- Через владения Асакура-сама пролегает главный тракт на Нару и Киото, - объяснял по дороге Юки. – Сюда каждый день приезжают путешественники и паломники и останавливаются на постой. В основном это люди богатые и праздные, их надо кормить и развлекать. Кроме того, здесь подолгу живут купцы, и простой люд едет сюда на заработки, так что разных гостиниц и едален в деревне без счёта. Трудно даже представить, что пятьдесят лет назад здесь было пустое место!
Представить такое и впрямь было трудно.
Синтоистский храм богини Инари[5] находился на небольшом возвышении, окружённый почтительной пустотой: зданий вокруг не было. Всё свободное пространство уже было занято народом: некоторые, подобно Широ, приехали на коровах, но большинство пришли пешком.
- А видел бы ты, что здесь творится в праздник богини Инари! – Вздохнул Юки. – Одни богачи, да на таких роскошных повозках!
- Сегодня тоже какое-то празднество? – Спросил Широ.
- Да, сегодня праздник в честь цветения сливы.
- Опять слива!
Привязав корову к колышку, вокруг которого ещё оставалось немного свободного места и незатоптанной травы, мальчики прошли через тории[6] и, обогнув здание храма, увидели театр.
Святилище Инари Широ не заинтересовало, да и то сказать: выглядело оно небогато. Вот театр являл собой интересное зрелище: снаружи он смотрелся как длинный одноэтажный дом с двускатной крышей, а внутри всё пространство было поделено на две разноуровневые зоны. Та, что повыше, называлась сценой. На той, что пониже, сидели многочисленные зрители.
Поскольку спектакль уже начался, мальчикам пришлось сесть сразу у входа. Широ это не смутило: отсюда ему всё было отлично видно. В левом переднем углу сцены располагался изогнутый «мост», ведущий прямо к зрителям, но по нему никто на сцену не поднимался, актёры заходили и выходили в дверку, расположенную за мостом. А под мостом стояли какие-то нелепые глиняные горшки, и их назначение Широ, несведущему в акустике, так и осталось неясным.
С правой стороны сцены в два ряда стояли восемь человек в одинаковых одеждах, которые время от времени начинали что-то петь или громко переговариваться между собой. Актёры разыгрывали представление у самого края сцены, а за ними на полу сидели музыканты: три барабанщика и флейтист. За музыкантами находились ещё какие-то люди, но их было плохо видно. Позади всех располагалась огромная ширма во всю сцену, и на ней была крайне живописно намалёвана раскидистая сосна.
Актёры, один из которых был в маске, разыгрывали какую-то сцену, но поскольку друзья пришли не к началу, сути происходящего они уловить не смогли.
- Подожди немного, сейчас начнётся следующая пьеса, - прошептал Юки на ухо Широ.
- А я думал, в театр ходят только богатые, - шёпотом ответил ему Широ, - а здесь сплошные простолюдины.
- Это ведь не театр Но. Пьесы почти все те же, но актёры не такие умелые, как в настоящем театре. Но – для состоятельных людей, но ведь и все прочие любят красивые зрелища и интересные истории! Народных театров пока немного, и все при храмах, но скоро они появятся в каждом большом селении! – Уверенно сообщил Юки.
Вскоре пьеса закончилась, актёры низко поклонились зрителям и ушли со сцены. Никакого перерыва между спектаклями не последовало: дверца в левом углу сразу же открылась, и на сцену вышел тучный мужчина в маске, изображающей величие и спесь.
- Я – богатый и важный даймё! – Сообщил он зрителям. – Есть у меня большие владения: поляна да болото…
В зале раздался смех.
- Есть у меня большое имение – конура да сарай! – Продолжал «даймё». – А с угодий своих я большой урожай собираю – отборного рису горшок да миску!
Юки хихикнул, но, заметив, что Широ не смеётся, тут же прикрыл рот рукой.
- А ещё есть у меня слуга – глупец, вор да лоботряс. Ну-ка, Такеси, поди сюда!
На сцену тут же поднялся статный юноша – он был выше «даймё» головы на две и сильно нарумянен.
- И что мне делать с таким уродом? – Комически всплёскивая руками, продолжал актёр, изображающий «даймё». – Вот сказал я ему намедни: «Такеси, - говорю, - сходи купи петуха», и даю ему пять монет. Так что вы думаете? Этот дурак ухитрился деньги мои потерять, зато найти где-то на дороге для себя новые хакама! Что изволите делать с таким недоумком? «Лучше бы ты, - ругаю я его, - штаны свои потерял, а денежки нашёл!»
Зрители громко засмеялись.
Тут заговорил актёр в роли Такеси:
- Хозяин мой, даймё, сами видите, глуповат. Попробую-ка я его ещё раз обмануть! – «Такеси» повернулся к «даймё». – Господин мой, хорошенькая девушка сегодня в храме глядела на вас да всю службу вздыхала.
Даймё: Правда ли, что ты говоришь?
Такеси: Истинная правда! Щёки у неё покраснели, глаза заблестели. Точно вам говорю, она в вас влюбилась!
Даймё: а красивая ли девушка?
Такеси: стройная, как цапля, а кожа белая, как облако!
Даймё: надо же, какая красавица! Так, поди, и я сам в неё влюблюсь! А хорошего ли рода?
Такеси: не могу вам сказать, господин, но одежды на ней были три: нижняя белого узорчатого шёлка, а две верхние из шёлка цвета индиго и багряника. А в храме с ней были три служанки, и все в шелках!
Даймё: так ведь это принцесса какая-нибудь, не иначе!
Такеси: радуйтесь, господин, в вас влюбилась принцесса!
Даймё: вот радость!
Такеси: только что же вы подарите своей невесте?
Даймё: какой невесте?
Такеси: до этой самой. Раз уж она влюбилась в вас без ума, так уж, наверное, ждёт не дождётся, как бы поскорее выйти за вас замуж.
Даймё: ты прав! Только что же мне ей подарить?
Такеси: девица из богатой семьи, сложно такой угодить. Вот разве что парчовый оби вашей матери…
Даймё: так ведь это же память о матушке!
Такеси: вы правы, только другой подарок вашей невесте, пожалуй, может не понравиться. Оби – вещь семейная. Что же она потом передаст своей дочери?
Даймё: какой дочери?
Такеси: так ведь, раз девица влюбилась в вас без ума и собралась выйти за вас замуж, она и детей захочет поскорее родить!
Даймё: ты прав, я не подумал. Что ж, неси пояс!
Такеси забирает у господина драгоценный пояс и, пока тот предаётся мечтам о богатой принцессе, дарит его своей собственной любовнице.
Даймё: скажи, понравился ли моей невесте матушкин оби?
Такеси: сначала понравился, а потом она огорчилась и начала плакать.
Даймё: как? Что такое?
Такеси: она закричала «Ах-ах, а сыночек мой останется без подарка!»
Даймё: какой сыночек?
Такеси: подумайте сами! Раз девушка влюбилась в вас без ума, мечтает о замужестве с вами и дочь захотела родить, так ведь, верно, захочет и сына!
Даймё: и как я не подумал! А что же подарить моему будущему сыну?
Такеси: разве меч вашего отца?
Даймё: что ты, олух, опомнись! Это же память о батюшке!
Такеси: но ведь нельзя же девочек одаривать вперёд мальчиков? Что о вас скажут люди, когда узнают, что дочь свою вы одарили, а о сыне и не подумали?
Даймё: тут ты прав, неси скорее меч!
Так даймё лишился и меча: Такеси продал его, а на вырученные деньги купил новое платье возлюбленной.
Даймё: ну что, Такеси, когда же свадьба?
Такеси: как только известим родителей невесты. Ох, а что же вы им подарите?
Даймё: как, я и им должен что-то дарить?
Такеси: а как же! Нельзя пренебрегать родителями девушки, теперь это ваша семья! Как можно им не угодить, если принцесса, их дочь, влюбилась в вас без ума, захотела выйти за вас замуж и уже готовится родить вам сына и дочь!
Даймё: уже готовится?
Такеси: уж на сносях!
Даймё: как же это могло произойти?
Такеси: безумная любовь чудеса творит!
Даймё: но у меня нет больше ничего для подарков!
Такеси: Вот беда! А девушка уж носит в чреве дитя! Как же она выйдет за вас замуж, если у вас ничего нет?
Даймё: думаешь, не выйдет?
Такеси: что не выйдет – это полбеды, только как же вам теперь от неё откупиться? Обидели ведь вы девушку!
Даймё: откупиться от своей невесты?
Такеси: она же любила вас без ума, замуж за вас собиралась, хотела вам дочку и сына родить, а вы теперь жениться раздумали!
Даймё: я раздумал?
Такеси: конечно, вы!
Даймё: и то правда, неловкое положение… Как же мне из него выпутаться, Такеси, придумай, спаси меня!
Такеси: ну разве что вы продадите своё имение, а деньги я отдам девушке.
Даймё: как – продать имение? А с чем же я останусь?
Такеси: со мной. Я вам не дам по миру пойти, вот увидите!
Даймё: я-то думал, что ты дурак, а ты светлая голова!
Даймё продаёт имение, Такеси на эти деньги устраивает пир для своей подруги. За весельем их застаёт даймё.
Даймё: ах, мошенник! Вот что ты задумал – обобрать меня до нитки! Вот я тебя поколочу!
Даймё хватается за левый бок, а меча там нет – продан. Тогда он бросается на слугу с кулаками, но тот выше и сильнее, и вскоре это слуга лупит своего хозяина, а даймё охает и прикрывает голову руками.
- Ну всё, с меня хватит, - прошипел Широ и встал в полный рост. – Что за дикая чушь!
Зрители с интересом обернулись и посмотрели на него.
- Актёры начинают играть прямо среди народа? Это что-то новенькое! – Усмехнулся старый ремесленник, сидящий рядом с мальчиками.
Широ разгневанно посмотрел на него.
- Я не актёр, и я не желаю смотреть такие гнусные сцены!
- Ну так и катись отсюда. – Преспокойно заявил какой-то крестьянин.
- Что ты сейчас сказал, сын обезьяны? - Закричал Широ. – Я – Асакура-сама!
Вот теперь поднялся настоящий хохот. Все смотрели на Широ, никто даже не заметил, что на сцену вышли новые актёры и в растерянности замерли, не зная, начинать новый спектакль или нет.
- Ха-ха! Этот недоросток говорит, что он – Асакура-сама! – Слышалось отовсюду.
- Широ, пожалуйста… - пробормотал Юки, с тревогой глядя на искривлённые от смеха лица.
- Замолчите! Я не Асакура Райдон, я Асакура Йомэй! – Надрывался Широ.
- Что-то мы ни разу о таком не слышали.
- Я – ваш молодой господин!
- Нашего молодого господина, Торио-сама, полтора десятка лет тому назад выставили из Мино, - не прекращая смеяться, сказал крестьянин. – А ты, видно, совсем ополоумел, цыплёнок, раз решил, что ты – это он!
- Как ты меня назвал? – Ахнул Широ. – Ты, грязное животное, мерзкая обезьяна! От тебя воняет помоями!
Юки понял, что пора уносить ноги. Зрители перестали смеяться и не на шутку разозлились.
- Давайте поучим этого мальчишку, как следует разговаривать со старшими! – Закричали они.
И не выбраться бы друзьям из театра живыми, если б они не сидели у самого входа: Юки толкнул Широ к двери, заслоняя его собой от разгневанной толпы, и через секунду выскочил вслед за ним. Они бежали со всех ног, забыв про свою корову, а вслед им неслись ругательства и не самые любезные пожелания.
Обессилев, они остановились отдышаться возле уличного лотка.
- Как эти люди могут представлять такие отвратительные пьесы! – Громко возмущался Широ. – Мелкие, глупые простолюдины, они совсем забыли своё место!
Юки безнадёжно опустил голову.
- Слишком уж ты горяч, Широ. Так нельзя.
- Ты меня ещё будешь учить! Как ты посмел привести меня на представление, где слуги колотят своих господ?
- Это же народный театр, Широ, люди рассказывают о том, чего бы им хотелось…
- Ах, так? То есть все слуги мечтают издеваться над господами? И ты тоже этого хочешь?
- Нет, конечно, но…
- Хороший слуга чтит своего господина, и даже в мыслях не позволяет себе насмехаться над ним! Я попрошу Асакура-сама немедленно закрыть этот грязный театр!
Тут вышел из себя даже кроткий Юки:
- Если ты всегда так себя ведёшь, Широ, то неудивительно, что тебя пытаются отравить! – Сказав это, он сразу же захлопнул рот, но было поздно, слова уже вырвались.
Широ замер и со страхом посмотрел на друга.
- Что ты сказал?
Ничего не поделаешь, пришлось объяснять:
- Мне показалось странным, что Акико-тян умерла от удушья, а косточки у неё в горле не было. От чего же она тогда задохнулась? И она ведь ела сливы из вашего горшочка. – Юки помолчал, кусая губы. – Я ничего не говорил вам, не хотел волновать.
Злость полностью покинула Широ, он присел на корточки и уставился себе под ноги. Юки опустился на песок рядом с ним.
- А я думал, это только мои глупые страхи, - упавшим голосом сказал Широ.
- Скорее всего, так оно и есть. – Юки постарался говорить бодро. – Вставайте, Йомэй-сама, нам пора возвращаться в замок.
[1] 30, 3 см
[2] Кодзики — крупнейший памятник древнеяпонской литературы, один из первых письменных памятников, основная священная книга синтоистского троекнижия, включающего в себя помимо «Кодзики» «Нихонги» («Анналы Японии») и сгоревшие во время пожара в 645 г. «Кудзики» («Записи о минувших делах»).
[3] Манъёсю— старейшая и наиболее почитаемая антология японской поэзии, составленная в период Нара. Другое название — «Собрание мириад листьев».
[4] Кокинсю — антология японской лирической поэзии.
[5] Инари – дух риса, богиня плодородия, в частности всех злаковых культур. По поверьям, является людям в облике лисицы.
[6] Ритуальные врата, представляющие собой ворота без створок с двумя столбами, выкрашенными в красный цвет, и двумя вогнутыми перекладинами сверху.
Глава 3 НАЧАЛО ПУТИ
Хлопотный день Юки
Утром следующего дня Юки вышел из комнаты затемно, когда Широ ещё спал. Перехватив на кухне два-три рисовых шарика из остатков вчерашнего обеда и с трудом дождавшись опускания моста, он быстро пробежал через парк и направился к деревне. У него было одно важное дело: из-за поспешного бегства от храма Инари они с Широ не успели забрать свою корову. Её могли хватиться, а обострять отношения с обитателями замка, в частности с владельцем коровы, Юки очень не хотелось.
Разумеется, когда мальчик, проделав долгий путь пешком, вышел к храму, никакой коровы у колышка уже не было, там болтался только короткий обрезок верёвки.
Сказав себе, что сдаваться рано, Юки первым делом отправился искать дом местного священника, рассудив, что тот должен находиться где-то рядом с местом служения. Ему сразу же повезло: обогнув храм, он увидел каннуси[1], сидящего на веранде, свесив ноги. Святой человек был занят: считал деньги. Юки неторопливо подошёл к нему и вежливо поклонился, но каннуси, занятый подсчётами, его не заметил.
- Да будет с вами милость богини Инари! – Самым доброжелательным голосом пропел Юки, снова поклонившись.
Священник вздрогнул и быстро прикрыл деньги руками.
- Ты кто? Вор?
- Что вы, господин, я скромный слуга дома Асакура.
Каннуси смерил его недоверчивым взглядом.
- И какое у тебя ко мне дело?
- Я пришёл за своей коровой. Видите ли, вчера мне пришлось съездить в деревню по важному поручению господина распорядителя, Сагара-сана. Приехал я на этой самой корове, но, накупив разных товаров, понял, что обратно в замок мне их не донести. Пришлось мне нанимать носильщиков, а корову я привязал вот к тому колышку возле вашего святого храма. Зная, какими карами великая богиня Инари карает всех воров, лжецов и укрывателей, я и помыслить не мог, что кто-то из паломников решится похитить мою корову. Не знаете ли вы чего-нибудь об этом происшествии?
- Откуда мне знать? – Возмутился священник. – Делать мне нечего, только стеречь чужих коров. Я что – пастух? Ничего не видел и не знаю. Впрочем, - чуть-чуть подумав, продолжил он, - сегодня на рассвете мимо меня провели корову. Действительно, припоминаю… такая рыжая, на боку пятно?