Но попасть в город я уже не мог никак: высадившись на побережье, персы быстро сжали кольцо осады. И слухи оттуда Ялиса больше не достигали.
В прошлый раз, когда еще Дарий пытался захватить Линд, все население города укрылось на акрополе - на территории храма Афины, в неприступной крепости, куда вела единственная тропинка, опоясывавшая скалу. Персы едва не взяли жителей измором - но потом богиня послала осажденным дождь, и в страхе перед нашими богами азиаты отступили. Однако во второй раз ждать чуда было нечего. Хотя я верю, что боги время от времени изливают на смертных свои щедроты, олимпийцы не имеют обыкновения повторяться.
Каллист, мой покровитель, забыл об увеселениях и ходил мрачнее тучи: он даже похудел. Был этот аристократ связан с персами или нет - он непритворно страдал за судьбу Линда и своих друзей в нашем городе. И весь Ялис в эти дни жил ожиданием новостей.
Но спустя две недели с юга примчался измученный, но ликующий вестник, который сообщил: линдяне прорвали осаду и дали захватчикам бой на суше и на море! Военные корабли Родоса были знамениты, и родосские навархи наконец показали врагу, на что способны.
Однако Линд долго оправлялся от удара: лежавший к северо-западу Ялис и его окрестности наводнили беженцы из деревень, разоренных персами. Мирная жизнь полиса нарушилась надолго. Я хотел поскорее попасть домой - и я убежал бы без всякого дозволения, однако намеревался отпроситься у Каллиста, которому я, невзирая ни на что, был стольким обязан.
Каллист отпустил меня с многими добрыми пожеланиями и хотел дать мне сопровождающих, поскольку я накопил солидное богатство у него на службе: эти деньги мне было трудно даже утащить одному, не говоря о том, чтобы сберечь. У Каллиста было шестеро стражников.
Конечно, я согласился. Господин только просил меня дать ему знать, насколько сильно пострадал Линд и какие понес потери; и написать, все ли благополучно с моими близкими. Я обещал сделать это тотчас по возвращении. Но сердце мое тоскливо заныло…
Если бы только я прислушался к своему внутреннему голосу! И если бы держал свой отъезд в тайне - возможно, ничего бы не случилось!..
Я лег спать, уложив свои деньги и вещи в два объемистых мешка, помимо обычной моей дорожной сумки. Хотя большую часть серебра и меди я в местной меняльной лавке выменял на золото, которым набил свой пояс и посох. Эта предусмотрительность, возможно, спасла меня.
Проснувшись на другое утро, я узнал, что Каллист зарезан ночью - по всей вероятности, своим рабом Тимандром, который был схвачен и допрошен. По всему дому стоял плач и стон остальной челяди, который заглушали жалобные вопли Тимандра - по обычаю, раба допрашивали под пыткой. Я прислушивался ко всему происходящему, стоя в коридоре, который вел из моего крыла дома: я оледенел от ужаса…
Потом грубо заругались воины, державшие преступного слугу.
- Это не иначе как его выкормыш, тот колченогий урод из Линда! - неожиданно воскликнул один. - Мальчишка сговорился с рабом накануне, а теперь они вознамерились бежать вдвоем, ограбив хозяина и поделив деньги!
Я помертвел. Всем известно, как легко возвести такой поклеп на чужака - и как легко люди верят подобным обвинениям, особенно если в этом заключена общая выгода. Мне оставалось только бежать, и немедленно!..
Бросившись назад в свою комнату, я торопливо застегнул тяжелый кожаный пояс, взвалил на плечи котомку с кифарой и схватил с полу один из мешков - полегче. Второй приходилось оставить!
Подхватив свой посох, я выбежал в коридор, задыхаясь от тяжести. Далеко я так не мог уйти - хотя я был весьма вынослив. Нужна была лошадь: к счастью, я немного научился ездить верхом прошлым летом.
Я выбежал из дома через черный ход, обогнув кухни, прежде чем меня хватились. Вихрем промчался через задний двор - хорошо, что собак Каллист не держал: он понадеялся на людей, и, как выяснилось, напрасно…
Я понесся к южным воротам, через которые когда-то въехал в город. Оттуда до сих пор прибывало множество погорельцев и сирот, но немало людей и покидало Ялис, создавая неразбериху: в такой толпе даже я мог затеряться.
Однако мне требовалось не только выйти, но и уйти!..
Я отыскал человека, у которого нанимал лошадь прошлым летом: его палатка была на месте, и три лошади у коновязи под навесом беспокойно ржали. Я бросился к этому барышнику.
- Дай мне коня, чтобы покинуть город! Я верну его тебе, как только доберусь до дома!
- Покинуть город?..
Торговец так и впился в меня взглядом. Я и сам понимал, как я подозрителен…
- Я не совершил ничего дурного, клянусь Аполлоном! Но мне нужно домой, как можно скорее: ведь ты знаешь, что Линд был в осаде!
Эти слова на него подействовали. Барышник посмотрел в мои глаза, полные отчаяния, - и, похоже, поверил, что я не убийца и не вор; и согласился дать мне коня. Он потребовал от меня, однако, чтобы я оплатил стоимость животного в полуторном размере: этот опытный человек понимал, что лошадь может к нему не вернуться.
Лошадка оказалась не из лучших - деревенская низкорослая тягловая скотинка; но выбирать не приходилось. Однако это была смирная и выносливая кобылка - на такой я когда-то учился ездить; и мне уже не казалось, что я за нее переплатил.
Барышник помог мне приторочить к конской спине мой посох и мешки, я неуклюже взгромоздился на лошадь и ударил ее пятками.
Кобылка пошла мелкой рысью - я выехал из города, никем не остановленный, в общем людском потоке; и тогда уже начал понукать животное. Кобылка побежала очень ходко. Я вздохнул с облегчением - наконец я ощутил, что смогу уйти. За мной наверняка снарядят погоню, но это будет не сразу: и не так-то легко будет схватить меня в Линде, по одному лишь подозрению!
Я прискакал домой только к вечеру - мне потребовалось пересечь остров от одного побережья до другого, и я был еще слишком неопытным наездником. Если бы ялисцы пожелали нагнать меня, они бы сделали это без труда: но, должно быть, клеветники сейчас разбирались между собой. Каллист из рода Диагоридов был слишком влиятельной в Ялисе фигурой, и о его смерти наверняка мечтали многие.
Однако дома мне тоже не суждено было найти успокоение. Во всем Линде царило уныние - многие доблестные защитники полиса пали в этих сражениях, которых я не застал, и с каждой улицы доносился плач вдов и сирот. А войдя в свой дом, я обнаружил мою мать и младших сестер тоже в темных траурных одеяниях…
Еще ни о чем не спросив домашних, я уже знал, по ком этот траур. А Корина, увидев меня, горько зарыдала и воскликнула:
- Нет у тебя больше отца, мой бедный молодой хозяин!
Я без сил опустился на пол: этих несчастий, которые обрушились все вдруг, было слишком много для меня… Я даже не сразу осознал смысл слов нашей старой служанки, сидя будто оглушенный.
Потом я тихо спросил:
- Отец убит? Как?..
Корина, размазывая слезы, рассказала:
- В бою он убит, вот как! Как герой! Господин наш Никострат выскочил прогонять проклятущих персов вместе с другими мужчинами, а назад его уж принесли на щите… Не только убит, а уж и похоронен, одна урна с золой от него осталась!.. Ох ты, Зевс-вседержитель!
Корина завыла в голос; и я, сраженный горем, упал ничком и тоже зарыдал. Отец мертв - этот столь могучий и цельный человек, лучший образец спартанца: несмотря на то, что он никогда не был гражданином Спарты! Пусть Никострат не любил меня в детстве и хотел отвергнуть, когда я родился, он всегда делал для меня все, что мог: и теперь я ощущал, словно мощная опора нашего дома подломилась, и все мы вот-вот будем погребены под руинами.
Наконец слезы мои иссякли, и рассудок ко мне вернулся. Отца больше не было - это значило, что главой семейства отныне стал я.
Я утер глаза и, глубоко вздохнув, поднялся на ноги. Неожиданно я вспомнил, что меня, вдобавок ко всему этому, разыскивают как убийцу и грабителя. Но это ужасное напоминание только подстегнуло меня.
Я пошел к матери - она сидела в пустой родительской спальне. Эльпида не плакала, но была очень бледна и бесцельно глядела перед собой: казалось, после смерти мужа из жизни ее ушел весь смысл… Я вспомнил, как Никострат любил ее, и попытался понять, каково ей теперь, - но всю глубину женской скорби нам, к счастью, постичь не дано!
Эльпида не сразу осознала мое присутствие: увидев меня, она вздрогнула от ужаса, выпрямившись в своем кресле. Как будто я нес ей какое-то новое несчастье.
Так оно и было - только матушка еще не слышала об этом…
Я подошел к ней и преклонил колени.
- Мама… я вернулся! Я все знаю об отце - Корина рассказала!
Эльпида несколько мгновений смотрела мне в лицо остановившимся взглядом - потом ее сухие губы шевельнулись.
- Ты вернулся?.. Почему… так внезапно?
Она догадалась, что и в Ялисе тоже что-то стряслось! Было невыносимо еще усугубить ее горе; но мне следовало признаться в своей беде не откладывая. Ради блага моей семьи, прежде всего!
- Я собирался в дорогу заранее, но этой ночью был убит Каллист… Я услышал, что меня хотят обвинить в этом!
Я набрал воздуху в грудь и закончил:
- Мне пришлось бежать, захватив что я мог!
Глаза Эльпиды засверкали, краска вернулась на щеки: несчастье, угрожавшее любимому сыну, на время вытеснило горе от утраты мужа.
Она положила руку на мою голову и приказала:
- Расскажи подробно, что случилось и как ты бежал.
Я поднялся с колен и поведал все с начала, стараясь ничего не упустить. Эльпида выслушала меня в тяжелом и напряженном молчании.
Некоторое время она раздумывала. А потом произнесла:
- Тебе нельзя задерживаться здесь. Власти Ялиса обязательно потребуют твоей выдачи для разбирательства - это слишком серьезно…
Я так и отшатнулся.
- Как я могу оставить вас! Оставить тебя, мать!
- Можешь и должен!..
Эльпида оборвала меня с яростью: она встала, высокая и властная. Сейчас, без краски на лице, со сжатыми бескровными губами и в темном вдовьем хитоне, она казалась не коринфянкой, а спартанкой. Голос ее, голос знаменитой певицы, зазвучал с необычайной силой:
- Я не для того рожала тебя… не для того защищала тебя, когда ты родился! Ты уплывешь сегодня же, чтобы жить!
Видя, что я не двигаюсь с места и только сжал кулаки, она прибавила:
- Я теперь тебе и за мать, и за отца, и моя воля для тебя должна быть священна!
Ее воля всегда была для меня священна. Я снова опустился на колени и прижал к губам край ее одежды.
- Но как же вы останетесь без меня? Ты… и Гармония с Пандионой?
Эльпида улыбнулась одними губами.
- Мы проживем, не бойся. Как только доберешься до Крита, дай мне знать.
Мы еще не обсуждали, куда она советует мне бежать, но ни у одного из нас не возникло сомнений в этом. Я кивнул и встал.
- Как скажешь, мать. Я прискакал на лошади, которую купил в Ялисе… оставлю ее вам.
Эльпида кивнула со слабой улыбкой.
- Мирону она пригодится.
Потом мы быстро и деловито обсудили, что мне взять с собой. Матушка настояла, чтобы я забрал все золото, которое принес в моем поясе и посохе, - но то, что было в мешке, и прочее я оставлял ей и сестрам.
Я торопливо простился с Гармонией, малышкой и нашими слугами: Мирон и Корина заплакали, теперь уже от разлуки со мной, и обняли мои колени. А Гармония, как и мать, держалась. Сестра, печальная, похудевшая и повзрослевшая в своем темном платье, крепко пожала мне руку.
Эльпида напоследок сказала:
- Думаю, самое большее через год все уляжется и ты сможешь вернуться. Я буду извещать тебя о положении дел. Только не теряйся, милый!
По ее правой щеке скатилась слеза, и я потупился, со сжавшимся сердцем.
- Тебя могут разыскать и на Крите – тогда беги в Египет. Ты уже мужчина и справишься со всем. И всегда помни, что ты не один в мире, даже если тебе вдруг так покажется!
Я пожал матери руку и, быстро отвернувшись, пошел со двора.
Удача наконец-то улыбнулась мне – я нашел в порту корабль, который отправлялся на Крит. Однако мне едва хватило места: судно было переполнено… Как видно, слишком многие были перепуганы нападением персов или потеряли все в этой битве. Мне пришлось в оба глаза смотреть за своим имуществом: благо деньги были спрятаны надежно и близко к телу.
Когда корабль отчалил, я даже не испытал желания мысленно проститься с Линдом, - этот город детства, вдали от которого я провел так много времени, больше не казался мне невозвратной родиной… Неожиданно я ощутил, что родины у меня больше нет, - или даже что я отныне волен сам выбрать себе отчизну. Это было страшное чувство, близкое к предательству.
Я сел и, подтянув к себе свой посох, уткнулся пылающим лбом в колени. Я стал думать о Каллисте, о том, как он погиб, - впервые после бегства у меня появилась такая возможность…
Скорее всего, убил его кто-то из его собственных стражников, а потом вину свалили на бессловесного раба - и заодно на меня как на пришлеца. По какой причине? Их могло быть множество: обыкновенная алчность, ненависть к Каллисту за пособничество персам. Или кто-нибудь из ялисских аристократов, всегдашних сотрапезников моего хозяина, мог подкупить убийцу – чтобы потом прибрать к рукам имущество Каллиста Диагорида, ведь наследников у него, насколько я знал, не было!
Что бы ни совершил мой покровитель при жизни, теперь я жалел его. Жалеть другого всегда лучше, чем себя.
Я погоревал об отце – о том, что он погиб в расцвете сил, и о том, что мы так мало успели сказать друг другу… Хотя такая смерть, с мечом в руке, была для него наиболее желанной. Я всегда это знал.
Потом я задумался о том, куда теперь плыву – и стоит ли мне искать защиты у Критобула. Что успела ему рассказать о нас Поликсена?.. Ведь я так и не написал ей, ни разу: возможно, моя невеста сочла, что я ее забыл!.. Разве мало на свете вероломных мужчин и беспамятных мальчишек? А может, отец уже обещал ее другому, - а она промолчала, уверившись, что я не приеду?
А что теперь творится в Египте? Исидор рассказывал мне о “волнениях на севере”: может быть, эта страна после смерти Дария опять охвачена войной, только вести до нас еще не дошли!
Потом я приказал себе прекратить тревожиться: я ничего не мог изменить, так что лучше всего было глядеть вперед со спокойствием и твердостью. В таком настроении я и сошел на берег Крита.
Я направился к дому Критобула, всецело положившись на удачу.
========== Глава 18 ==========
Я шел по выжженной солнцем дороге, по которой мы когда-то гуляли с Поликсеной: с каждым шагом ноги мои все больше наливались свинцом. Я навьючил на себя все свое имущество - но тащил на своих плечах много больше: всю тяжесть пережитого мною и взведенных на меня обвинений…
Наконец я завидел впереди знакомый беленый дом, к которому вела тропинка между терновых кустов. Я остановился… меня охватило прежнее волнение при мысли о Поликсене и ее отце. Но сильнее всего я жаждал пристанища и отдыха. Я направился по дорожке к жилищу критянина.
Дом Критобула был обнесен оградой только сзади, со стороны двора, - и невысокий плетень отделял садик, где хозяйки выращивали розы. Неудивительно, что такая видимая бедность отваживала женихов, вдруг пришло мне в голову: возможно, персидская кровь Поликсены не имела такого значения, какое ей представлялось. Ведь женихи в первую очередь глядят на приданое, а потом уже на невесту!
Эта мысль меня приободрила. Я немного постоял перед крепкой сосновой дверью, представляя себе, какая меня может ждать встреча, - потом занес руку и постучал.
Некоторое время ответа не было. Потом с той стороны послышались легкие шаги, и женский голос глухо спросил:
- Кто там?
Кажется, это была сама госпожа! Я поспешно ответил:
- Я, Питфей, - сын Никострата и Эльпиды! Я был вашим гостем два года тому назад, госпожа!
Несколько мгновений в прихожей царило молчание; потом там кто-то заскребся, и тяжелый засов отодвинулся. За ним - второй. Эту дверь было бы нелегко вышибить, случись что.
Дверь отворилась: изнутри пахнуло травами. Госпожа Геланика стояла передо мной - ее зеленые глаза были полны изумления… но глядела она так, словно все эти годы ждала меня: именно меня. Поликсена ей во всем призналась!..