Он был наполовину не в себе, устраивал своё и моё тело так, чтобы он мог наблюдать; говорил мне, как долго он фантазировал о том, как я буду делать это с ним; останавливал меня, чтобы мы могли потрахаться, а потом снова умолял меня сделать это.
В какой-то момент он потерял контроль — возможно, по-настоящему; возможно, в самый первый раз.
Он потерял контроль, и это продолжалось часами.
Глядя на него теперь и вспоминая, я осознала, что он получил больше наслаждения от наблюдения за мной, чем от самих ощущений.
— Я помню, — пробормотала я, целуя его прямо под пупком.
— Я люблю тебя, — боль отразилась в его голосе. — Элли… я обожаю тебя. Пожалуйста, больше не бросай меня.
— Я тебя не бросала, Ревик.
Он надрывно ахнул.
— Я сожалею о том, что сделал. Прости…
— Я не хочу, чтобы ты извинялся, Ревик.
— Тебе необязательно делать это, — сказал он. — Нам необязательно делать всё это. Что бы ни произошло между нами, я больше ни к кому не приближусь… клянусь богами, Элли. Я этого не сделаю. Я больше никогда не сделаю ничего подобного.
Игнорируя его слова, я обвела языком жёсткую часть его члена, и Ревик издал очередной стон, силясь сказать больше.
Однако мне не нужно было, чтобы он ещё что-то говорил.
Я не нуждалась в его чувстве вины. Я хотела, чтобы он завязал с этим дерьмом. Я хотела, чтобы впредь мы были честны друг с другом.
Образы того, что сделал со мной Дитрини, поднялись в моём сознании, и я ощутила, как Ревик резко отреагировал. От него исходила ревность, печаль, злость. Его ревность на мгновение пересилила меня, когда ещё больше этих образов ударило по моему aleimi, вызывая ещё больше противоречия в его свете.
Я знала, что та история с Дитрини притягивала его и отталкивала, возбуждала и вызывала отвращение, заставляла ревновать, злиться и печалиться настолько, что он не мог связно мыслить. Я ощущала эту борьбу эмоций. Я даже понимала это. Какие-то части меня даже могли этому посочувствовать.
Но я ощущала, на какие образы он реагировал сильнее всего.
Помедлив, я сосредоточилась на его лице.
— Ты хочешь, чтобы я привела сюда кого-то ещё? — спросила я.
Его боль ухудшилась. Я чувствовала, что он пытается контролировать эту боль, чувствовала вплетавшийся в неё страх вместе с усилившейся ревностью и злостью на меня за то, что я вообще это предложила.
— Нет, — ответил он.
— Нет? Не дури меня, Ревик.
— Нет. Нет, Элли… я этого не хочу. Клянусь богами, не хочу. Бл*дь, я не хочу этого.
— Что, если я скажу тебе, что хочу этого? — спросила я.
Противоречие рябью пронеслось по его свету, парализуя его.
Похоже, в этот раз им овладел страх, но в этом страхе присутствовало столько боли, что я невольно ахнула, скользнув пальцами в его волосы. Несколько минут я просто массировала его, а Ревик лежал почти неподвижно, ахая на каждом вздохе, пока его свет притягивал меня, просил…
— Пожалуйста, — простонал он. — Я сделаю это, если ты захочешь. Я пообещал… Я сказал, что сделаю всё, чего ты захочешь, и я говорил серьёзно. Но gaos, Элли, пожалуйста. Не надо никого другого. Пожалуйста.
На его глазах выступили слёзы.
В этот раз я ощутила в нём обиду, почти отчаяние.
— Пожалуйста, — он закрыл глаза. — Пожалуйста… не поступай так со мной. Пожалуйста…
— Хорошо, — я ласкала его лицо. — Хорошо, Ревик.
Ощутив моё согласие, он лёг обратно на постель. Облегчение исходило из его света, разливаясь вокруг меня интенсивным теплом. Там жила любовь, притягивающая сильная привязанность, желание, которое теперь ощущалось более открытым, пусть и по-прежнему слегка вибрировало страхом.
— Пожалуйста, — пробормотал он. — Пожалуйста, не проси меня наблюдать за таким. Я не смог бы справиться с этим, Элли. Правда не смог бы, бл*дь.
Я кивнула, сглотнув. После небольшой паузы я спросила:
— Что, если я имела в виду не себя? Что, если бы я хотела понаблюдать за тобой с кем-то другим?
Его тело напряглось. Я вновь ощутила этот страх, струящийся по его свету. Я чувствовала, как он пытается меня прочесть, и как полыхает его ревность. Он хотел знать, что я имела в виду, увидеть это в деталях. Я показала ему, и он издал низкий стон, сжимая пальцы в моих волосах.
— Ты этого хочешь? — спросил он. — Ты хочешь, чтобы я сделал это, Элли?
Я почувствовала, как мою грудь сдавило. Я знала, что мы пытаемся быть честными, но я искренне не знала, действительно ли мне этого хотелось. Думаю, какая-то часть меня возбуждалась от этой идеи, но реальность будет совершенно иной.
— Только оральный секс? — спросил он, настаивая.
Он правда хотел знать.
Я почувствовала, как к коже приливает жар, когда я взглянула на него.
— А ты бы согласился?
Его боль усилилась.
— Бл*дь.
Я почувствовала, как он борется с этим, чувствует ловушку в любом возможном ответе, но его тело реагирует на эту идею. Почему-то я слегка успокоилась, ощутив в нём тот же конфликт, что и в себе: желание сделать это или увидеть в абстрактном смысле, но в то же время опасения и насторожённость относительно воплощения этого в реальность.
После очередной паузы он хрипло вздохнул.
— Может быть, — сказал он, взглянув на меня. Его глаза оставались напряжёнными, но содержали в себе много боли. — Может быть, — повторил он. — Но не сейчас, Элли. Пока что нет. И я пока не хочу делать это с тобой.
Я кивнула.
В этот раз уже я испытала облегчение.
Я почувствовала, как его боль усилилась, когда он ощутил мою реакцию на его слова. Тот факт, что я попросила его, продолжал отражаться где-то в его свете, одновременно угрожая ему и возбуждая. Я ощущала такое же противоречие относительно желания физической боли и нежелания её, желания, чтобы я контролировала его, но вместе с тем и страх уязвимости… почти ненависть к этой уязвимости, поскольку это отбрасывало его в детство, под опеку дяди.
Значит, сначала мы будем делать так, подумала я про себя.
Мы будем пробуждать чувство, но не кидаться в омут с головой.
Я ощутила его согласие, и его облегчение сделалось ещё сильнее.
— Элли, — позвал он.
Я почувствовала, что ему хочется сказать больше, но опять-таки он остановился.
Я наблюдала, как он старается взять под контроль свой свет. Почему-то это снова напомнило мне нашу первую ночь вместе в той хижине — то есть, первый раз, когда мы занимались сексом, и Ревик всё ещё не был уверен в том, как я его воспринимаю. Он так боялся сказать что-то не то, напугать меня.
Однако я частично уже ощущала это.
Достаточно, чтобы во мне тоже зародилась ревность.
Я была не первой его девушкой, которая задавала ему такой вопрос или возбуждалась от мысли о наблюдении за Ревиком с другими людьми. Пожалуй, я даже не была третьей, четвертой… или десятой девушкой, с которой у него состоялся подобный разговор в той или иной вариации.
— Не девушка, — сказал Ревик, противясь моему свету и стараясь контролировать свой тон. — Жена. Ты моя жена, Элли. Ты не моя подружка, бл*дь…
Я посмотрела на него, встретившись с ним взглядом, но не ответила.
Я почувствовала, как его боль усилилась, когда я слезла с него и встала над ним на постели, по-прежнему всматриваясь в его лицо и наблюдая, как его грудь поднимается и опускается от сбивчивого дыхания. Ревик прикрыл глаза на несколько секунд, но его взгляд вновь сделался хищным, отчасти даже раздражённым, пока он наблюдал, как я смотрю на него. Его чёрные волосы торчали дыбом, тонкие губы поджались, пока он изучал моё лицо.
Чёрт. Он дьявольски сексуален.
Я действительно понимала, что он имел в виду, когда говорил, что одновременно любит и ненавидит эту свою черту.
Глядя на него, легко было представить, как его видели остальные — как некоторые из них по-прежнему воспринимали его. Как его видел Даледжем. Я осознала, что хотела узнать побольше об этом, но в то же время не желала знать ничего. И всё же я невольно ощущала, что возможно, нам пора погрузиться во всё это, с обеих сторон, хотя бы чтобы наконец-то со всем покончить.
Пока он смотрел на меня своими бесцветными, похожими на стекло глазами и пытался контролировать себя, я чувствовала лишь боль, распалявшую его грудь. Я почти полностью сняла с него брюки, и глядя на него теперь, испытала внезапное желание приковать его наручниками к кровати… только по-настоящему, по рукам и ногам.
Может, начать с того, что несколько часов посвятить работе над его загонами о том, как я делаю минет с тех пор, как вернулась из Китая… а потом ещё несколько часов убеждать его, что он должен быть честным со мной, иначе я сделаю его жизнь поистине невыносимой до тех пор, пока он не будет со мной честен.
Может, он даже услышал меня, потому что я почувствовала, как его боль усилилась.
Он опять прерывисто вздохнул, наблюдая за мной.
Я была небезосновательно уверена, что он также читал меня, поскольку мой свет так тесно переплетался с ним.
— Элисон, — произнёс Ревик, пока его боль спиралями ударяла по мне. — Нам сейчас нужно навестить Лили. Пожалуйста. Пожалуйста… Я хочу сделать это сейчас.
Почувствовав, как я напряглась, осознав его слова, он со слезами на глазах встретился со мной взглядом.
Он отвернулся ровно настолько, чтобы вытереть лицо основанием ладони, и только тогда я осознала, что освободила его свет, давая пошевелиться.
Наверное, потому что он упомянул нашу дочь.
И вообще-то, это довольно подлая уловка, если так подумать.
Я уже собиралась спрыгнуть с кровати, но Ревик схватил меня за лодыжку, остановив. Сжав ладонью кость, он сделал свой свет покорным.
— Это не уловка, — сказал он, и его голос зазвучал более низко, сипло. — Я хочу навестить Лили. А потом я хочу, чтобы ты вернулась сюда со мной, — он положил голову на подушку, открывая свой свет. Его глаза ни на секунду не отрывались от моих. — Затем я хочу, чтобы ты осталась здесь со мной на какое-то время.
Мягко прищёлкнув языком, я невесело улыбнулась ему.
— На какое-то время? — переспросила я. — И сколько же это, Ревик?
Он не улыбнулся в ответ.
— До тех пор, пока нам не придётся уйти, — ответил он.
Когда я не ответила сразу же, он показал неопределённый жест свободной рукой, затем позволил ей упасть на кровать. Его лицо оставалось таким же безвыразительным, как и глаза.
— Я хочу заниматься любовью, — сказал он. — …Я хочу трахаться. Я хочу очень долго трахаться и заниматься любовью, Элли, — его пальцы сжались, крепче стиснув мою лодыжку, когда из моего света выплеснулась боль. — Я позволю тебе сделать всё, что ты захочешь. Ты можешь сказать мне что угодно, просить меня о чём угодно. Но прямо сейчас я испытываю очень сильное собственничество и паранойю… и угрозу. Честно говоря, эти чувства намного сильнее, чем я готов показывать, по крайней мере, в данный момент. Может, потом, когда мы побудем друг в друге какое-то время.
Сглотнув, он встретился со мной взглядом.
— Я обещал Лили. Я обещал, что приведу тебя к ней, — сказал он.
В этот раз его слова ударили меня в грудь, вызвав другую боль. Перед глазами всё размылось, и я лишь кивнула, посмотрев на него.
— Ладно, — сказала я.
— Так что, если мы уходим, то я хочу уйти сейчас, — сказал он, всматриваясь в моё лицо. — А потом я хочу вернуться.
— Ладно, — сказала я, снова кивая.
Ревик по-прежнему носил свою маску разведчика, когда я посмотрела на него.
Но он прямо смотрел на меня, и в этот раз я смогла заглянуть за его щиты. Я чувствовала его свет достаточно, чтобы понимать — он открыт намного сильнее, чем притворяется. Покорность вовсе не была фальшью или попыткой угодить мне. За маской, за теми частями, которые он до сих пор боялся мне показывать, за горем, которое я в нём ощущала, за тем чувством лишённости, страхом моего ухода, облегчением из-за того, что я вернулась… я каким-то образом видела его.
Возможно, я видела его как никогда ясно.
И я осознала, что дело не только в нём.
Даже учитывая всё остальное, я чувствовала себя… иначе.
Не знаю, что значило это отличие. Не знаю, что Ревик ощущал от меня, как я выглядела внешне в его глазах.
— Элли, — позвал он, когда я так ничего и не сказала. — Не думаю, что смогу справиться, если ты до тех пор будешь находиться в чьём-то присутствии. Только Лили… а потом только я, — он прочистил горло, по-прежнему поддерживая маску разведчика. — Ладно?
Я подумала и над этими словами тоже.
Затем медленно кивнула.
— Да, — сказала я. — Да, Ревик. Договорились.
Глава 40
Новый взгляд
В этот раз покидать резервуар было странно.
В отличие от предыдущего раза, когда я едва могла осмыслить, кто следил за станцией охраны, сейчас я остро осознавала, что все они пялятся на нас двоих и в особенности на меня.
Большая часть того, что я чувствовала в этих взглядах, ощущалась как смесь беспокойства с любопытством. Я наблюдала, как они смотрят на нас, на то, как Ревик держит мою руку, вклиниваясь между мной и остальными.
Они никак не могли не заметить этого, учитывая всё происходящее.
Он также закрывал мой свет щитами.
И это не было небрежное закрытие, делающееся из собственнических побуждений или просто для того, чтобы создать некоторое расстояние между мной и другими видящими в непосредственной близости. Ревик уже делал такое ранее, но в последнее время я за ним подобного не замечала. Если честно, я не помню, чтобы он делал такое с тех пор, как произошла вся эта история с Касс.
В любом случае, в этот раз всё ощущалось иначе.
В этот раз он практически полностью заблокировал мой aleimi от конструкции. Он вообще не хотел, чтобы к моему свету приближался кто-либо, помимо него.
Когда Ниила подошла слишком близко, поскольку мы стояли в нескольких ярдах от станции охраны, Ревик оттолкнул её своим светом.
Он сделал это ещё грубее, когда свет Деклана осмелился подобраться ближе.
Я видела, как эти двое переглянулись. Судя по их лицам, я почти ожидала, что они станут это оспаривать, озвучат какой-то протокол безопасности, требующий от них оценить мой свет, невзирая на вмешательство моего супруга, кем бы он ни был.
Ниила в особенности настороженно наблюдала за Ревиком.
Я видела, что Деклан тоже присматривался к нему, пусть и более украдкой, и я также подслушала, как он через конструкцию говорит Джорагу оставаться в заднем помещении — это показалось мне мудрым решением, учитывая нынешнее настроение Ревика. Я видела, как Деклан несколько раз что-то бормотал себе под нос, и мне показалось, что он говорит с кем-то по коммуникатору.
Я не особо задавалась вопросом, с кем именно.
Я смутно подумала, что это Врег.
Может, Балидор. Или Джон.
Я невольно задумалась, сколько меня ждёт последствий моего срыва и фактического выпадения из жизни на почти полных три дня. Я гадала, какие истории люди рассказывали друг другу, чтобы объяснить это.
Насколько я понимала на данный момент, эти истории не очень-то положительно описывали роль Ревика во всём этом.
Я понятия не имела, как они воспринимали моё поведение.
Казалось, что им потребовалось абсурдно много времени, чтобы открыть дверь в ту часть резервуара, которая принадлежала Лили. Я лишь вполуха слушала, как они рассказывают Ревику об изменениях в протоколах, напоминают, что нам нельзя оставаться там дольше, чем на два часа, что нам нельзя там спать или пытаться активно связаться с верхними структурами в свете Лили…
Я слушала это лишь вполуха.
Однако эта нотация раздражала меня сильнее обычного. Особенно часть о том, что я не должна слишком приближаться к свету моей дочери.
Ревик, похоже, слушал ещё меньше, чем я, но я понимала, что у него в голове вертятся другие вещи, и не все они касаются Лили. Он заслонил свой свет крепкими щитами вдобавок к защите моего света. Похоже, он даже в некоторой степени закрывался от меня.
Я вообще больше не чувствовала в нём никакой боли.
В итоге они наконец-то открыли эту чёртову дверь.