— Уже и это проверили? А то, что Раю надо кормить, поить, вы не учли? И то, что вы не святым воздухом питались, когда здесь жили, уже забылось?
— Вася, побойся Бога! Я все свое большое хозяйство сюда забрала, да и жила здесь совсем немного. Давай не будем считать, кто сколько мисок супа съел, подумай о том, что надо спасать молодую жизнь, — сказала женщина. — Если не веришь, я могу привезти все необходимые документы из больницы.
— Мне не нужны ваши бумажки! — нервно ответил мужчина. — Вы свои вопросы решайте без меня, мне Раиных проблем хватит по самое горло!
— Василий, прошу тебя, отдай часть моих денег!
— Вот тебе, — он ткнул в лицо женщины кукиш, — а не денег! Раю лечить буду! Разговор окончен!
Василий поднялся и вышел из дома, громко хлопнув дверью. Антонина Евгеньевна оцепенела. Слез не было, внутри все замерло.
— Мама! — услышала она голос дочери. — Мама! Ты здесь?
— Иду, доченька, иду! — Антонина Евгеньевна поднялась с места, поспешила к Раисе. — Что тебе, моя хорошая?
Женщина села на стул рядом с кроватью, взяла дочь за руку.
— Мама, обними меня, — попросила Рая.
Антонина Евгеньевна прилегла рядом с дочерью, обняла ее и услышала, как вздрагивает от приглушенного плача худенькое тело дочери.
— Ну что ты, мое солнышко! — Женщина стала покрывать поцелуями мокрое лицо дочери. — Не надо, прошу тебя! Побереги силы, доченька! Я люблю тебя, Раечка!
— Мамочка, прости меня за все-все! — хриплым голосом произнесла Рая.
— За что?! Ты — моя радость, моя любовь!
— За то, что не послушала тебя, вышла замуж за Васю… За то, что не была примерной дочерью. Наверное, тебе хотелось, чтобы я была лучше?
— Ты и так у меня лучшая.
— Значит, ты меня прощаешь?
— Конечно, моя хорошая, конечно!
— Мне сейчас так хорошо стало, так спокойно, как в детстве! — произнесла Рая, утерев слезы. — Знаешь, мама, я сейчас поняла, почему тяжелобольные люди уходят из этой жизни без сожаления. Когда боль и мучения доходят до предела, хочется побыстрее уйти, чтобы избавиться от них и не причинять неудобства другим.
— Не говори так, Раечка! Не надо! — попросила женщина и поцеловала дочь.
Глава 28
Утром Ева напомнила матери, что наступил день, которого она так ждала.
— Я знаю, — сказала Антонина Евгеньевна, — сегодня вы с Димой должны подавать заявление на роспись.
— Ты можешь отпросить меня у доктора на один часик?
— Ты все-таки решила подать заявление? — Женщина с надеждой посмотрела на дочь.
— Я его слишком сильно люблю, чтобы сделать несчастным, — ответила Ева.
Поговорив с доктором и получив добро, Антонина Евгеньевна вызвала такси и помогла дочери спуститься вниз. Они подъехали к помещению загса, и Ева попросила таксиста остановиться так, чтобы был виден вход в учреждение.
Ева наблюдала за Дмитрием, который стоял с букетом цветов, смотрел по сторонам, ожидая ее, и нетерпеливо поглядывал на часы. Она видела, как к десяти часам Дима заволновался, на его лице, которое светилось от счастья, появилась тревога. Ева пыталась отогнать от себя мысль о том, что в это время она тоже должна была радостно спешить сюда, если бы не болезнь, но не могла избавиться от нее. На душе было так больно, что из глаз покатились слезы, а горло, казалось, сжали невидимые тиски.
— Димочка, милый, я так тебя люблю! — прошептала Ева и послала парню воздушный поцелуй. — Пожалуйста, к оперному театру, — сказала она таксисту и попросила остановиться на пять минут у магазина ритуальных услуг.
— Что ты надумала? — спросила ее мать.
Ева рассказала о своем плане.
— Нет-нет! И не проси! — запротестовала Антонина Евгеньевна. — У меня язык не повернется даже произнести такие слова!
— Пожалуйста, мама! Я тебя очень прошу! — взмолилась Ева.
— Можно позвонить Диме и все ему объяснить, рассказать как есть. Не мучай его, позвони! — настаивала Антонина Евгеньевна.
Ева достала из мобильного телефона сим-карточку и выбросила в окно автомобиля.
— Теперь уже не смогу, — сказала Ева, — на память не знаю его номер.
— Можешь не просить — у меня нет сил сделать такое, — чуть не плача, говорила женщина. — Это же просто безумство! Глупость с твоей стороны!
— Если мы любим друг друга, то ничто не помешает нам быть вместе, — с грустью произнесла Ева и добавила: — Конечно, при условии, что я поправлюсь.
— Ты обязана выздороветь, если любишь его! Но сказать то, что ты просишь, я просто не смогу. И как такое тебе могло прийти в голову?
— Я так решила, — тихо сказала Ева, — мы должны пройти испытание любовью. Если он любит меня по-настоящему, то не будет спешить найти другую девушку и дождется меня. Я же, в свою очередь, ради того, чтобы быть с ним, должна пройти испытание болезнью.
— Испытание любовью? — спросила Антонина Евгеньевна, посмотрев дочери в глаза.
— Да, именно так, — медленно произнесла Ева. — Испытание любовью. Ради нас ты сможешь сходить к Людмиле Михайловне и сказать то, что я тебя попросила?
— Это будет нелегко, — вздохнула женщина.
— Приехали, — сказала Ева. — Мама, иди купи черный платочек.
— Зачем?
— Для правдоподобности, — сказала ей Ева.
— Господи, прости меня грешную! — перекрестилась женщина и вышла из машины перед зданием с надписью «Магазин ритуальных услуг».
Глава 29
Антонине Евгеньевне удалось собрать нужную сумму денег за две недели. Ей до последнего не верилось, что все получится. Большую помощь ей оказали волонтеры, которые занялись сбором денег, они же подсказали женщине, куда еще можно обратиться за поддержкой.
«Деньги есть, очередь на донорский орган приблизилась, но как оставить Раису одну? — думала Антонина Евгеньевна. — Как сказать ей, что она уедет с одной дочерью, оставив другую?»
Отправить Еву саму не представлялось возможным, поскольку в условиях, выдвинутых клиникой в Беларуси, было прописано обеспечение ухода за пациентом после операции. Сердце разрывалось на части, когда женщина зашла в комнату Раи.
«Я обязана сказать ей правду», — решила она.
Раиса была худой и бледной, как будто из нее выкачали всю кровь. Никогда Антонина Евгеньевна не оказывалась перед таким тяжелым выбором. На душе — камень, который не сбросить и никуда не деть.
— Как там наша птичка? Поет уже? — Рая сама завела разговор о сестре.
— Плохи у нее дела, — вздохнула Антонина Евгеньевна.
— Что у нее? Все еще мучает печень? Это все от плохого и нерегулярного питания.
— У нее… У Евы цирроз печени, — на одном дыхании сообщила Антонина Евгеньевна.
— Это плохая болезнь. Но откуда она могла взяться? Ева не пила, не курила.
— Болезнь не выбирает.
— Ева лечится? Она еще в стационаре?
— Да, лечится.
— Что говорят врачи?
— Раечка, я… я скажу все как есть, но ты должна пообещать, что не будешь волноваться. Обещаешь? — спросила Антонина Евгеньевна, взяв дочь за руку. Она поцеловала кончики ее пальцев — они были холодные, и женщина согрела их своим дыханием.
— Обещаю не волноваться, — сказала Рая и добавила: — Если это вообще возможно. Говори, мама, не томи.
— Еве нужна трансплантация печени.
— Ты решила быть донором?
— Хотела, но у нас несовместимость тканей, — вздохнула женщина. — Нужен донор, и такие операции делают за границей.
— Это очень дорого?
Антонина Евгеньевна рассказала, как они стали на очередь в одной из клиник Беларуси, как ей удалось собрать нужную сумму денег.
— Значит, есть надежда на благоприятный исход? — спросила Рая.
— Конечно! Это единственный шанс на спасение Евы.
— Вот и хорошо. Езжайте, не тяните время.
Раиса сама озвучила то, о чем хотела попросить ее мать.
— А ты, доченька, как ты без меня? Пусть не все время я была с тобой, но два-три раза в неделю я приезжала. А как теперь? Я не знаю, что мне делать! В клинике требуют послеоперационный уход от близких пациента. Раечка, милая, — женщина целовала тонкую руку дочери, — я побуду с Евой первые дни после трансплантации печени, я обещаю звонить тебе по нескольку раз в день, а потом приеду, примчусь к тебе хотя бы на один денек. Ты потерпишь, моя хорошая? Мне нелегко делать выбор между вами, я его и не делаю. Просто Еве сейчас нужна моя помощь, чтобы потом не было поздно… — Она говорила взволнованно и сбивчиво. — Я приеду к тебе, мое солнышко! Извини меня! Обещаю!
— Мамочка, не волнуйся, — попросила Раиса. — Не надо оправдываться и извиняться. Меня уже не спасти, ради меня ты продала свой дом, который тебе был так дорог… Не перебивай, дай мне высказаться. Я тебе благодарна за все-все! Ты самая лучшая мама на свете, и это правда. Давай посмотрим реальности в лицо. Мои дни сочтены, и мы обе об этом знаем. Еву можно и нужно спасать. Рядом со мной мой муж и Галя, они меня не оставят, а ты нужна Еве.
— Спасибо, доченька! — сказала женщина и расплакалась. — Никогда, никогда, даже в самом страшном сне, не могла себе представить такое!
— Ты должна спасти Еву! — повторила Рая. — За меня не беспокойся.
— Я приеду к тебе, мое солнышко! Примчусь при первой возможности!
— Мамочка, давай не обманывать друг друга, — спокойно произнесла Рая. — Мы обе знаем, что больше не увидимся.
— Нет-нет! Ты должна дождаться меня! А Ева? Неужели ты не хочешь увидеть сестру? — сдерживая слезы, воскликнула женщина.
— Передай Еве, что я ее сильно люблю! — попросила Рая. — Она такая красивая, наша птичка!
Часть четвертая
Глава 30
Еве разрешили подниматься с постели после трансплантации печени и прохаживаться по палате. Утром она, опираясь на руку матери с одной стороны и на руку врача с другой, сделала несколько шагов.
— На сегодня хватит! — сказал Лаурин Борисович. — Первые шаги всегда самые трудные.
— Я вам так благодарна, доктор! — в который раз повторила Антонина Евгеньевна.
— В удачной операции моя заслуга, а вот выздоровление зависит от пациента, — сказал доктор, помогая Еве лечь.
— Я буду стараться изо всех сил, — пообещала Ева Лаурину Борисовичу.
Мать поправила постель дочери и вышла из палаты. Ева с благодарностью посмотрела на врача.
— Спасибо вам за все! — сказала она.
Ева почувствовала неловкость, поймав на себе взгляд врача. Мужчине на вид было около сорока лет; высокий, широкоплечий, хорошо сбитый, похожий больше на спортсмена-тяжелоатлета, чем на хирурга, который проводил уникальные операции по трансплантации органов. Ева мельком взглянула на руки Лаурина Борисовича — они никак не были похожи на руки врача, которые, по ее мнению, должны выглядеть более утонченно, с чувственными длинными и тонкими пальцами. Его руки выглядели сильными и даже грубыми, а пальцы, как ей казалось, были толстыми. Мужчина смотрел на пациентку, и она, даже не глядя на него, чувствовала успокаивающее тепло его взгляда и от этого робела.
А Лаурин Борисович думал о том, что надолго запомнит свою пациентку из Украины. Молодую женщину с прекрасными, опушенными роскошными ресницами глазами, в которых застыли пустота и безысходность, которая, казалось, смирилась с тем, что жизнь ее скоро покинет и не осталось ни капли надежды. Он должен был вернуть ее к жизни! Блестяще проведя операцию, Лаурин Борисович был доволен собой, но в глазах Евы так и не загорелся огонек надежды.
«Я должен сделать так, чтобы эта пациентка с красивым именем смотрела на мир глазами счастливой женщины», — подумал он и спросил:
— Как вы себя чувствуете после первой пешей прогулки?
— Нормально.
Сухой лаконичный ответ. Так говорят пациенты, чтобы угодить доктору даже тогда, когда не все прошло так, как хотелось бы.
— Хорошо. Отдыхайте, я еще зайду, чуть позже, — сказал доктор.
Он ушел, и Ева вздохнула с облегчением. Операция прошла успешно, и, казалось бы, она должна была радоваться этому, но что-то надломилось в ней. Ева чувствовала себя как цветок со сломанным стеблем, когда живительные соки поступают, но он все равно погибает, — вопрос только во времени. Она не знала, почему ее ничто не радует. Ева задавалась этим вопросом, но докопаться до истины не могла и не хотела. Она решила все пустить на самотек.
«Будь что будет», — думала она.
Ей до безумия было жалко маму, которая убивалась возле нее, не спала ночами и за короткое время постарела на добрых десять лет, но слов утешения не находилось, как будто все нужные слова исчезли из ее словарного запаса, оставив после себя пустоту. Жалко было Раю, но и с ней разговора не получилось. Когда после операции мама дала трубку, чтобы Ева поговорила с сестрой, она смогла только перекинуться с Раей общими фразами.
«Наверное, я умерла еще до операции», — думала Ева днем.
Ночью она долго не могла уснуть. Уже за полночь в голову пришла мысль, что ее душа умерла двадцатого апреля, в тот момент, когда она в последний раз видела Диму из окна такси.
Глава 31
Антонина Евгеньевна не знала, что ей делать. Если бы могла, разорвалась бы пополам, чтобы быть с двумя дочерьми одновременно. Еве сделали операцию, которая прошла успешно, но послеоперационный период у нее был тяжелый. Хирург, на которого готовы были молиться сотни пациентов, не скрывал, что процесс реабилитации Евы идет гораздо хуже, чем он рассчитывал. Доктор признался, что ожидал лучшего результата. Он не раз подчеркивал, что многое зависит от настроения пациента, а Ева, похоже, не торопилась выздоравливать. На ее лице читалось полное безразличие, тогда как другие больные, получив новый орган, загорались огромным желанием жить и радовались полученной возможности начать все заново, без боли и лекарств.
— Поговорите с дочерью, попытайтесь пробудить ее к жизни, — посоветовал женщине Лаурин Борисович.
— Я постоянно с ней говорю, но она меня не слышит, — пожаловалась Антонина Евгеньевна. — Такое впечатление, что Ева впала в глубокую депрессию.
— Почему, по-вашему, с ней такое происходит?
— Трудно сказать. Ева любила свою работу, она жила сценой, — ответила женщина. — Возможно, это один из факторов. К тому же она рассталась с парнем, за которого собиралась выйти замуж.
— Простите, какая была причина?
Вопрос доктора удивил Антонину Евгеньевну, но она объяснила, что Ева не верила, что сможет получить новый орган.
— Но сейчас же она имеет его, — заметил доктор. — Почему не возобновит отношения?
— Я спрашивала, но она отмалчивается.
— Да-а-а, — протянул Лаурин Борисович, — очевидно, Ева не желает все возвращать на круги своя.
— Я тоже так думаю. Ко всему этому есть еще одна беда в нашей семье. Я знаю, что Ева очень переживает по этому поводу, хотя все держит в себе.
— Какая беда?
— Старшая сестра Евы больна, у нее рак.
— Она лечится?
— Уже нет. Раю отправили домой как безнадежную, — вздохнула Антонина Евгеньевна. — Я здесь, с Евой, а моя вторая дочь там, с мужем.
— Понимаю, как вам тяжело, но если старшей дочери уже нельзя помочь, то у Евы есть все шансы прожить счастливую жизнь. Не терзайте себя, вы поступаете правильно, и, я думаю, старшая дочь это понимает.
— Знаю, но чувствую, как Рае хочется, чтобы я была рядом с ней! Она ни разу не заикнулась о том, чтобы я бросила Еву и приехала к ней, но материнское сердце не обманешь, — с болью в голосе говорила женщина. — Моя бедная девочка! Я представляю, как ей там одиноко и плохо без меня!
— Трудный выбор стоит перед вами, — сказал доктор, выслушав женщину. — Конечно, вы сами должны определиться, как поступить в данной ситуации. Будь я на вашем месте, тоже не знал бы, что делать. Возможно, стоит найти женщину для ухода за Евой, чтобы вы могли навестить старшую дочь? Давайте я поищу объявления в газете, если, конечно, вам это надо.
— Я не знаю, что мне делать! — в отчаянии произнесла Антонина Евгеньевна. — Правда не знаю!
— Подумайте и решите сами, — сказал ей мужчина.
Антонина Евгеньевна вышла в больничный дворик, нашла скамейку в тени, достала мобильный телефон.
«Я должна поговорить с Раей, — подумала она. — Но как начать разговор? Что сказать ей?»
Каждый раз, когда Антонина Евгеньевна собиралась звонить Рае, ей становилось по-настоящему страшно. Женщина понимала, что когда-нибудь она наберет номер дочери, пойдет вызов, но голос ее уже не услышит. Она пыталась морально подготовить себя к этому, но жизнь не воспринимает смерть ни умом, ни душой, и каждый раз страх сковывал ее по ногам и рукам. Дрожащими пальцами она нажала кнопку вызова, пошли длинные гудки. Рая не сразу ответила, и Антонина Евгеньевна была уже в полуобморочном состоянии, пока не услышала голос дочери.