в развалинах.
А когда я стала старше, сама забралась на дерево, чтобы по толстой ветке доползти до разбитого окна башни. Мне отчаянно хотелось попасть внутрь и лично все осмотреть. Помню, я оказалась в темном коридоре, который привел в просторный сводчатый зал, наверно, то была ваша трапезная. В ней находился огромный камин, запыленный, покрытый копотью.
На стене над ним висело оружие и доспехи, но сейчас отчетливо помню только шлем рядом с гербом Снегирей. А рядом старая волчья шкура и голова оленя с ветвистыми рогами… Ах, как у меня замирало сердце!
— Помню, — кивнул Конта, — в главном зале меня с детских лет поражала люстра, куда на праздники вставляли более пятидесяти свечей. Она сияло, словно солнце. А ты заметила роспись на потолке?
— Краски поблекли, но могу представить, как хороша была картина при свете огней. Люстра и сейчас там, только висит на трех цепях, остальные оборваны. Почему ты не хочешь навестить замок?
— Я уже был в часовне и поклонился праху родных, — уклончиво ответил Конта, сузив глаза. — Дом стал мне чужим. И тебе нельзя появляться там, Вероника. Но продолжай, я еще не услышал о твоих самых тяжких преступлениях.
— Боюсь, мне все труднее в них сознаваться. Когда я покидала замок через то же окно, иссохшаяся ветка неожиданно обломилась, и я свалилась прямо под ноги Раулю. Ох, как он бранился! Дошло до самого Бургомистра. Меня вызвали в ратушу и пригрозили строгим наказанием, но, кажется, глава Тарлинга лишь хотел утешить старого солдата. Как только Рауль ушел, опираясь на свою клюку, Бургомистр добродушно заговорил со мной и даже угостил сладостями. А у меня платье было испачкано травой и земля в волосах. Я сгорала от стыда и хотела только сбежать. И мне здорово попало от матушки. Рауль на всю улицу растрезвонил, что я веду себя неподобающим образом для девицы.
— Мне следовало приехать гораздо раньше и самому расследовать это чрезвычайное происшествие, — задумчиво произнес Конта, тщательно пряча улыбку. — Ужасное поведение для приличной девушки, я согласен. Полагаю, это все?
— Нет, нет, еще одно… я… — растерявшись, Вероника набрала больше воздуха в грудь и еле слышно прошептала, — я уже целовалась однажды. Точнее, позволила себя поцеловать.
— Ты уверена, что хочешь рассказать больше?
— Нет. Но, кажется, я должна.
— Если дело ограничилось лишь поцелуями… Уф, как здесь стало жарко! Вероника, я не ставлю себе цели жениться на невинной девушке, хотя, признаюсь, мне бы того хотелось. Ты просто должна быть честна со мной. Сейчас и впредь.
— Я честна. И-и… дело ограничилось поцелуями. Он учил меня рисовать, а матушка прогнала его, даже не заплатив.
— Хорошо, — похоже, Конта и сам был отчего-то немного смущен или раздосадован. — Другого я не ожидал. Эти глаза и губы еще при первой встрече открыли мне твою правду о тебе.
— Также я украдкой читала сочинения де Моне, — зажмурившись, пробормотала Вероника совершенно упавшим голосом.
— Твой самый страшный грех я охотно беру на себя, — обреченно ответил Конта, целуя ее в гладкий лоб. — А сейчас скажу то, что, пожалуй, было бы лишним. Некоторые мужья в Гальсбурге нарочно подкидывают подобные книжицы своим слишком чопорным и стыдливым женам. Нам это не понадобится, Вероника. Понемногу мы сами освоим искусство любви и нежности, начав с самых первых страниц. И я готов заново учиться вместе с тобой.
Разве он не удивительный человек? Кто еще мог сказать такое… Вероника с благодарным трепетом заглянула в его лицо, удивляясь тому, как легко и приятно протекала их беседа. От прежней скованности и смущения не осталось следа, казалось, никакие преграды не могли помешать союзу, основанному на доверии и уважении. Если это уважение будет взаимно, о чем она всегда мечтала, представляя будущую семейную жизнь. А Конта уже вслух делился ближайшими планами:
— Завтра к вечеру вы с Марлен перейдете в дом барона, я прикажу подготовить комнаты.
— Бабушка не согласится, она слишком привязана к мастерской, хотя с заказами у нас совсем плохо. И я не хочу покидать дом раньше срока.
— А я не могу оставить тебя здесь.
— Стыдишься, что твоя невеста живет на улице Ткачей?
— Вот уж нет. В нашем роду мужчины не раз брали в жены девушек из простонародья. Но ведь ты принадлежишь к знатной фамилии, Вероника, зачем упорствовать в том, чем щедро одарила судьба. И разве тебе не хочется быть ближе к сестре? Я слышал, наш принц ею очарован. У Ламарка доброе сердце, но он еще очень молод. Надеюсь, Тереза будет направлять его порывы в нужное русло. Похоже, у них много общего — наивная чувствительность и страсть к путешествиям. Ты могла бы дать сестре несколько ценных советов. Соглашайся, Вероника, так я буду спокоен.
— Ты останешься в городе до конца месяца, верно?
— Я обещал Бургомистру назвать имя будущей супруги на торжествах в самую длинную ночь.
Вероника улыбнулась, робко коснувшись темных волос герцога.
— Какое странное совпадение. Мясник из соседней лавки, сын главы гильдии Гальред Гус, просил меня стать Королевой Веселья на празднике.
— Мне не по душе этот старый обычай! Но в Тарлинге любят его. Так что ты ответила?
— Если Гальред при всех назовет мое имя, отказаться будет нехорошо, сам знаешь, дурная примета. Я окажу уважение нашим традициям, буду петь и танцевать у накрытых столов, чтобы новый год принес большой урожай зерна, скот был цел и сети рыбаков полны улова. А на следующий день пойду за тобой, куда скажешь. Но лишь после того, как стану твоей невестой для каждой синицы в городе, не раньше, Конта де Маликор.
Герцог задумался, и руки его, бережно обнимавшие Веронику, заметно напряглись.
— Я ведь могу и заставить тебя. Ради нашего блага заставить. Пойми, я тоже хочу соблюсти некоторые условности, поэтому стойко перенес встречу в ратуше и завтра сделаю пару якобы важных визитов. А ведь то, для чего я приехал в Тарлинг, уже в моих объятиях. Так что мне мешает забрать тебя и увезти в столицу уже завтра? Долг и традиции. Ведь это моя земля, мои люди, я обещал заботиться о их благополучии. Когда я вновь навещу Маликорию — знает лишь Творец… Так пусть здешние жители запомнят меня. Хм… Может, сложат новые песни и сказки. Почему ты упрямишься, Вероника? Разве я много прошу?
— И я прошу немного — позволь нам оставаться здесь до дня Пробуждения солнца. Подумай, это так символично!
— И так опасно! Ты забыла, какое время сейчас?
— Но что нам может угрожать? Или ты веришь в рассказы о мертвецах, что покидают кладбище и рыщут по улицам в поисках невинных душ, или в стаи говорящих собак на бугре у скотобойни… В нашей таверне за кружкой эля и не такое соврут. Конта, скажи прямо, чего ты боишься?
— Боюсь потерять тебя прежде, чем обрету, — прошептал он, целуя ее в полураскрытые губы.
Они провели остаток ночи наверху, в комнате Вероники. Так получилось, что из кухни пришлось спасаться немного постыдным бегством. За стеной раздался надсадный кашель Баффо, кажется, перчаточнику не спалось. Не вздумает ли он наведаться к теплому очагу… Вероника мигом покинула колени герцога и выпрямилась у стола, поправляя платок на груди.
— Не хочу, чтобы он видел нас в такой поздний час. Непременно доложит Марлен, а ей нельзя волноваться.
— Скоро каждый ворон в городе узнает о нашем союзе. Осталось подождать совсем немного. Сейчас я хочу тебя защитить. Потом ты поймешь. Я все тебе расскажу.
Его слова успокоили и сподвигли на непростое решение. Захватив толстую оплывающую свечу, Вероника потянула Конту за собой. Миновав коридор, они вместе поднялись по лестнице до девичьей спальни.
Взявшись за гладкую и холодную ручку двери, Вероника остановилась, опустив голову. Рядом была комната бабушки, нужно зайти хоть на краткое время, чтобы послушать тихое дыхание Марлен. Это поможет быть твердой в своем решении.
Конта мягко коснулся ее плеча.
— Только попроси, и я уйду на соседскую половину. А если позволишь остаться, клянусь, тебе не придется жалеть. Я лишь хочу быть рядом. Тебе нечего бояться, Вероника. Ты же мне веришь?
— Больше, чем себе. Но ты не должен этим воспользоваться.
— Я дал тебе слово.
— Тогда осталось лишь сдержать его, герцог де Маликор.
Дверь тихо скрипнула, Вероника прошла вперед, чтобы утвердить светильник на поставец у окна, и показать гостю скромную обстановку.
— Занавеси, постельное и скатерть я сшила сама. И сама сплела коврик из тростника, а тот, что у кровати сделан из шерстяных ниток. Это работа Марлен. Я посмотрю, как она спит и скоро вернусь.
Задыхаясь от волнения, Вероника вернулась в коридор. Но не сразу направилась в соседнюю каморку, а еще постояла в полутьме, судорожно сжимая горячие руки.
«Еще немного и силы оставят меня. Любящий Творец, помоги! Я не знаю, не знаю, как правильно вести себя, что мне можно… Я словно на краю гибели и блаженства…».
Но даже недолгое время, проведенное возле спящей Марлен, вернуло покой душе и даже навело запоздалую дремоту. А когда Вероника тихо прошла в свою спальню, то обнаружила, что Конта устроил на полу у теплого бока печи лежанку из куска толстого сукна и мирно спит, подложив под голову вышитую розами подушечку, украшавшую девичью постель.
"Этот воин, наверняка, знавший немало доступных женщин, сейчас оказался гораздо чище и целомудренней меня. В то время, как я терзаюсь разными непристойными фантазиями, он предпочел предаться сну, как человек, за которым нет никакой вины. Или просто очень устал за день, проведенный среди шумного сборища пестрых господ. Не пора ли мне последовать его примеру?"
Стараясь ступать бесшумно, Вероника накрыла герцога лоскутным покрывалом со своей кровати и затушила свечу. Потом быстро сняла с себя платье и, оставшись в тонкой льняной сорочке, юркнула на прохладные простыни, накрывшись одеялом с головой. Но и здесь нельзя было спрятаться от сотни досадливых мыслей, окутавших тяжелую голову.
"Ему жестко лежать на полу, я могла бы вытащить из сундука второе одеяло, отдать свою подушку с утиным пухом, что обновили осенью… Над мастерской перчаточника Конту ждала бы уютная постель и грелка с горячими углями, а в доме д, Эберви роскошное ложе под атласным балдахином с золотыми кистями. А он предпочел отрез шерсти на скрипучем деревянном полу. Может, я, и правда, ему дорога. И сердце его еще горячей моего, хоть он и скрывает его под ледяной броней…".
Душа ее разрывалась от желания тихо-тихо подкрасться к ночному гостю, опуститься на колени и приблизисть голову к его груди, чтобы расслышать биение живого сердца. Но если он вдруг проснется, то уже не отпустит ее и будет совершенно прав. Только это опасение и заставляло Веронику призывать спасительный сон, сам по себе способный вызвать множество дивных видений.
Глава 16. В сумерках Тарлинга
Солнце встало уже высоко, когда Веронику разбудила старшая швея. Пора было приниматься за хозяйство, накормить Марлен, проверить работу учениц и продолжить собственное шитье. Еще с вечера Вероника составила список дел первоочередной важности: начистить зеркала, перегладить стопку свежего белья, купить писчую бумагу и чернила, зайти в текстильную лавку — для нового заказа нужен китовый ус и пара кусков вельвета, а также шелковые нити, чтобы починить гобелен. Не забыть еще и в аптеку заглянуть, у Марлен закончились анисовые капли. Как все успеть!
Вероника испуганно озиралась вокруг. Конта ушел, не разбудив ее, и был ли он здесь вчера? Может, ей лишь приснился визит жениха.
"Тогда это была самая волшебная ночь, конечно, наряду с той, что нас посетила Фея. А ведь Конта сказал, что виделся с ней, только я не успела его расспросить подробнее. Скоро ли мы сможем вновь поговорить наедине, зачем я вообще сомкнула глаза!"
Вода в кувшине для умывания была холодной, но щеки Вероники пылали, — она с наслаждением умылась и вычистила зубы салфеткой из грубой льняной ткани, прополоскав рот настоем шалфея.
После завтрака, состоявшего из холодной говядины и ячменной каши, пришлось навести порядок в маленькой кладовой. Растрепанный подмастерье Люго с радостным воплем притащил оттуда мышеловку с добычей. Собравшись втроем, белошвейки вслух осудили коварную крысу и повелели немедленно уничтожить ее останки.
Подметая в каморке, заставленной бочонками с провизией и посудой, Вероника заметила, что пора пополнить запасы мыла и свеч. Мыло они всегда варили вместе с Марлен, добавляя в жировую смесь лепестки и веточки душистых растений. Помешивая густую смесь розоватого или зеленого цвета, бабушка шептала слова старинных заговоров для здоровье тела или на достаток в доме. Вероника, конечно, знала многие наизусть:
Любисток и мята, фенхель и укроп,
Мы живем богато и здоров наш род,