— Великий брамин! — Катя склонилась перед ним как баядерка, приложив ладони к плечам. — Я ушла уже, ушла, одевайся, штаны твои под кроватью.
Она продолжала смеяться и на кухне. Они наспех завтракали, ни словом не обмолвившись о том, что было вчера, но это было молчание согласия, бережное и радостное, а чувство оставалось в них, жило и возрастало. Новая близость светилась в каждом взгляде, жесте и прикосновении.
Виктория забеспокоилась, когда Катя и Сергей пропустили утренний урок. Такое случилось в первый раз за все время, что они жили тут и готовились к Конкурсу. Быть может, это после встречи с Эгле? Катя могла и обидеться, или расстроиться настолько, что теперь несколько дней не покажется.
Похожее случилось перед выпускным спектаклем, когда она после генеральной репетиции наотрез отказалась выходить с принцем из Национального балета. Виктория так и не добилась вразумительных объяснений ни от него, ни от нее. Что же там все-таки произошло?
Адриан настоятельно советовал сменить партнера, Виктория прислушалась, хоть и не была согласна. Она не поощряла капризы, спонтанные решения — все это портило репутацию артиста, с такими «очерненными» личностями Вика старалась дела не иметь, как бы хорошо они не владели мастерством.
И она не хотела, чтобы о ее Кэтрин ходили слухи, чтобы за ней тянулся шлейф ненадежности. Ведущие театры мира такого не забывают, прощают неохотно или никогда. Стоит один раз оступиться, сорвать спектакль, нарушить контракт — и к тебе приклеят ярлык «проблемный артист». Сцена не терпит капризов, нет и нет! Что бы не происходило в реале — это следует оставлять за кулисами, а публику разочаровать нельзя.
Педагог Виктории в театре, несравненная Нинель Кургапкина, говорила:
— Уважительной причиной для отмены спектакля может быть только смерть, во всех остальных случаях — иди и танцуй!
Так же Виктория и Катю воспитывала, случалось жестко, безжалостно, категорично. В балете иначе нельзя, один раз пожалеешь — и испортишь все.
Вне занятий Кате разрешалось все, Вика ее нежно баловала, любила, ни в чем не отказывала, но в репетиционном зале, у станка, никаких послаблений не было.
И сейчас Виктория шла в зал с твердым решением отчитать племянницу. Удивило и то, что играл концертмейстер, Станислав обычно приходил на полчаса раньше и разыгрывался. Но разве сегодня не «Шопениану» собирались репетировать? Времени до отъезда в Москву оставалось совсем ничего, и работали строго по графику, чтобы охватить все номера.
— Станислав, это что за музыка?
— Оффенбах, Екатерина мне с утра СМС послала, что это адажио будем брать.
— Странно, его и в программе нет, зачем оно сейчас? Хорошо, придут — разберемся. Она не написала, почему опаздывают?
— Нет, — Стасик отвечал не прерывая чудесной мелодии, Виктория невольно заслушалась и не заметила, как открылась дверь и в зал проскользнули Сергей и Катя. Стасик замолк. Сергей, предваряя выговор Вики, быстро и вежливо, точно как младшие девочки, произнес:
— Здравствуйте, простите за опоздание. — Катя пряталась за ним и ничего не сказала. Вероятно, для надежности Сергей уточнил: — Это я виноват, мы, то есть я проспали…
Хорошо, но не вовремя. «Я проспали» навело Викторию на определенные мысли. Она внимательно посмотрела на Катю, заметила чуть покрасневшие веки, тени под глазами. Плакала. Значит, визит Эгле сказался. Или что-то между ними. Поссорились? Не похоже, стоят, за руки держатся.
— Хорошо, давайте к станку, разогревайтесь и начнем. Стасик, плие, пожалуйста, и дальше как обычно, — велела Виктория.
Музыка экзерсиса началась. Виктория смотрела на Сергея и Кэтрин и пыталась уловить настроение, с которым они пришли. Нет, не поссорились, они не расстроены. Они… радуются.
Улеглось и раздражение Вики. Она вспомнила себя, тот далекий дебютный спектакль в Мариинском, уход Сергея, обиду, отчаяние.
Виктория давно простила — по-женски, по-матерински. По годам она была не намного старше его, но по жизни — мудрее. Сергей с ней единственной делился проблемами. Вика гораздо лучше других знала о его жизни, отношениях в семье, и могла понять, не осуждала. От безысходности он выбрал путь, который быстрее всего привел к результату. Правда, через жертвы. Но объективно в то время Сергей не стал бы премьером в Мариинском, ведущих танцовщиков не так просто подвинуть, а связей у Залесского не было — только талант. Кроме того, он поверил в любовь.
Хотела бы Вика этого с ним, а не с Адрианом? Теперь уже нет, да и тогда между ней и Сергеем не было романтических чувств. Но на сцене рождались другие — неповторимые, особенные. Вика до сих пор жалела, что они с Сережей не танцевали вместе. Такого партнера она больше не встречала.
Наверно, потому и для Кати она стала искать именно Сергея, чтобы воплотить свое, не состоявшееся. Виктория оправдывала мотив другим, Сергей подходил Кате по всему: рост, телосложение, пластика, сила, а главное — он танцовщик от Бога, им с Кэтрин необходимо было встретиться. Спасибо случаю и Максу — это произошло.
Все так… И они смогут наконец осуществить то давнее, недостижимое для Вики — себе она могла в этом признаться.
Виктория сидела в кресле репетитора и молча смотрела. Они начали танцевать «Бабочку». Вот Сергей вышел на сцену и ищет, зовет, а Фарфарелла впорхнула незаметно и замерла, как будто в цветок превратилась. И снова ожила, крылышки затрепетали. Как нежно он уговаривает ее стать девушкой, но она хочет остаться бабочкой.
Боже, какие поддержки, обводки плавные! И сколько любви. Он не просто поднимает, он ласкает ее, каждым касанием, совершенная и земная любовь в его руках. А смотрят друг на друга как! Только они двое в целом мире. Ее руки, кисти — трепет, ножки тоже крылышки, открываются и закрываются. Легкая, живая Бабочка. И финал изменили, не поза арабеск на колено партнеру, а как в спектакле — ложатся и засыпают, Фарфарелла складывает крылышки, Юноша оберегает, нежно прикрывает ее собой.
Ничего подобного Виктория не видала и не находила слов, чтобы выразить чувства. Она понимала, что сейчас Катя и Сережа танцевали для себя, выражали нечто недосказанное! Все адажио было об этом. Они отдавались друг другу нежно и целомудренно. Как невинные дети, в первый раз познавая таинство любви. И мира вокруг не замечали — только друг друга.
Какие тут могли быть слова?
Сергей осторожно поднял Катю, они стояли глаза в глаза и удивленно беззащитно улыбались. Виктория видела, что им до смерти хочется целоваться. Она покачала головой и с сожалением прервала эту идиллию.
— Давайте теперь конкурсную «Шопениану» пройдем, поищите в ней такую же нежность, только земного поменьше.
Она была уверена, что это новое, восхитительное и неподдающееся описанию словом, обретенное здесь и сейчас, останется в них, будет отражаться во всех номерах. А потом и в «Жизели»…
Глава 9
Время за подготовкой к конкурсу катилось незаметно. И все ускорялось, ускорялось. За неделю до отъезда оказалось, что его катастрофически не хватило, а пора было собираться.
И вот Москва! Первый день, жеребьевка, открытие конкурса, репетиции.
И все как будто хорошо. Все восторгались Катиной легкостью и грациозностью, безупречной техникой, беспечностью и свободой. И вряд ли поверили бы, что за секунды до выхода на сцену у Кати случился ступор. Она задеревенела, глаза остановились, потом руки, ноги, губы затряслись, она цеплялась за Сергея, а он, как чувствовал, не пошел в зал, все время был рядом с ней. И когда она бессвязно начала лепетать: «Сережа, я не смогу, я упаду… страшно, страшно… прости я не смогу…» — просто приподнял ее за талию и перенес в сторону с прохода к кулисам. Участница, за которой была Катина очередь, уже дотанцовывала коду. Сергей крепко взял Кэтрин за плечи, оттеснил в свободный угол, стал разминать кисти рук, пальцы.
— Ничего, сейчас это пройдет. Чужая сцена, бывает… Ну, посмотри на меня, ты сотни раз танцевала эту вариацию и весь спектакль. Тебе тут делать нечего…
— Не могу…
Сергей притянул ее к себе, положил ладонь на затылок, осторожно, чтобы не помять ажурную диадему, заставил уткнуться лицом в свою парадную рубашку.
— Не смотри, ну их, послушай меня, представь, что это не вариации, а адажио, и я там с тобой на сцене. Все время на вытянутую руку и не дам упасть. Катя! Поняла? Думай, что я рядом.
— Ноги трясутся!
— Это мы сейчас… — Он опустился перед ней на колени и стал гладить и разминать икры, бедра. Катя задышала ровнее, перестала дрожать. — Вот видишь, все прошло, иди канифолься. А я рядом буду…
— Екатерина Звягинцева! — прозвучал бесцветный женский голос из репродуктора. И дальше тишина ожидания.
— Иди, Катя, иди, станцуй для меня! Ты такая красивая. — Сергей, обнимая ее как Одетту в Адажио из «Лебединого озера», повел Катю к третьей кулисе.
Шаг на пальцах, второй, третий, пор де бра, арабеск, поза, и вот на сцене Принцесса. Заискрились под боковыми софитами блестки на пачке, алмазным блеском сверкнула диадема. А в оркестре волшебная россыпь колокольчиков! Они вокруг, как светлячки, танцуют вместе с ней.
Сказочная страна, а никакая не чужая сцена!
Так хорошо вариацию Маши Катя еще никогда не танцевала. Техника, доведенная до автоматизма, спасла ее в первые секунды, а потом она только и повторяла про себя:
«Я танцую для Сережи…» От этого становилось легко, она как будто чувствовала его руки. Музыка стала для нее Сергеем, и она полностью отдалась ритму, звукам, привычной уже близости, единению.
Ей стало весело! Как на выпускном «Щелкунчике» и даже лучше, в тысячу раз лучше, у нее теперь был Принц! Не во сне, а наяву. Самый лучший. И Катя танцевала для него…
Публика устроила Кэтрин овацию и второй раз вызвала на поклон, они громко кричали «Браво», Катя кланялась и счастливо улыбалась. Сцена приняла ее.
Сергей встретил Катю в кулисе с раскрытыми объятиями, она повисла у него на шее.
— Ты смотрел, да? Да? Тебе понравилось?
— Это было восхитительно, ты лучшая Маша.
— Я бы хотела с тобой станцевать!
— Мы станцуем…
Катя снова уткнулась ему в грудь, теперь не потому, что пряталась от страха, а чтобы быть совсем близко в радости.
— Смотри, ой, я тебе рубашку гримом измазала!
— Сохраню как реликвию. Наше боевое знамя, — засмеялся Сергей. — Катя, ты так танцевала! Легко… Ты правда лучшая, и ножки самые красивые. Мне есть чем гордиться.
— Почему?
— Потому что ты моя… партнерша, — добавил он, заметив, что к их разговору прислушивается кудлатый оператор с камерой, он снимал за кулисами и путался у всех под ногами.
— Я рада, так рада! Прямо сейчас пошла бы туда снова! — Она сделала сисон в сторону сцены.
— Отдохни, у тебя еще Жизель.
— Да-да! Сережа, спасибо… Это ты лучший.
С этой же радостью станцевала она потом и вариацию Жизели, и снова зал рукоплескал ей.
На первом туре все судьи поставили Кэтрин высший бал. А минута страха осталась между Катей и Сергеем и сблизила их еще больше.
За десять дней было много такого, что осталось только между ними. Сергей был уверен, что Макс не передаст Виктории о серьезной размолвке, что произошла перед вторым туром старшей возрастной группы. Катя слышала, как они с Максимом ссорились. Сергей хотел бы это изменить, но не мог.
Вышло все из-за сольного номера, который Поль поставил для Сергея, специально для конкурса. Во втором туре можно было по выбору танцевать или дуэт, или соло. Максим, как и все, видел очевидное лидерство пары Кэтрин и Сергея и совершенно справедливо утверждал, что если Залесский покажет «Молитву о крыльях» от хореографа с мировым именем, то сможет дотянуться и до высшей награды.
— Ты возьмешь Гран-при! — убеждал Максим. Он целый день накануне второго тура ходил за Сергеем. И на репетицию на малую сцену, даже в номер в отеле, там их и услышала Катя. Она сидела рядом с Сергеем на диване, а Макс расхаживал перед ними как школьный учитель. Доводы его были вполне логичны, Катя сначала даже поддержала Максима в уговорах
— Сережа, почему ты не хочешь? Станцуй «Молитву», такой номер эффектный, на тебя поставлен. Необычный. А наш «Фестиваль цветов» публика сто раз видела.
— Дело же не в том, видели — не видели, — в десятый раз начал объяснять Сергей. — Как это можно заменить дуэт? Мы с тобой вместе на конкурс приехали, а не сами по себе.
Сергей хорошо помнил, как мучился, когда бросил Викторию перед самым спектаклем.
— Да так и заменить. Можно сказать, что Катя связку потянула, да и просто мы имеем право этот пункт по выбору менять. Поль будет только рад! — Макс, видя, что Катя на его стороне, насел на Сергея с удвоенной энергией. Он говорил и говорил, но убедить так и не смог. И тогда Максим разозлился и закричал: — Вот что ты уперся, как осёл? Это же не только звание на всю жизнь, ты условия конкурса читал? Знаешь, какой у них в этот раз призовой фонд? Гран-при сто тысяч баксов! На деревянные-то перечти! Ты квартиру себе купишь в Питере, мать заберешь…
Катя смутилась, разговор между Сергеем и Максом становился личным, они говорили о том, чего она не знала и не должна была бы знать. Так ей казалось. Все это слишком далеко зашло.
— Сережа, до вечерней репетиции время есть, я лучше отдохну у себя, а вы тут… — Она сняла ноги со спинки дивана, встала и пошла к двери.
— Нет, ты постой! — Макс в запале заступил Кате дорогу, даже за руку ее схватил. — Ты скажи ему, чтобы не кобенился, не строил из себя независимого! — И снова Сергею: — Ты понимаешь что такое сто тысяч баксов? И надо-то всего только номер заменить, а не задницу подставлять. Ты и за меньшие деньги продавался.
Сергей вскочил и ринулся на Максима, но Катя успела раньше. Она освободилась из цепких пальцев Макса и залепила ему такую пощечину, что на скуле остались три красные полосы.
— Ах ты, сволочь, — закричала Катя, — пошел вон отсюда!
— Что?! — вскинулся Максим.
Катя выпрямилась, расправила плечи и, глядя ему прямо в глаза, с расстановкой произнесла:
— Пошел отсюда вон! И скажи спасибо, что я забыла то, что ты сейчас сказал. Что стоишь? Убирайся! — Она все же топнула ногой и указала на выход.
— На голову больные оба, — покрутил пальцем у виска Макс. Не взглянув на Сергея, вышел и громко хлопнул дверью.
— Вот же тварь! Он на тебе столько лет наживался, сам ничего не может…
— Он правду сказал, Катя, — Сергей снова сел на диван, закрыл лицо рукой, — чуть морду ему не начистил. Ты иди…
— Куда?
— К себе.
— Вот прямо щас! Гордый и неприступный. Да мне плевать, какой ты был. Это до меня, в прошлой жизни, а сейчас мы вместе, сам же сказал. Ну хватит уже, а то прямо страдающий Альберт. — Она сложила руки крестом на груди и боком на полупальцах пошла к нему.
Сергей посмотрел на нее совсем уже спокойно, потом рассмеялся.
— А ты, оказывается, ругаться умеешь, слова всякие знаешь.
Катя молча закивала и коснулась пальцами губ «мне запрещено говорить», показала на сердце и «отдала» его жестом Сергею.
— Иди сюда, — позвал он. — И чего уговаривать стала?
— Ну прости, — она впрыгнула на диван с ногами, прижалась к плечу Сергея, обняла, — прости, Сережа.
— Ладно, проехали. Но танцуем только вместе, или никак. И сольные номера не обсуждаем. Успею я «Крылья» показать.
— Хорошо, хорошо… Ты не сердишься?
— Нет.
— Хорошо, тогда полежим немного и пойдем точиться* и репетировать, завтра второй тур, мне скорей уже хочется. — Она вздохнула мечтательно, потянулась гибко, всем телом от кончиков пальцев рук до носков. — «Фестиваль Цветов» такой номер… романтичный, а Диана и Актеон — они мои любимые. Или Жизель любимая? Даже не знаю… Все любимые — что танцую, то и люблю. — Катя притихла ненадолго, пристраиваясь под бок к Сергею, но вдруг приподнялась и спросила: — А с Максом теперь что?