«Не люблю… Вы говорите это так, будто я совершил преступление».
Да, он не любил музыку, но мало того, что он не отрицал этого, он не пытался уверить, будто полюбит музыку только для того, чтобы угодить ей. Клиффорд любил музыку и обожал танцевать с ней, но терпеть не мог, когда она начинала музицировать, утверждая, что она в такие минуты забывает о его существовании. Клэр порой казалось, что ее действительно поглощала мелодия настолько, что она забывает обо всем на свете. Но теперь… теперь нечто теплое наполняло все ее существо всякий раз, когда она думала о музыке. И это благодаря человеку, который не любил музыку.
Как такое возможно?
Тишину прервал щелчок замка, а затем в комнату вошла маркиза. Она стояла у порога, словно не решалась войти, и не отпускала ручку, пока не остановила взгляд на Клэр.
— Дорогая?
Клэр подняла голову от книги и улыбнулась, увидеть мать.
— Мама? Что-то случилось?
Прижав свободную руку к груди, маркиза заговорила тихим голосом, при этом выглядела необычайно взволнованной и несобранной.
— Клэр, милая, к тебе пришли.
Слова и поведение матери удивили ее. Закрыв книгу, Клэр выпрямилась на диване и нахмурилась, перестав улыбаться.
— Ко мне пришли? В такую погоду? Но кто?
— Тебя хочет видеть старший сын маркиза Ричмонда.
На этот раз слова матери окончательно сбили ее с толку. Ощущая странную тревогу, она отложила книгу и медленно встала с дивана, не замечая пристальных взглядов сестер.
— Эрик?
Маркиза внезапно улыбнулась.
— Да. — Она взглянула на младших дочерей и быстро добавила: — Он хочет поговорить с тобой наедине. Так что, девочки, идемте со мной.
— Но!.. — У Клэр было такое ощущение, будто ее сбили с ног, и она падает. Так стремительно, что закружилась голова. Сердце стучало так громко, что она ничего не слышала. Лишь только оглушительные слова матери. «Наедине»! — С какой стати ему видеться со мной наедине?.. — Когда она увидела, как подчинившись, сестры покидают гостиную, Клэр ощутила настоящую панику. — Мама, девочки, немедленно остановитесь! Куда вы? Что происходит?
Маркиза заправила прядь светло-каштановых волос за ухо и так же быстро ответила:
— Он в коридоре, Клэр. Я пошлю его к тебе.
— Но, мама! Постой!.. Ради Бога, что всё это?!..
Ее как будто не слышали. И когда маркиза исчезла за дверью, за ней выросла совсем другая более внушительная фигура.
Клэр не ждала его. Не ожидала увидеть в столь мрачный и дождливый день. И не предполагала, что он может приехать к ним. К ней! Чтобы поговорить… Но о чем?
У нее замерло сердце, когда его серо-голубые глаза остановились на ней. Такой приветливый, такой теплый и добрый взгляд, но в то же время решительный и открытый. Который мог быть только у человека, испросившего позволение поговорить с ней наедине. Клэр вдруг поняла, что происходит нечто неправильное. И когда заметила, как он закрыл дверь, (закрыл тогда, когда этого нельзя было делать наедине с незамужней девушкой!), самые дурные предчувствия охватили ее, заставив замереть от настоящего ужаса.
— Леди Клэр, — заговорил он тихим, глубоким голосом, который когда-то ей нравился. Но теперь Клэр всем сердцем взмолилась о том, чтобы он замолчал. Только он не собирался молчать. Чуть склонив голову на бок, Эрик улыбнулся ей той несмелой, но искренней улыбкой, от которой прежде сердце щемило в груди, и так же тихо спросил: — Как вы поживаете?
«Боже, прошу тебя, пусть он замолчит! Пусть ничего не говорит!»
Ей было трудно дышать, невероятно тяжело стоять на ватных ногах. Клэр сделала глубокий вдох, чтобы взять себя в руки и едва слышно молвила:
— Почему вы пришли?
Улыбка сбежала с его лица. Он выпрямился и завел руки за спину привычным жестом. Волосы его были аккуратно зачесаны на правый бок, но несколько прядей все равно падали на широкий лоб, делая его более земным. Дождь не тронул его волосы, вероятно потому, что он был в шляпе, которую снял еще в прихожей, но капельки дождя были видны на его черном сюртуке и даже на накрахмаленном белом шейном платке.
— Я хотел вас увидеть.
Внезапно Клэр поняла, что ей больше не нравится его открытость, его искренность. Она хотела, чтобы он развернулся и вышел из гостиной сию же секунду, чтобы былое спокойствие снова снизошло на нее. Чтобы все стало как прежде.
— Зачем?
— Я хочу вам кое-что скатать.
«Боже! О Боже! Не нужно! О, прошу тебя, не нужно!»
Едва дыша, Клэр прижала руку к груди, прямо туда, где в немом ожидании замерло ее сердце.
— Поверьте… вам… вам не нужно ничего говорить мне.
Он оглядел комнату и к ее полному ужасу заметил небольшую вазу с цветами, стоявшими на столе в углу рядом с ее фортепьяно.
— Не думал, что ландыши сохранятся так надолго.
Клэр внезапно ощутила почти невыносимое желание закричать.
— Эрик, что вы?..
Он вновь перевел на нее свой пристальный взгляд и мягко оборвал ее:
— Клэр, я хочу попросить вас стать моей женой.
Клэр и до этого не могла шевелиться и дышать, а теперь и вовсе застыла, как статуя, будто пораженная громом. Это было… Она не знала, как описать все то, что происходило сейчас. То, что происходило сейчас, было неправильно, ужасно! Просто невыносимо кошмарно. Боже, он ведь нравился ей, очень нравился, и она думала, что они стали друзьями! Ничего более. Но возможно ли, чтобы своей открытостью и дружелюбием она заставила его поверить, на малейшую секунду допустить, будто?..
— Но… это… это… — лепетала она, почти задыхаясь.
Эрик заметил ее резкую перемену и внезапную бледность. Глаза его обеспокоенно прищурились.
— Я уже говорил с вашим отцом, и он дал мне свое согласие.
На этот раз Клэр показалось, что разряд молнии ударил прямо в нее.
— Что?
Она должна была проснуться. Во что бы то ни стало проснуться от этого кошмара!
— Он дал мне свое согласие, но я хочу, чтобы вы сами ответили мне, Клэр. Я хочу, чтобы вы стали моей женой и разделили эту жизнь со мной. Вы позволите мне это сделать?
— Это… — Клэр боялась, что если придет в себя, она сойдет с ума от ужаса. — Это невозможно!
Лицо Эрика застыло. Он медленно опустил руки, но не сдвинулся с места.
— Невозможно? — повторил он так, будто никогда не слышал этого слова. — Почему?
Потому что у нее был Клиффорд! Потому что она до смерти соскучилась по нему. Ждала от него весточки всю эту мучительную, долгую неделю, и пока его не было, она пыталась уверить себя в том, что сможет прожить эти пустые дни без него. И что в итоге произошло?
— Я люблю другого.
Если до этого Клэр полагала, что молния ударила по ней, теперь она могла увидеть, как она бьет в стоящего перед ней человека. Лицо Эрика побледнело. Глаза потемнели. Он не шевелился какое-то время, а затем снова завел руки за спину и посмотрел на нее.
— Я не отказываюсь от своих слов, — наконец, заговорил он голосом, лишенном прежней теплоты.
У нее дрожали колени от силы его взгляда.
— А я не могу принять ваши слова.
Взгляд его стал почти непроницаемым, но он продолжал так же неумолимо смотреть на нее. Так пристально, что Клэр пожелала бы прикрыться от него.
— Вы связаны обещанием с другим?
— Нет, но это не меняет…
— Я не отказываюсь от своих слов!
Его решительность подействовала на Клэр отрезвляющее. Сковавшее оцепенение медленно отступило, заставляя Клэр ощутить весь ужас того, что на самом деле происходило. Что продолжало происходить. То, что ей нужно было остановить. Предотвратить. Немедленно.
— Я не могу… — прошептала она, находясь на грани.
Эрик шагнул к ней. Глаза его вновь потеплели, и он сказал тем самым бархатистым голосом, от которого мурашки забегали по спине и рукам.
— Я найду тысячу способов сделать вас счастливой.
За короткое время знакомства она прониклась к нему глубокой симпатией, чего не испытывала прежде ни к кому. Ей было не просто приятно находиться в его обществе. Она доверила ему почти все свои тайны и сокровенные помысли, которыми не делилась ни с кем. Но его предложение вывело ее из некоего странного состояния, в котором она пребывала с момента встречи с ним. Состояние, в котором она позабыла обо всем, даже о Клиффорде, и допустила такую ужасную ошибку, заставив Эрика поверить в то, что между ними есть… может быть что-то большее.
И то, что он говорил сейчас… Это было так на него похоже, но так ужасно, что ей хотелось рыдать. Едва сдерживая себя, она сделала шаг назад и сказала почти убитым голосом:
— Эрик, это невозможно. Я не могу принять ваше предложение.
«Ради Бога, не порть всё то хорошее, что мы разделили за время нашего знакомства!»
Ей было горько от сознания того, что их дружбе действительно пришел конец. Он не сделал ей ничего плохого, он позволил ей провести с ним удивительные мгновения, которые, она была уверена, никогда не забудет. Не забудет того, кто с такой легкостью мог назвать любую дату в истории, кто пожелал подарить ей ее любимые ландыши на память о прогулке, кто не стыдился того, что не знал Бетховена. У нее было такое ощущение, будто что-то очень важное отрывают от нее. Клэр понимала, что они больше никогда не смогут увидеться, и все же ей было больно от того, что он совсем скоро исчезнет из ее жизни.
Словно бы не понимая, в какой агонии она пребывает, Эрик продолжил своим бархатистым голосом, усиливая ее отчаяние.
— Я знаю, что у вас на большом пальце правой руки есть шрам. Я знаю, что в детстве вы любили лазить по деревьям, знаю, что в чай кладете две ложки сахара, знаю, что любите ландыши, любите свою кашемировую шаль, без которой никуда не выходите. Знаю, как сильно вы преданы музыке, и мне это нравится, нравится, как вы ловите каждую ноту, где бы они ни были. Я знаю, как шампанское действует на вас, и знаю, что мне этого было достаточно, чтобы захотеть видеть вас своей женой.
У Клэр было такое ощущение, будто ее обокрали.
— Но мне этого недостаточно! — в панике воскликнула она, понимая, что земля на самом деле уходит у нее из-под ног. — Я ведь совсем… вас не… — Она могла бы сказать, что не знает его, но она всё же знала его. — Эрик, — молвила она почти в отчаянии, — этого недостаточно… этого мне недостаточно!
Они знали друг друга всего несколько дней. Ей этого было недостаточно для того, чтобы согласиться связать свою судьбу с другим. Кроме того, был Клиффорд…
Эрик остановился в двух шагах от нее и смотрел на нее долго, задумчиво, будто пытался услышать ее мысли. Пытался понять, что она говорит, но не мог услышать. Глаза его потемнели и на этот раз стали такими темными, будто в них поселился весь ночной мрак. Что-то нехорошее исказило его лицо. Боже, подумала Клэр, в ужасе от того, что видела. Она не хотела ранить его после всего, что они разделили друг с другом. И все же, у нее не было выбора. Она не представляла, как еще уговорить его остановиться.
Но он упрямо шел к поставленной цели.
— Ваш отец дал свое согласие.
Его голос рассек густой воздух, словно лезвие ножа. Клэр вздрогнула и только тут поняла, что он не собирается принять ее отказ.
Господи!
— Вы не понимаете? Эрик, я люблю другого. Всем сердцем люблю. — Клэр никогда бы не подумала, что ей придется кому-то рассказывать о своей любви к Клиффорду, описывать свои чувства, особенно такому человеку, как Эрик. Но теперь, кроме как достучаться до него, дозваться до его рассудка, ей больше ничего не оставалось. — Уверена, мой отец…
— Он уже дал свое согласие, — произнес он голосом, наполненным почти таким же отчаянием, какое звучало в голосе Клэр, но она это не заметила. — И я не возьму свои слова обратно.
Он действительно не собирался отступать. Он не принял ее признания о том, что она любит другого. Он проигнорировал это, стремясь жениться на той, которая любила другого. Не понимая, что делает, Клэр ухватилась за его руку выше локтя обеими руками.
— Эрик, прошу вас… Уходите. Мы не сможем больше с вами видеться.
Эрик вздрогнул в то же мгновение, когда она коснулась его. Внезапно лицо его потемнело, глаза сузились, и он сказал каким-то пугающе тихим, хриплым, шершавым голосом, полным такой боли, что Клэр охватил почти непередаваемый ужас.
— Вы — единственная женщина на свете, на которой я смогу жениться.
Это было похоже на признание умирающего человека. Которое не слышал никто. Такой сдержанный, такой рассудительный, он все же сказал то, что заставило Клэр буквально окаменеть. Она отпустила его, будто обжегшись. Потому что слова его были полны такого сакрального значения, смысл которых она не хотела знать. В серо-голубых глазах отражалась почти та же боль, которая прозвучала в его голосе. Она не хотела, Боже, на самом деле не хотела причинять ему боль, но он делал все, чтобы не оставить ей выбора.
— Прошу тебя, Эрик… Я люблю другого, — вновь повторила она, не представляя, как еще возможно донести до него свой отказ.
Свои желания. Свои мечты… И почему-то в это самое мгновение, будто бы насмехаясь над ней, почти сумасшедшая мысль пришла ей в голову:
«Я ведь даже не целовала тебя!»
Как можно было думать об этом сейчас?
Эрик не произнес больше ни единого слова. Сделав глубокий вдох, он развернулся и быстро покинул комнату.
Клэр покачнулась, дрожа с ног до головы. Она не могла допустить, чтобы произошло то, о чем говорил, просил Эрик. Зачем он это сделал? Они ведь были знакомы всего три дня! Порой этого недостаточно даже для крепкой дружбы, не говоря уже о том, чтобы жениться. По какой-то необъяснимой причине она прониклась к нему даже большим, чем дружба, он завоевал ее доверие, даже не приложив для этого особых усилий, и расположил к себе так, что она почему-то стала рассказывать ему то, о чем не говорила ни одной живой душе. И это стало ее ошибкой. Но о свадьбе не могло быть и речи. Он сошел с ума, если считал, что она согласиться выйти за него замуж!
У нее был Клиффорд! Она любила его с той первой минуты, когда увидела его. И продолжала любить, даже когда он уехал. Особенно когда он уехал. Она не могла стать женой другого. Это было… С тех пор, как в ее жизни появился Клиффорд, она даже не допускала подобной мысли. Она не собиралась принимать предложения других. И никогда не давала повода другим думать, считать, будто она поощряет их! И лишь только однажды поддалась сиюминутным чувствам, когда пригласила Эрика на музыкальный вечер своего дяди…
Это было сумасшествием!
Прижав руку ко лбу, Клэр старалась дышать, чтобы не задохнуться. Ей нужно было подумать! Решить, как быть дальше. Что ей делать?
Оглушительную тишину прервал звон напольных часов, которые стояли в кабинете отца.
Отец!
Ну, конечно! Ей следовало немедленно поговорить с ним. Объяснить ему все то, что произошло. Он поймет, уверяла себя Клэр, почти стремглав мчась в его кабинет, который находился в противоположной стороне от гостиной. Он всегда понимал ее. Только отец поощрял ее, когда она увлеклась музыкой, и всегда поддерживал в ней любовь к этому занятию. Клэр обожала отца и была уверена, что и сейчас он поддержит ее. И обязательно поговорит с Эриком. Да, они больше не смогут увидеться, как бы тяжело ей не было думать об этом, но для нее никого важнее Клиффорда просто не было.
Распахнув двери, она вошла в кабинет и, едва дыша, сказала:
— Это невозможно!
Маркиз перебирал какие-то бумаги, стоя у своего большого стола из массива дуба. Подняв голову и заметив невероятно бледную дочь, он отложил бумаги и широкими шагами направился к ней.
— Клэр? Что с тобой? Что произошло?
— Папа, это невозможно, — простонала она и к полному своему стыду расплакалась, не в силах больше сдержаться. Клэр была уверена, что если сейчас прижмется к отцовской груди и закроет глаза, абсолютно всё встанет на свои места.
Маркиз притянул дочь к себе и крепко обнял.
— Милая моя, успокойся, — прошептал он, проведя рукой по ее волосам. — Что случилось? Кто тебя обидел?
— Я… — Она все никак не могла говорить, потому что ее душили рыдания. — Папа…
— Все хорошо, — говорил он, обнимая ее до тех пор, пока Клэр не успокоилась. А когда это произошло, он отстранил ее от себя и, приподняв ее лицо к себе за подбородок, обеспокоенно взглянул на нее. — Что произошло?
— Эрик… он приходил ко мне.
Глаза его сияли невероятной теплотой и пониманием.