Как только они сделали это, облегчение затопило мой свет, хотя мы ещё даже не вошли в комнату полностью. Я также ощутила облегчение в Лили ещё до того, как она подняла взгляд. Затем она тут же вскочила на ноги с места, где сидела на полу с Кали.
Я уставилась на Кали, на игрушки, разбросанные на полу там, где она играла с моим ребёнком. Жёсткий дротик ярости пронзил мой свет, отчего стало сложно дышать.
Как я умудрилась пропустить, что она здесь? Ниила и Деклан не потрудились упомянуть эту деталь? Или я просто не слушала их, когда они сообщили это?
Она также была здесь одна… без Уйе.
Играла в мамочку с моей дочерью, бл*дь.
Пальцы Ревика сжали мою ладонь.
«Она бабушка Лили», — мягко напомнил он мне.
«Мне похер», — пробормотала я в ответ в его сознании.
«Они скоро уедут», — невозмутимо продолжил он.
«Да, с нашей дочерью, бл*дь, — послала я в ответ, и моя злость нарастала. — И тогда у неё будет куча времени, чтобы играть в «бабушку». Или ты забыл?»
Ревик не ответил.
Я бросила на Кали открыто враждебный взгляд, когда она проходила мимо нас к двери резервуара, предположительно чтобы оставить меня и Ревика наедине с Лили. Она улыбнулась мне, и я постаралась придать лицу вежливое выражение. Однако мне это не удалось, и в итоге я выпустила руку Ревика, чтобы сжать свою ладонь в кулак.
Кали и бровью не повела, вместо этого улыбнувшись Ревику. Она протянула ладонь, словно желая мимоходом коснуться его руки, но я грубо оттолкнула её свет от него.
— Пожалуй, не стоит тебе это делать… сестра, — предупредила я.
Ревик вздрогнул, удивлённо посмотрев на меня.
Затем, словно ощутив что-то в моём свете, он подвинулся, как будто расположив своё тело между мной и моей биологической матерью.
Всё это время Кали смотрела только на меня, широко раскрыв зелёные глаза.
Я видела там боль, но её полные губы лишь самую чуточку поджались, прежде чем она покачала головой и тут же отвела свой свет в сторону. Затем она нарочно открыла свой aleimi, делая его покорным.
— Я прошу прощения, дочь, — пробормотала она, вежливо кланяясь. — Мои искренние извинения.
В этот раз я также услышала в её словах боль.
И всё же я по-прежнему чувствовала, что отстраняюсь от её света, не желая его чувствовать. Того факта, что она в данный момент хоть сколько-нибудь приблизилась к Ревику, оказалось достаточно, чтобы мне пришлось кусать губы ради сохранения молчания. Часть меня хотела послать её нахер, но этого я тоже не сделала.
В любом случае, Кали обошла Ревика стороной, старательно направляясь к овальной двери. Я провожала её взглядом, всё ещё сдерживая холодную ярость, которая змеилась в моём свете.
Повернувшись к Ревику после того, как за ней закрылась дверь, я обратилась к нему в своём разуме, пока Лили подошла и схватила меня за пальцы.
«Пусть её сюда больше не пускают, — послала я. — Только с моего разрешения».
Ревик нахмурился, обернувшись на дверь.
Он лишь кивнул один раз.
Я понимала, что он со мной не согласен.
Я также понимала, что он не хотел спорить со мной здесь, перед Лили. Я почувствовала, что он думает об Уйе и о том, что большая часть моей злости иррационально направлена на одного родителя, но не на другого.
В ответ на это я тоже прикусила губу.
Однако Лили не собиралась терпеть, что я игнорирую её дольше нескольких секунд.
Она навалилась весом всего своего тельца, которое по моей человеческой оценке теперь походило примерно на пятилетнего ребёнка, и попыталась потащить меня на другой конец комнаты. Схватив мою ладонь обеими ручками, она потянула меня к пушистому креслу в дальнем углу. При этом она немножко настороженно посмотрела на Ревика, и, забыв о Кали, я нахмурилась, проследив за её взглядом до лица моего мужа.
Он действительно выглядел усталым.
— Ему надо вздремнуть, — объявила Лили, показывая ему на диван.
Я расхохоталась.
— Вот как? Правда?
— Ему надо быть тихим, — сказала она тем деловито-приказным тоном, какой бывает только у маленьких детей. — …Мои ребята спят.
Она показала на ряд мягких игрушек, лежавших на её кровати — их она по какой-то необъяснимой причине называла «ребятами». Я кивнула, подавляя очередную улыбку, и покосилась на Ревика.
— Как будто он обычно такой болтун, ага, — пробормотала я.
— Он должен поспать! — настаивала Лили.
Я снова рассмеялась, прищёлкнув языком и посмотрев на Ревика.
«Она хочет поговорить с тобой наедине, — сказал Ревик в моём сознании очень тихо, чтобы она не услышала. — Наверное, мне не стоило приходить сюда с тобой».
Вспомнив сцену на станции охраны возле резервуара и то, какой настрой я почувствовала в Нииле, я послала ему импульс тепла.
«Всё хорошо. Просто ложись, как она сказала. Я поговорю с ней».
Лили всё ещё тянула меня за руку, когда Ревик подошёл к дивану и сел, а затем повернулся, уложив своё длинное тело и вытянувшись на спине. Лили пристально наблюдала за ним, прищурив прозрачные глаза, а он уложил темноволосую голову на подлокотник, закрыл глаза и вытянул одну руку. Он положил эту руку себе на лицо, прикрыв глаза.
Я ощутила довольную искру в свете Лили, и она сильнее потянула меня за руку. Она отвела меня в дальний угол комнаты и рукой и светом показала, что она хочет усадить меня в зелёное пушистое кресло. Я с улыбкой посмотрела на низкий предмет мебели — я знала, что Чандрэ отыскала его для Лили во время одного из рейдов.
Лили вила верёвки из половины видящих на корабле, даже безвылазно сидя здесь. Я невольно задавалась вопросом, насколько хуже всё станет, как только мы выпустим её отсюда.
Нахмурившись, я посмотрела своим светом на свет моей дочери.
Внезапно я увидела всё предельно ясно.
Моё зрение видящей ещё сильнее сосредоточилось на ней, и я уставилась на структуры, которые видела вращающимися в верхних частях её aleimi.
«Осторожнее, жена…» — мягко послал мне Ревик.
Моё раздражение вернулось, но оно адресовалось не ему. Я послала в его сторону импульс чего-то в духе «ой да нах*й эти правила» и ощутила ответный проблеск веселья.
Но Лили и в этот раз не стала терпеть мою отвлечённость.
Забравшись мне на колени, она обвила ручками мою шею и начала тихо говорить мне на ушко. Конечно, она была далеко не такой тихой, как ей казалось, так что я понимала, что Ревик слышит большую часть нашего разговора.
— Ты сердишься на папочку? — сказала она мне на ухо.
Я улыбнулась, покачав головой.
— Нет.
— Даже ни капельки? — спросила она, в этот раз нахмурившись и забыв, что надо быть тихой.
— Даже ни капельки, — заверила я её, продолжая улыбаться.
Она поджала губы, раздумывая над моим ответом.
— Он вёл себя плохо с тобой? — спросила она, пытаясь выведать правду другим способом. — Поэтому ты уходила?
Я задумалась над этим. Затем, не желая врать ей, я наклонила ладонь — жест двусмысленности для видящих, почти равносильный пожатию плечами.
— Может, он кое-что сказал в неудачный момент, — призналась я.
Ревик на диване хмыкнул.
Лили покосилась на него, затем посмотрела на меня.
— Дядя Врег и дядя Джон очень сердятся на него, — сообщила она мне.
Я кивнула в ответ на эту информацию, поглядывая на Ревика.
— Вот как? — сказала я, вскинув бровь.
— Да, — подтвердила Лили, тоже посмотрев на Ревика. — Они думают, что ты из-за этого ушла и так долго не приходила навестить меня.
В этот раз Ревик не перевёл взгляд, и его свет оставался тихим. Я видела, как он немного поёрзал на диване. Я также заметила, как его губы поджались в тени, отбрасываемой его рукой.
— А ты злишься на папочку? — спросила я Лили, повернувшись обратно к ней. — Поэтому он должен вздремнуть?
Я ощутила от дивана лёгкий импульс веселья. Я также ощущала под этим печаль.
Но я смотрела лишь на Лили.
Через несколько секунд она покачала головой. Я ощущала облегчение в её свете, а её ручки крепче обвили мою шею.
— Нет, — сказала она. — Нет, я не злюсь на него. Я просто не хотела, чтобы он вёл себя плохо.
Я рассмеялась, обнимая её в ответ.
— Он почти никогда не ведёт себя плохо, милая, — затем я взглянула на Ревика, продолжая широко улыбаться. — …Хотя у него бывают свои моменты.
— И у мамочки тоже, — хмыкнул Ревик, лёжа на диване.
Но я ощутила облегчение в его свете и вновь поймала себя на мыслях о том, что происходило в последние несколько дней. У меня определённо сложилось ощущение, что Ревик не хотел об этом говорить.
Но Лили играла с моими волосами, и я чувствовала, как её свет вновь сплетается с моим. Из неё выплеснулось облегчение, когда она расслабилась в моих объятиях и aleimi.
Вновь вспомнив, какая она маленькая, и как часто нас с Ревиком здесь не бывало, я подавила рябь боли. Мысли о моих друзьях с детьми, живших в Сан-Франциско, и о том, какими были их жизни — по крайней мере, до кошмара последних нескольких лет — тоже не помогали. Они большую часть времени проводили со своими детьми, особенно когда те были такими маленькими.
Они были с ними практически 24/7.
С другой стороны, я знала, что большинству видящих приходилось отдавать своих детей даже в более юном возрасте. Это была чуть ли не стандартная практика со времён Второй Мировой Войны, когда наступил бум торговли живыми видящими. Большинство родителей-видящих отсылали своих детей в школы с защитой армейского уровня; некоторые из них управлялись Адипаном, а остальные — монахами.
И так было вплоть до того, как ударил C2-77.
На самом деле, это продолжалось и по сей день. Более того, некоторые из наших людей (то есть, люди ‘Дори, действующие из Азии) до сих пор охраняли школы видящих в горах.
Подумав об этом, я скользнула глубже в свет Лили.
Я чувствовала, как Ревик нависает над нами двоими внутри ограниченного Барьерного поля в пределах резервуара, и ласково оттеснила его, чтобы суметь получше посмотреть на саму Лили. Только когда Ревик отстранился, я осознала, что нацелилась на те структуры, которые поместил в неё Тень.
Следуя за нитями в верхних структурах aleimi Лили, я уставилась на те вещи, которые никогда прежде не видела, и не только потому, что подчинялась протоколам безопасности.
По какой-то причине теперь я видела больше.
Ревик на диване кашлянул.
Я вопросительно глянула на него, но вместо того чтобы заговорить со мной, Ревик обратился к Лили.
— Мамин свет выглядит иначе, не так ли? — сказал он.
Опешив, я посмотрела на Лили.
Лили кивнула с серьёзным выражением на её округлом личике.
Это лицо так сильно напоминало Ревика (во всяком случае, более юную версию Ревика, которую я помнила по Барьеру), что я улыбнулась, импульсивно сжав её в объятиях.
— Да? — спросила я у неё. — Я выгляжу иначе?
Лили прищурилась, уставившись на пустое пространство над моей головой.
— Иначе, — согласилась она, обращаясь в основном к Ревику. Она продолжала смотреть вверх, поджав и выпятив свои маленькие губки. — Теперь там больше… цветов.
Ревик хмыкнул.
— Да, — сказал он. — А что ещё?
— Более… — Лили помедлила, и я видела, как она подбирает слова. — Более высоко тянется. И там больше картинок.
Ревик кивнул.
— Я тоже вижу больше картинок, — сказал он ей.
Я покосилась на него, но он не встречался со мной взглядом.
— Её глаза тоже выглядят иначе, — произнесла Лили уже более уверенным тоном. Она повернулась, посмотрев мне в лицо. — Ты это видишь, папа? У мамы глаза другие…
Ревик кивнул, устраивая голову на подлокотнике дивана.
— Да. Я видел.
Я нахмурилась, но не перебивала их.
— Что с ней случилось? — спросила Лили.
Ревик мягко и едва слышно прищёлкнул языком. Одной рукой он показал неопределённый жест, который напоминал пожатие плечами, но на языке видящих имел более тонкое значение — что-то в духе «только боги знают наверняка», судя по тому, чему учил меня Врег.
Лили продолжала смотреть на него, растянувшегося на диване. И в это время я ощутила вспышку боли в её свете. На сей раз это адресовалось Ревику.
По Ревику она тоже скучала.
Не потому что его здесь не бывало — я чувствовала в них обоих, что он приходил сюда в каждое мгновение, когда ему разрешалось. У меня сложилось впечатление, что во время этих сессий Лили оставалась отчуждённой от него. Я мельком видела проблески его последних визитов и чувствовала, что она избегала его своим светом.
Я не слишком выпытывала детали. Кажется, это между ними двоими.
Учитывая это, я довольно сильно разозлилась на Джона и Врега.
Ревик мягко щёлкнул, лёжа на диване.
Переведя взгляд, я увидела в его свете облегчение, а в глазах — любовь.
— Не стоит, жена, — тихо произнёс он.
Я буднично кивнула.
Я вновь смотрела на свет Лили.
Теперь я видела всё, включая те тонкие тёмные нити, о которых Балидор предупреждал меня и Ревика — те, что были вплетены в её aleimi непосредственно Тенью. Я видела, где они паутиной простирались по её естественным световым структурам над головой, как заражение микроскопически тонкими корнями растений. Один лишь взгляд на них вызывал у меня тошноту. Я видела, как они структурировали и перенаправляли свет Лили даже здесь, отрезанные от прямого контакта с Дренгами.
Эти тоненькие ниточки — причина, по которой Лили оставалась пленницей в своём сегменте резервуара в отличие от Ревика и Мэйгара. Мы знали, что если дать Тени и Дренгам доступ к её свету, они продолжат искажать её развитие, пока в итоге она вообще не сможет функционировать без них. Она станет такой, каким был Ревик после того, как Менлим раз за разом ломал и перекраивал структуры в его свете. Она будет такой же, только ещё хуже.
Если мы не найдём способ исправить свет Лили, возможно, она в буквальном смысле не сможет жить без них. Есть вероятность, что она всю свою жизнь проведёт в резервуаре.
По словам Балидора, зависимость Ревика никогда не носила биологический характер. Когда Менлим похитил его, он был маленьким, но всё же старше Лили. Ранее он жил с родителями, которые любили его, окружали защитой и светом.
По той же причине он без чьего-либо вмешательства развил те самые базовые, примитивные структуры, которые привязывали его к этому миру. И чтобы получить такой же контроль над ним, Менлиму пришлось наносить повторяющиеся травмы и ломать свет Ревика.
А Лили он заполучил ещё в виде крохотного эмбриона.
Теперь я чувствовала, как рано он начал внедрять и взращивать эти металлические нити в её свете. Я видела её там, плавающую в резервуаре, окружённую Менлимом и его извращёнными учёными. Он начал колдовать над ней в первый же день, когда вытащил её из меня.
Я отбросила этот образ, но он успел вызвать резкий прилив боли.
Я выбросила из головы воспоминание о Касс прямо перед тем, как они накачали меня чем-то в спальне моей матери. Я вытеснила образ её лица, улыбающегося мне с довольным выражением.
Это было слишком больно. Даже после всего, это было слишком больно.
В любом случае, зацикливание на этих мыслях не поможет Лили.
Пристальнее всмотревшись в те тёмные нити, я нахмурилась, отслеживая глазами и светом те места, где Тень нарочно использовал эти металлические структуры, чтобы заменить её естественную aleimi-структуру, заставляя остальной её aleimi развиваться вокруг них. Теперь я видела, что он сделал — видела все, а не просто облако туманной паутины, которое ранее показал мне Балидор. Я видела саму механику того, что он убрал и заменил.
Он нарочно нацелился на нити, которые связывали Лили с её физическим телом. Будучи самыми «полумерными» аспектами её света, они также служили связью с физическим телом Лили.
Если эту связь оборвать или создать помехи, Лили умрёт.