Вероника всегда была взбалмошной и заносчивой, будто чуяла, что улицы Тарлинга тесны для ее фантазий. Теперь она собралась открыть в Снегирях приют для брошенных малышей, женщин сомнительного поведения и бездомных скитальцев. А что это принесет городу?
Вероятно, одни убытки и беспорядки. Но, по слухам, управлять сиротским домом вызвалась состоятельная госпожа Крим, а в помощники ей назначен Бертан — человек честный и справедливый. Для обсуждения предстоящих перемен в замке бывший солдат даже поселился у престарелой девы. Еще один отличный повод для сплетен!
Однако торговка рыбой с Речной улицы утверждает, что госпоже Крим едва минуло сорок пять лет, а возраста ей придают мрачные одежды и недостатки фигуры. Может, еще и давнее незабвенное горе. Фонарщик Хьюго припомнил, что жених госпожи Крим скончался от горячки накануне свадебной церемонии, отчего она поклялась хранить невинность до встречи с ним на небесах. И всегда привечала кошек, поскольку именно синеглазого котенка редкой породы преподнес ей возлюбленный на последнем свидании.
Как же Бертан сошелся с угрюмой затворницей? Всего лишь спас ее пушистого питомца от нападок бродячего пса и помог ему спуститься с крыши молочной лавки. Это случилось утром после самой страшной ночи за последние годы. Чего только не произошло: танцы вокруг горящего соломенного чучела, паника в ратуше и ярость отважного де Маликора. Оказывается, он давно положил глаз на Веронику и поклялся вырвать красавицу даже из когтистых лап темных сил.
А вообще хорошо, что герцог лично оплачивает все прихоти невесты — дюжих плотников и каменотесов нужно загрузить тяжелой работой, чтобы не пьянствовали в ожидании сезонных заказов, будоража городскую стражу и давая барыши держателем харчевен.
Недавно де Маликор согласился разломать стены подземелий в замке и предать огню полусгнившие кости узников еще времен его грозного деда, а вчера на площади огласили указ об устроении нового кладбища для самоубийц. Конечно, на дальнем участке заброшенного поля, которое по весне придется огородить.
И все это по навету сердобольной белошвейки — ей, видите ли, было видение в Снегирях. Только не понятно, кто именно посетил Веронику — светлый посланник Всеблагого или Фея Незамерзающего ручья. В прежние времена дерзкую девчонку могли бы подвергнуть суровому допросу, но кто сейчас возьмется судить избранницу самого де Маликора…
Тем более, герцог скоро увезет Веронику в столицу, а в Тарлинге через пару недель откроется первая ярмарка в новом году. Старейшины цехов уже провели совещание, на котором подробнейшим образом обсудили, какие товары выставить на продажу. Нельзя упасть лицом в грязный подтаявший снег, ведь на торжище будут гости из соседнего Фарбста и других окрестных поселений. Также ожидается прибытие каравана с пряностями, тканями и мехами, особеннно душистым табаком и заморским чаем.
Кузнецы Тарлинга загодя готовили земледельческие орудия для торга и обмена: железные мотыги, сошники, серпы, косы; строительные и бытовые изделия — гвозди, болты, скобы, крюки, мельницы для зерна, расчески и ножницы для стрижки скота.
Гончары разрисовывали горшки и кувшины, ставили свои именные клейма на маленькие пряслица для прядения шерсти. Плотники мастерили новые ткацкие станки, табуреты и резные буфеты для посуды, набивали конским волосом диваны и кресла. Хватало также работы ювелирам и швеям. Пока мужчины вечерами попыхивали вишневыми трубками за настольными играми и забавными россказнями, то и дело прикладываясь к оловянным кружкам с элем, их умелые жены собирали стеклянные бусины в ожерелья, плели замысловатые пояса и расшивали бисером кошельки.
А самые зажиточные горожанки — те, что покупали и заказывали одежду в дорогих мастерских, укладываясь под бочок храпящему супругу предавались мечтам о новых безделушках и развлечениях. На ярмарку со всей округи соберутся гибкие акробаты и загадочные фокусники, «глотатели огня» и укротители диких зверей, бородатые предсказатели будущего с жаркими проницательными очами.
В местных лавках скоро появятся новые скляночки с благовониями, тончайшие шелка и бумага для деловых и любовных писем. Некогда и вспоминать о недавних страхах самого темного месяца в году.
У самой Вероники все давно было готово к отъезду — она с чистым сердцем намеревалась оставить город, обещая навестить его уже будущим летом. Но мысли ее невольно устремлялись вперед — все дальше и дальше — до стен величественного дворца Гальбо, до заново отстроенных галерей Главной библиотеки, к древним фрескам столичного собора. Как много еще предстоит увидеть и узнать.
Но некоторые ценные открытия настигают даже в доме барона, особенно по ночам, когда в коридорах затихают торопливые шаги слуг, рассеиваются запахи жареной баранины из кухни, а на черный бархат неба выкатывается подслеповатая луна. Как бы ни был хлопотлив день, Конта всегда приходит, чтобы пожелать невесте доброго сна. И после ему совсем не хочется покидать ее комнату.
Вот и сейчас Вероника расчесывает темные волосы герцога, еще не просохшие после купания, а он, прикрыв глаза, ловит мгновенья, когда тонкие пальчики, словно невзначай, коснутся лба или гладко выбритой щеки.
— Как возможно, что за столь краткое время ты стал мне родным? — притворно удивлялась Вероника. — Я могу рассказать тебе все, что есть на душе, могу спросить обо всем без стеснения, могу обнять тебя, если замечу, что ты не занят делами.
— Так обними же скорее!
— Потом ты вскоре захочешь уйти… — вздохнула Вероника.
— Потому что слишком хочу остаться. Ты знаешь.
— Так останься… Ламарк и Тереза — они, кажется, спят в одной постели до утра.
— Как невинные дети, — засмеялся Конта, прищурившись.
— У меня есть сомнения на этот счет, — вспыхнула Вероника, едва скрывая странную досаду.
— Так почему не расспросишь сестру?
— Я пыталась и тогда она заговорила о поцелуях — об очень необычных и смелых поцелуях… И, похоже, впервые пытается что-то от меня утаить. А ведь я старше.
— Вижу, это всерьез беспокоит тебя. Помоги снять сорочку.
— Зачем?
— Возможно, истинно смелые поцелуи должны дариться без одежды. Хотя у меня есть разные версии понимания… Но почему бы для начала мне не раздеться перед тобой, ведь нам нечего скрывать.
— Это верно, — с замирающим сердцем прошептала Вероника. — А ты не сочтешь меня слишком настойчивой и дерзкой?
— Я буду только счастлив, — отчего-то прерывисто вздыхая ответил Конта. Вскоре его льняная рубашка повисла на табурете. — Ты как-то сказала, что я прекрасен, а теперь сможешь убедиться, что мое тело имеет множество изъянов.
— Ты получил шрамы в сражениях, я горжусь тобой.
— Положи свою голову мне на грудь и прислушайся. Я знаю, ты давно хотела так сделать.
Мысли ее путались, а собственное сердце стучало, как молоточек в самых больших часах ратуши. Но более всего Вероника боялась показаться чересчур любопытной и нескромной, хотя всем своим существом желала быть как можно ближе к любимому.
— Ты позволишь мне целовать тебя, как я хочу? — робко спросила она.
— Я весь твой, Вероника, можешь делать со мной, что пожелаешь, если…
Он широко улыбнулся приоткрытым ртом, шумно выдохнув:
— Если обещаешь ответить тем же… нет, не обязательно сейчас, но позже, когда будешь готова.
Поощренная его словами, она провела кончикам пальцев по его шее, спустилась на крепкую грудь и расправила ладонь на мускулистом животе, слегка поглаживая его.
— Как удивительно устроены мужчины. Вы твердые и жесткие, сильные и горячие.
По телу герцога прошла короткая судорога.
— Нет на земле более сладостных мучений… Но продолжай свои исследования, я постараюсь с честью выдержать их до конца.
— О небеса, когда ты шутишь с таким серьезным видом, я люблю и желаю тебя!
Нет, она совсем не умела таиться. Вероника опустилась на постели рядом и нежно поцеловала его в губы. Но это был поцелуй, исполненный обоюдный страсти, повлекший за собой череду более откровенных ласк. Теперь Конта в свою очередь поднялся над ней и, отогнув мягкое кружево ночной сорочки, языком и губами изучал изгиб ее шеи, там, где она переходит в плечо, а потом обнажил правую грудь.
Вероника ахнула, ощутив, как тугой сосок оказался во рту Конты — блаженное тепло разливалось по телу, туманило голову, заставляя молить о большем. Ее руки путешествовали по его плечам и спине, и каждое движение приносило обоим множество удовольствий.
Она только немного сжалась и вздрогнула, когда сорочка сползла еще ниже, а поцелуи начали покрывать гладкий, упругий живот.
— Не бойся меня, любимая, будь спокойна и немного разведи ноги, я не причиню тебе боль. Обещаю, Вероника, я только хочу показать, насколько бывают смелы наши ласки. Ты прекраснейшая из женщин… мне не хватит слов, чтобы высказать свои чувства, но пусть мой язык потрудиться на иной стезе… Вероника, не надо стыдиться, если мы любим друг друга. Откройся же для меня.
— Я… я хочу и тебе доставить радость.
— У нас впереди много приятных дней и ночей, мы только в самом начале долгого путешествия. Тебе это нравится? Скажи, что ты еще желаешь? Или просто доверься мне.
Свободно раскинувшись на постели, она с трепетом и затаенным восторгом предавалась новым необычайным ощущениям. О, ей нравилось исключительно все — и плавные движения его большой ладони, которой он поглаживал ее ягодицы и живот, касаясь коротеньких завитков волос в самом низу и бережные ласки самого сокровенного девичьего местечка.
«Отчего я считала, будто мужчины творят такое только в откровенных сочинениях… тело мое плавится, словно воск на свече, а душа готова звучать подобно арфе…»
— Сними свою одежду, любимый, чтобы я тоже могла трогать тебя везде, как и ты меня.
Конта молча исполнил просьбу и вскоре его напряженная плоть уперлась в ее ногу чуть выше колена.
— Это самое достойное мужское орудие… — жалобным шепотом пробормотала изрядно смущенная Вероника.
— Оно приветствует свою госпожу и готово служить ей, как подобает, — церемонно отвечал Конта, стараясь за галантной шуткой скрыть некоторые неудобства своего состояния.
Тело его давно жаждало более четких и привычных действий, но сейчас он был намерен лишь утолить любопытство Вероники и полностью избавить ее от страха будущей брачной ночи.
Однако если возлюбленная проявит больший интерес и позволит ему прямо сейчас совершить желаемое для обоих — нужно ли оставлять ее в постели растерянной и неудовлетворенной, сбегать из ее комнаты на свое холодное одинокое ложе? Так было пару ночей назад, а после днем он нашел ее печальной и чересчур задумчивой.
Сейчас руки Вероники ласково оглаживали его чуть подрагивающую плоть, несмело сжимали и тем самым распаляли все больше. Ее ароматное дыхание, нежность податливого тела, сладость ее сочной груди — сводили с ума.
— Будь моей женой, верной и любящей до конца дней своих.
— Я твоя жена с этой минуты до последнего вздоха.
Слова отзвучали и рассеялись, словно покрывая тела возлюбленных благословенной серебристой дымкой. Наступившую тишину ночи порой нарушали вздохи и шорохи одеяний, а где-то в лесу за рекой ухала сова. Ничто не мешало таинству соития двух любящих тел, казалось, много лет стремившихся найти друг друга, и краткая боль расставания с девичеством вскоре сменилась на покой принятия и тихой благодарности.
Конта привлек Веронику к себе и начал медленно перебирать пушистые локоны светлых волос, пока пальчики ее рассеянно поглаживали его грудь.
— Мне нужно сказать тебе нечто важное. Думаю, теперь самое время — ты должна знать.
— Это касается только нас?
— Речь пойдет обо всем королевстве.
Внимательно выслушав рассказ герцога, Вероника надолго погрузилась в молчание, настолько поразило ее известие о том, что вместо единственного сына король Гальбо желает видеть на троне ее будущего супруга.
— И что же Ламарк?
— Ему давно известна воля отца.
— А ты… нет, я боюсь понять неверно, ты хочешь стать королем после кончины Гальбо?
— Таково желание моего сеньора! Я подчинюсь, прекрасно осознавая высоту+ чести и ответственности. И должен сказать, что многие в столице уже сейчас ищут моего расположения, поскольку знают о решении монарха.
— Все так неожиданно!
— Ты станешь королевой, Вероника, как и было предсказано.
— Признаться, я даже для Терезы не ожидала подобной участи… Слишком далеко от нас столица и золотой престол.
— Тебе также обещали чудо после встречи со мной, ты не забыла? — мягко проговорил Конта.
— Чудо — это твоя любовь. И верность. На меньшее я не соглашусь!
— Оставь сомнения, ни одна женщина на земле не сравнится с тобой. Ты умна и красива, у тебя чуткое, доброе сердце и отзывчивая душа. Теперь я знаю, что стремился в Тарлинг именно за тобой, Вероника. За новой королевой наших земель. Во имя мира и процветания Дэриланд ты нужна мне и нашему народу.
— Такие громкие слова пишут в книгах о богах и героях, а я простой человек. Бываю слаба и труслива, порой живу чувствами, пренебрегая доводами рассудка. Смогу ли я оправдать твои надежды…
— Послушай меня, в юности я мечтал о подвигах на благо своей страны, считал себя избранником судьбы и вестником мира.
Мне виделся путь, усыпанный розами, враги обязаны были бежать от одного имени де Маликора, сдавая крепости и города, земледельцы мои должны собирать три урожая в год, не зная болезней и угнетения. Я хотел видеть царство Всеблагого на земле, более того, создать его собственными руками.
А в реальной жизни пришлось много воевать и казнить, разбирать споры о краденых коровах и свиньях, пришлось вешать воров и предателей, стиснув зубы, терпеть прижигания ран и вправления вывихов.
Путь любого правителя — это путь крови и грязи, слез и наветов, черных слухов и подозрений. Будь моей путеводной звездой, Вероника! Моим счастливым амулетом, благословенной супругой и соратником во всех делах. Матерью моих сыновей…
— А если у нас будут одни лишь дочери? Ты возьмешь другую жену?
— Что за странные мысли…
— Прости, я опять отвлекаю тебя от серьезных дум чем-то мелким и обыденным. Разве это важный вопрос для того, кто готов занять трон? Ты грезишь о величии страны, а я по женскому обыкновению не могу отрешиться от самых простых забот. Может, боюсь потерять тебя. Или свое уважение к тебе и мою любовь — сейчас это кажется мне необычайным сокровищем. Но забудь! Умоляю, забудь, о чем я спросила. Пусть все идет своим чередом. В нашей жизни существует множество прекрасных вещей помимо чьей-то привязанности. Только обещай, что отдашь мне Снегири в случае, если выберешь другую, а я стану помехой. Тебе ли не знать, что правитель не в полной мере принадлежит себе, даже самый кровавый тиран.
О, теперь я понимаю задумку Создателя! Сколь же велика разница между женщиной и мужчиной. Пока мы скорбим о суетном, вы побеждаете и проигрываете, строите города и рушите города, пишете книги и сжигаете книги, вы идете вперед, овладевая новыми землями и знаниями, стараясь сберечь свои, а мы… мы ждем вас и продолжаем любить, рожая новых мужчин — воинов и странников, трусов и храбрецов, каменщиков и ученых.
— А, знаешь, Вероника… — загадочно проговорил герцог, дав ей возможность высказаться и заодно успевая обдумать ее слова. — Кроме игривых сочинений де Моне мне приходилось видеть и другие тексты, написанные женской рукой. О политике и сохранении чистоты на улицах городов, о движении небесных светил и целебных растениях нашего края.
Твоя сестра намерена отправиться с нами в столицу с твердым намерением постичь секреты траволечения и медицины в целом. Кто же мешает тебе освоить какие-то науки и написать свои суждения о них? Или изложить события, недавно приключившиеся с нами в форме поучительной сказки? Разве я собираюсь заключить тебя в монастырскую келью? О, нет, твоим крылышкам нужен простор, а этим ясным очам — вся красота земли и мудрость всех рукописей на свете.
А что до твоих тревог относительного нашего будущего… Вероника, я уже не молод и хорошо себя знаю. После многих лет холостяцкой жизни и тягот военных походов лишь с тобой одной готов разделить все, чем владею и буду владеть. В тебе одной хочу найти убежище от житейских бед и в то же время чистый родник благоразумия и покоя. Я буду благодарен тебе за дочерей, и если судьба не подарит нам сына, приму это как знак свыше.