— Рей. Не поэтому я воспользовался правом. Ты должна это знать.
— Конечно. — Она поудобнее устраивается на подушках. — Тебе нравятся мои знаки?
Ему приходится сдержать стон. Это — особый вид пытки. Подобранный специально для него. Он так старался её избегать. Старался защитить её от самого себя. Он просто хотел для неё самого лучшего — не растерянного альфы, который сотворил много глупостей и наверняка сотворит ещё больше.
— Нет.
— Серьёзно? Я их обожаю. Чувствую себя прекрасной бабочкой. — Она смеётся, мягко и низко. — В самом начале, когда художники меня разрисовывали, было странновато. Но потом я начала думать о своём суженом. О том, насколько он будет ими наслаждаться. — Она смотрит ему прямо в глаза, словно пытается передать в его вялый, одурманенный мозг какую-то мысль. Но едва ли у неё получается. — А этот ты видел, Бен? На внутренней стороне локтя? Оранжевый и жёлтый. И немножко красный.
— Нет.
Она приподнимается и протягивает ему руку.
— Тогда иди сюда.
Он не имеет ни малейшего представления, зачем вообще подходит к ней. Зачем садится на кровать рядом с ней. Нет никакого смысла в том, что она отдаёт ему приказы, а он их выполняет. Должно быть, дело в её запахе. Да, именно её запах разрывает его на части, молекула за молекулой.
— Мне придётся уйти, — говорит он ей. Но Рей, кажется, не обращает на него внимания — она просто поднимает руку, показывая ему рисунок на внутренней поверхности локтя. — Если ты этого не сделаешь.
— Это мой любимый. По крайней мере, из тех, что я вижу. — Те, которые она не видит, нарисованы у неё на спине. Боже, её спина. — Я даже не знала, что у меня здесь есть железа. Ну, — она снова пожимает плечами, и её сиськи… — Может, у меня её и не было. Может, она появилась совсем недавно. С моим телом творятся новые, странные вещи. Это странно — быть омегой.
— Я не могу оставаться здесь с тобой, — повторяет он. Чуть громче шёпота. — Прости.
— Но ты выглядишь уставшим, — она берёт его лицо в ладони, и как это вообще возможно, что её пальцы такие холодные, когда щёки пылают ярким румянцем, а её запах обжигает его изнутри. — Тебе нужно прилечь, хотя бы на минутку. — она толкает его на кровать, а он дурак, он жалок, он позволяет ей уложить себя на лопатки. — Устраивайся поудобнее. Отдохни немножко. — Он… это почти оскорбительно, как быстро её голос может его успокоить. И помочь ему смириться с тем фактом, что она снимает с него рубашку. Она расстёгивает на нём джинсы и с тихой улыбкой гладит его по волосам. — Ты можешь спать, альфа. Я буду здесь, когда ты проснёшься.
Она будет там каждый день. Каждый день, когда Хакс будет просыпаться, она будет рядом с ним.
— Это не… я не воспользовался своим правом чтобы выебать тебя, Рей.
— О, я знаю, — теперь она проводит пальцами по его волосам. И это божественно. — Я знаю, что ты не собирался.
— Я серьёзно.
— Знаю. И я тоже. Иди ко мне, ты так напряжён. Может, мне стоит размять твои плечи? — Вообще-то, ей не стоит этого делать. И эта новая поза, которую она принимает — садится на него сверху, и её разукрашенная киска зависает, может, в дюйме над его боксерами…
Он не помнит, когда в последний раз у него был стояк в присутствии другого человека. Ему мучительно неловко и это просто непристойно, то, как член выпирает из нижнего белья, на хлопчатобумажной ткани образуется тёмное влажное пятно, а в железах не унимается зуд.
— Знаешь, что интересно, Бен?
Боже, её руки. Разминающие его мышцы.
— Кайло, — в который раз поправляет он её. Но это всего лишь рефлекс, он делает это на автомате.
— Знаешь, что интересно? Что ты уехал по срочным делам стаи в тот самый день, когда я начала пахнуть так, — она ласкает пальцами его шею — может, на полдюйма ниже железы. Он резко выдыхает и тянется, чтобы остановить её, обхватив ладонью запястье. — Это было так странно. Все остальные альфы вели себя как обычно глупо, выпендривались, дурно пахли и бросали друг другу вызов, делая те идиотские вещи, которые они всегда делают, когда омега близка к своей первой течке, но ты… — проблема с его ладонью вокруг её запястья заключается в том, что он не может удержаться и не провести по нежной коже большим пальцем — из-за чего её запах становится ещё жарче. Просто пиздец. Просто пиздец какой-то. — А ты уехал. Это было странно.
— Тебе нужно слезть с меня, Рей. — Тебе нужно лечь на живот и раздвинуть ноги, и позволить мне рассмотреть твои брачные знаки и провести тебя через течку. — Сейчас же.
— О, неужели я слишком тяжёлая? Вот, позволь мне… — она меняет положение, сдвигаясь на нём повыше, и две вещи происходят одновременно: блестящая, сочащаяся киска соприкасается с его прессом, резко обжигая его; и её сиськи оказываются так близко к его рту, что он почти чувствует вкус торчком стоящих сосков на своём языке.
Кайло приходится крепко зажмуриться. Ему следует прикинуться мёртвым — это единственный выход.
— А знаешь, что ещё было странно? Большинство альф ждали несколько дней, чтобы заявить на меня права. Потому что они думали — как там они говорили? Ах да. Они говорили, что ты вернёшься и наверняка захочешь меня присвоить, и никто не хотел сражаться с тобой. Ты никогда не проявлял интереса к омегам, но все вокруг считали, что меня ты захочешь. — Теперь она прикасается к его подбородку. Кончиками пальцев обводит его губы, нос, брови, закрытые веки. И нос тоже. — И все они оказались неправы, не так ли?
Ебать. Блять. Дрожь пробегает по его телу, и он собирается… он собирается…
— Ты замёрз, альфа? — в её голосе он слышит улыбку. — Я могу тебе с этим помочь.
— Рей. Ты должна…
Что бы она ни должна была сделать — теряется… в другом. В основном в том, как она стягивает с него нижнее белье, пока член не обнажается, окутанный её запахом, пульсирующий, болезненно твёрдый и готовый взорваться…
А она просто… она просто опускается на него. Она не принимает его внутрь, но пухлая киска раскрывается на его длине, пока не становится видна лишь головка, тёмно-розовая кожа проглядывает сквозь зеленый узор, и от жара её тела он… Он…
Он рычит, как зверь.
— Чёрт… Рей, тебе нужно… нет. Нет.
— Нет?
Он качает головой, уткнувшись в подушку. Боже, может, ему стоит просто перестать сопротивляться и кончить? Может, тогда он сможет хоть на минуту прийти в себя.
— Ладно, Бен. Это дико приятно, но давай договоримся. Я остановлюсь, — она раскачивается на нём, твою ж мать, раскачивается, и он чувствует, как налившийся клитор ударяется о головку члена каждый раз, когда она двигает бёдрами, посылая острые вспышки удовольствия вверх по его позвоночнику. — Если скажешь мне, почему ты меня оставил.
— Ебать, Рей.
— Только если скажешь, почему ты меня оставил.
Она такая гладкая. Совершенно мокрая и пухлая, и такая же яркая, как цветок, такая же яркая, как её запах, она накрывает его целиком, а затем скользит назад, словно показывая, как сильно он её желает, как сильно она желает его, как они предназначены друг для друга. Его руки дрожат, и он едва может дотянуться до её бедер. Может, чтобы оттолкнуть её, а может, чтобы прижать к себе покрепче.
— Пожалуйста.
— Почему ты меня оставил, Бен? — её губы прижимаются ко впадинке позади мочки его уха — так близко к железе на его шее. Она могла бы просто раскрыть рот и провести по нему языком, и он был бы… О, господи. Неужели он уже сорвался в гон? — Почему ты не заявил на меня права?
— Потому что ты заслуживаешь лучшего… Рей. Рей, мне нужно вернуть тебя девственницей.
Он чувствует, как уголки её губ изгибаются, прижимаясь к его железе. Он находится… в нескольких секундах от оргазма. Он мог бы толкнуться в неё без труда. Он бы скользнул в неё просто идеально.
— Мне кажется, это неправда.
— Рей. — Он слишком крепко сжимает её талию. Слишком сильно. — Прошу тебя, ты…
— На самом деле всё это неправда, — теперь она вращает бёдрами, и запах её смазки сводит с ума. Никогда прежде он не был твёрд настолько. — Я не думаю, что заслуживаю лучшего, не думаю, что тебе нужно отсылать меня обратно, и прежде всего… — она облизывает его железу, а затем прихватывает её зубами, и это конец. — Не думаю, что к утру я должна остаться девственницей.
Оргазм — это случайность. Кайло не собирался, правда не собирался, но он уже кончает на неё, пока она впивается в него зубами, тоже кончая, сжимаясь и содрогаясь на нём, и её смазка — его смазка, предназначенная для него одного, её тело выделяет её только для него — заливает его кожу, заполняет его разум, одурманивая своим запахом. Это всепоглощающее наслаждение, неистовое, сладостное и порочное, и оно не отпускает его — ни когда Кайло подминает её под себя, ни когда он переворачивает Рей на живот, ни когда он одной рукой пристраивается к её входу, а другой удерживает её запястья у неё над головой.
— Если я трахну тебя сейчас, — говорит он ей на ухо. — Если я тебя трахну, то всё. Это конец. Ты ведь понимаешь это, правда?
Рей кивает. Она… ему кажется, что киска её до сих пор сжимается. Но больше всего его сводит с ума её улыбочка.
— Если я укушу тебя сегодня, то завтра брошу вызов Хаксу и буду пиздить его до тех пор, пока он не сдохнет или не уступит, смотря что случится раньше. Ты это осознаёшь?
Она снова кивает. Всё, что он говорит… Он говорит это для того, чтобы напугать её, для того, чтобы вразумить её. И всё же она здесь, ёрзает под ним и выгибает разукрашенную спину, прижимаясь к нему теснее. Его бесстрашная, сумасшедшая омега. Он заполнит её до краёв.
— Если согласишься, то застрянешь со мной. — У него не очень получается вынуждать её делать хоть что-то. У него не получается удерживать её на месте. Головка члена практически внутри неё, и он чувствует, как она его жаждет. А Кайло… он до сих пор кончает. — Ты заслуживаешь кого-то получше… Ты заслуживаешь целого мира, но если ты позволишь мне повязать тебя сегодня, то всё. Ты будешь моей, и я тебя не отпущу, и…
— Сделай это.
Омеги не должны приказывать альфам. Омеги должны опускать взгляд, и не огрызаться в ответ, и делать то, что им велено, и всё же как только Кайло входит в неё до упора, он понимает, что эта омега держит его в кулаке.
— Рей, — шепчет он. Не находя слов, он замирает глубоко внутри неё, пытаясь собраться с мыслями. Она невероятно тесная, роскошная и жаждущая, и ему до безумия хочется двигаться. Чтобы прочувствовать всё как следует и начать изучать тело своей омеги. Но он уже вяжет её, и глубоко внутри она сжимается на нём, улыбаясь и издавая довольные стоны. — Рей.
— Альфа, — она, должно быть, уже полна его семенем. И оно вытечет наружу, как только узел уменьшится. Но не в ближайшее время.
— Мы будем счастливы вместе, мне кажется, — он надеется, что сможет осчастливить её. По крайней мере, он сделает для неё всё, что угодно.
— Знаю, — она вся светится. Она тянется к его руке, задевая окровавленные костяшки пальцев. — Может, ты расскажешь мне о цветах? Перед этим.
Он опускает взгляд на распростёртую перед ним спину; он смотрит на загорелую кожу, на упругие мышцы, на бледные веснушки; на длинную, витиеватую линию, которая поднимается вверх по позвоночнику. Он начинает прослеживать её кончиками пальцев, позвонок за позвонком.
— Этот — зелёный, — хрипло говорит он. Его бёдра двигаются по собственной воле, словно пытаясь толкнуться ещё глубже в неё, и они оба не сдерживают стона. — Тёмно-зелёный снизу, а потом всё светлее и светлее. — Он прикасается к узорам на лопатках. — Жёлтый. И оранжевый. С какими-то… — точками. Точками и другими завитушками. Она пиздец как хороша. — Розовый, голубой. Фиолетовый. Коричневый. Какие-то другие… другие цвета. — Он тихо стонет. — Не знаю, как они называются.
Её плечи трясутся от беззвучного смеха.
— Я научу тебя, Бен. Я научу тебя цветам.
Он кивает, хотя она его не видит, и начинает водить пальцем по краю железы. Рей скулит, окончательно потеряв дар речи. Кайло чувствует, как из головы исчезают все рациональные мысли.
— А этот, — он наклоняется, утыкаясь носом ей в кожу. Касаясь языком её железы. Он облизывает её, и его омега вздрагивает, и… теперь это дело нескольких секунд. Прежде чем он её укусит. — Вот этот — красный.