– Ты что, ничего не помнишь? – удивляется она.
– Я помню… в замок моего отца явилась контесса Аль…Альбина и какие-то мужчины… потом они связали меня, алый платок… Я умерла!
– Нет. Ты просто потеряла сознание от паров эфира.
– Эфир? Что это за гадость?
– Такой вонючий воздух. Вдыхаешь его – и теряешь сознание. И тебя могут увезти куда угодно и сделать с тобой что угодно, силы твои пропадают.
– Значит, меня увезли из кастелло…
– Да уж наверняка. Мы с другими девочками видели, как тебя привезли в схолу Санта-Барбарелла. А потом тебя вместе с нами посадили на корабль.
– С кем – с вами?
Она усмехается.
– С девочками плохого поведения. Нас на корабле везут в исправительный замок, Кастелло-дель-Мизерикордиа.
– Мизерикордиа… Милосердие…
– Чего-чего, а уж милосердия в этом замке точно не будет, я-то знаю. Девочки со старших корсо говорили, что лучше умереть, чем попасть в Кастелло-дель Мизерикордиа. Но как ты хорошо ни учись, как ни веди себя благопристойно, всё равно найдется причина, по которой тебя отвезут на остров Инкубо.
– Инкубо… Значит, кошмар.
– Да. Говорят, на этом острове все кошмары воплощаются. И на острове тебе придется помучиться, прежде чем придет смерть.
– Ты так уверенно говоришь… Как будто уже была там.
– Была, – спокойно сказала девочка. – Целый год, но мне он показался вечностью. Потом меня вернули в схолу, а теперь вот, снова сюда…
– За что тебя взяли? Ты плохо себя вела?
– Обыкновенно. Не лучше и не хуже других девочек. Просто моему опекуну снова надоело платить деньги за мое пребывание в схоле. Родителей-то у меня нет: мать умерла, когда меня рожала, а отец – двумя годами позже, от черной лихорадки…
– Сколько же тебе лет?
– Шесть. А тебе?
– Тоже.
– Ты совсем малявка. Такая худая и маленькая! Помяни мое слово – ты умрешь в первые полгода пребывания в на острове.
– Почему?
– Кормежка дрянь, холодно, сыро, могут укусить крысы – тогда плоть начинает заживо гнить и отваливаться кусками, и так – пока не сгниет сердце и легкие.
– Это правда? – ужаснулась я.
– А чего мне врать? – хмыкнула девочка. – Тебя как зовут?
– Норма.
– Меня – Белла. Только не похожа я на красавицу.
– Ты высокого рода?
– О да, выше не бывает! – снова хмыкнула Белла. – Мой отец был первым при дворе его величества. А толку! Это не спасло его от лихорадки, а меня – от Кастелло-дель-Мизерикордиа. Опекун забрал все земли и богатства, я ведь не являлась наследницей, отец не успел составить на мое имя завещание. Да и вообще, к девочкам так относятся…
– Как?
– Разве непонятно? Глупая ты какая-то. Когда рождается мальчик, особенно у высокородных, ему сразу отводят самую роскошную комнату дворца, назначают лучших кормилиц и менторов. По жизни его сопровождает богатство и почитание, его любят и ценят. С девочками не так. Они не нужны. Даже богачам. Ведь девочке надо готовить приданое, искать мужа… Мой отец, например, никогда меня не видел.
– Мой, наверное, тоже…
– Ну вот. Конечно, будь мы регинами, относились бы к нам по-иному, а раз нет – ждать хорошего нечего. Эх, жрать хочется! А до обеда еще два часа!
– Откуда ты знаешь? – изумилась я.
– У меня такой дар. Я всегда знаю, который час, сколько раз себя на этом проверяла. Только никому не говори.
– Почему?
– Считается, что ты колдунья, если у тебя есть какой-то дар, которого нет у остальных людей. А колдуний боятся и ненавидят, стараются поскорее от них избавиться.
– А как это – колдунья?
– Ну, это женщина или девочка, которая может управлять природой, как Спящий. Летать. Читать мысли других людей. Предвидеть будущее, воспламенять взглядом какие-нибудь вещи.
– Но это же здорово!
– Ха! Считается, что такие способности даны злыми духами, чтобы соблазнять и пугать людей. Колдуний живьем сжигают на кострах.
– Ой!
– Что, напугала тебя?! Смотри, не проболтайся, не то меня сожгут! А теперь поспи сама и дай поспать мне.
– Я очень хочу пить.
– Посвети фонарем вон туда. Увидишь стол, на нем – кувшин и кружки. Вода отдает тухлинкой, но если хочешь пить, и такую выпьешь. Всё, не мешай мне. Спать хочу.
С этими словами она улеглась на койку и накрыла свое лицо куском грязной тафты. А я посветила фонарем в указанном направлении и действительно обнаружила стол из грубо сколоченных досок, Рядом стояли два стула. Я поставила фонарь на стол, налила себе из кувшина воды. Она действительно мерзко пахла, но я так хотела пить, что переборола отвращение и выпила. В животе противно заурчало. Вообще-то и мне есть хочется. Интересно, что будет на обед? Я бы сейчас съела творожный пирог, или булок с маком, или тушеную утку со сливами, или… Ой, нет, надо прекращать такие мысли, а то уже весь рот полон слюны, она сейчас начнет капать мне на колени!
Я решила сменить направление своих раздумий. Белла сказала, что мы плывем на корабле. Интересно, какой он? Как выглядит?.. Что будет со мной? Я стиснула зубы. Не реветь! Вот что, надо выбраться на палубу и оглядеть корабль. Что толку сидеть в этой комнатушке и страдать от качки? Так хочется глотка свежего воздуха!
Я повесила фонарь на крюк, потолклась по каюте и наконец, нашла трап и дверь, ведущую наружу, она была почти под самым потолком. Поскольку Белла уже храпела, я не стала приглашать ее в это путешествие.
Выбравшись наружу, я по инерции сделала несколько шагов вперед, а потом замерла, как вкопанная.
Корабль был огромен. Его палуба была, как поле, основания мачт напоминали цельные стволы деревьев, слышался жуткий вой – это ветер свистел в парусах. Я задрала вверх голову – мачты терялись в переплетении бегучего такелажа. И протыкали собой облака.
Погода была мрачной. Ветер гнал сизые толстые тучи, было холодно, так, что я продрогла и уже подумывала вернуться в каюту. Но так хочется всё осмотреть! Я осторожно двинулась вперед, поминутно оглядываясь – я боялась, что не смогу отличить дверь своей каюты от ряда таких же серо-грязных деревянных дверей. Но потом страх прошел. Я шла по палубе, покачиваясь и широко расставляя ноги, и осматривалась. Корабль явно знавал лучшие времена. Планшири разрисованы растительным узором, правда, изрядно потускневшим, по фальшборту вилась резьба…
Вдруг кто-то гулко кашлянул у меня за спиной. Я подскочила, как ошпаренная, и оглянулась. Это был здоровенный мужичина в темно-синей сорочке с пышными рукавами, дублете, отороченном мехом, обтягивающих шоссах, кожаных сапогах и темно-красной шерстяной накидке. Он был совершенно лыс, но при этом жутко бородат. Темные глаза сверкали, как гагатовые бусы моей кормилицы. Ах, Ченца, Ченца, как далеко ты теперь от меня! И наверное, мы никогда не увидимся!
Сжавшись, я молча наблюдала за здоровяком. От мужчины можно ожидать всего, причем не лучшего. Сейчас как возьмет, да вышвырнет за борт! Или снасильничает. А потом зарежет, вон у него какой кинжал привешен к бедру! И закончится моя жизнь, так и не начавшись толком. Падать перед ним на колени и умолять о пощаде не буду, умру гордой и несломленной…
– Вышла подышать воздухом, пигалица? – пророкотал густым басом мужлан. – Смелая ты, однако. Шторм шесть баллов, а она прогуливается, вы поглядите! Как тебя зовут?
– Норма, мессире, – пискнула я. Вышло жалобно. Но похоже, он меня не тронет. Ура!
– Какой я тебе мессире! – усмехнулся в бороду он. – Я простой подшкипер и зовут меня Гордони. Паоло Гордони. Небось, есть хочешь?
– Вообще-то, да, – осмелела я. – Не помню, когда ела в последний раз.
– Да уж, не балуют вас, девчонок, – вздохнул подшкипер. – Капитан всё трижды проклял за то, что взял вас на борт. Женщина на корабле – к беде, а уж такие бедолаги, как вы, своими слезами и накликали этот шторм. И похоже, ветер крепчает. На!
Он протянул мне кусок чего-то темно-коричневого и ужасно сухого. Я робко взяла.
– Не бойся, это вяленая говядина. Грызи ее, всё не так будет голодно.
Я кивнула и вцепилась зубами в кусок высохшего мяса. Оно показалось мне самым изысканным лакомством на свете.
– Пойдем, посидим, – предложил мне подшкипер.
Мы сели на бухту каната, я грызла мясо, не в силах от него оторваться, а дон Гордони достал из кармана толстую коричневую палочку и поджег ее с одного конца, а другим концом вставил в себе рот. Палочка принялась дымиться, очень душистым дымом, подшкипер втягивал в рот этот дым, выпускал его через ноздри и, похоже, был весьма доволен таким времяпровождением.
– Как ты попала в общину сестер Святого Терпения? – вдруг спросил он меня.
– В общину? – удивилась я. – Я не…
– Так ты ничего не знаешь? Дуреха… – он втянул и выпустил дым. – Говорят, община сестер Святого Терпения заботится об исправлении испорченных девушек и женщин. На острове Инкубо у них замок – Кастелло-дель-Мизерикордиа… Только я не вижу, чтоб о вас на корабле особо заботились. Ты знаешь, что всем девочкам не разрешается выходить из кают?
– Нет. Но в каюте так затхло и душно! И потом, где здесь… toilette?
– А, гальюн! Туда положено ходить только команде. А у вас в каютах должны быть горшки.
– Хорошо, я вернусь и поищу.
– Бедная ты малявка! Что за роба на тебе! Чайнские кули, которые таскают на спинах мешки с грузом муки и кофе, и те одеты получше! И ты к тому же босая!
– У меня, наверное, украли одежду и обувь, – проговорила я, загоняя в горло слезы вместе с очередным куском говядины. – Меня лишили сознания, а очнулась я уже тут…
– Сволочи! – рыкнул подшкипер. – Такое творить с детьми! Это беззаконие!
– Моя мать, – прошептала я. – Она хотела, чтобы меня забрали в схолу для исправления девочек…
– Чего ж ты такого натворила, раз мать так на тебя разгневалася? Ведь тебя от нактоуза не видно!
– Я… убила мужчину.
– Да ты что? Взрослого мужика?!
– Да.
– Держись крепче! И чем ты его?
– Своим stiletto.
– А по тебе не скажешь, такая маленькая и тихая девочка! За что ты мужика-то? Полез к тебе?
– Почти.
И я пересказала подшкиперу свою историю.
– Да уж, дела, – проговорил он, покачивая головой, когда я закончила. – Может, для тебя и лучше, что ты попадешь на остров Инкубо. Зато ты избежала тюрьмы и мучительной казни.
– Наверное, – протянула я.
И тут на палубе появился новый человек.
Да, забыла сказать, разумеется, на палубе было полно матросов – как-никак, шторм. Но всякий из них так был занят своим делом, что не обращал на меня никакого внимания. Видимо, у подшкипера просто выдалась свободная минутка.
Так вот, о новом человеке. Это была высокая, сухопарая дама, одетая в глухое черное платье и такой же черный плащ. Лицо ее напоминало мраморную маску, и только глаза горели жутковатым изумрудным светом.
– О мамма миа! – прошептал подшкипер. – Беда, девочка.
Неужели эта дама – капитан корабля и сейчас накажет дона Гордони за то, что он не занят делом, а болтает со мной?!
Но всё оказалось гораздо хуже.
Дама остановилась напротив меня и рявкнула:
– Немедленно встать, дерзкая девчонка!
Я вскочила и сжалась. Мне показалось, что она меня не просто ударит, а сделает еще что-нибудь мерзкое, например, отгрызет мне палец.
Дама оскалилась, показывая жуткие острые зубы. Глаза светились, как два фонаря. Да человек ли она?! Может быть, она – зло й дух?
Она приблизилась ко мне вплотную и костлявыми пальцами впилась в мое плечо:
– Как ты посмела покинуть свою каюту? Это запрещено!
– Я…я…
– Девочка просто захотела подышать свежим воздухом, – вступился за меня подшкипер. – Не наказывайте ее, сорелла.
– Благодарю вас за совет, сударь, но позвольте мне заниматься моим делом, раз уж вы не занимаетесь вашим. Боюсь ошибиться, но ведь именно вам поручено вывести корабль из шторма? – уничтожающе проговорила дама.
– У-у, сука, – пробормотал дон Гордони и встал. Подмигнул мне и пошел гонять матросов.
Он пытался выручить меня, но у него не вышло. И я не осуждаю его за это.
– Ваше имя, дрянь, – процедила дама.
– Норма Азиттизи, – сказала я и во мне взыграла фамильная гордость. – Не смейте называть меня так! Я дочь кавальери! Извольте именовать меня доминикой.
Она сняла руку с моего плеча.
Только для того, чтобы закатить мне такую пощечину, что я свалилась, как подкошенная. Во рту стало солоно от крови. Она мне зуб выбила!
Я выплюнула зуб и тут же скорчилась от нового приступа жуткой боли – она ударила меня ногой в живот.
– Как дышится воздухом? – насмешливо поинтересовалась она. – Встать, быдло. Иначе я еще раз ударю. Я могу бить вас столько, сколько мне угодно и как угодно. Я могу даже убить вас и не потерплю за это наказания! Забудьте, что вы были дочерью кавальери. Отныне вы подопечная общины сестер Святого Терпения. Вы хотите что-то сказать?
– Не бейте меня, – прошептала я. Надо мной всё кружилось в алой пелене боли.
– Встать, – повторила она.
Я кое-как встала.
– Не проводить ли вас до каюты, доминика? – о, эта мерзкая усмешка, делающая ее похожей на хохочущий череп!
– Я дойду, благодарю вас…
– В таком случае, поторопитесь. Вам еще надо отдохнуть перед обедом.
Я доплелась до каюты, открыла дверь, кое-как спустилась по ступенькам и без сил рухнула на койку вниз лицом. Подушка пахла рвотой. Я перевернулась на спину и заплакала. Чего мне ждать от этой проклятой жизни? Сколько еще мучений выпадет на мою долю?!
Я плакала, слезы катились по щекам и попадали в уши. Скоро у меня будут полны уши слез и я оглохну. Ну и пусть!
– Эй! – послышалось с соседней койки. – Норма, ты чего ревешь?
– Я вышла из каюты, и меня заметила какая-то жуткая фемина… Она избила меня!
– Это, наверное, сестра Чечилия. Отвратная баба! Ей поручено перевозить девочек на остров. Конечно, она разозлилась на то, что ты вышла прогуляться. Нам это запрещено! Наверное, боятся, что матросы нас пожалеют и вышвырнут за борт, чтоб мы утопли и не узнали больше никаких мучений.
– Это ужасно, ужасно, ужасно! Почему это случилось со мной? Я ведь только начала жить! Я даже читать и писать не умею толком!
– Думаешь, в жизни это тебе пригодится? В Кастелло-дель-Мизерикордия этому учат, но больше учат, как пресмыкаться, как терпеть боль от бесчисленных побоев, как мыть полы и скоблить отхожие места. Если ты выживешь и сможешь выдержать там семь лет, то тебя, скорее всего, продадут какому-нибудь храму или ордену – они покупают таких девочек, чтобы они просили милостыню или служили мужчинам…
– Как это?
– Ну, если честно, я не знаю.
И тут до меня дошло.
– Семь лет?! Ты сказала, семь лет? О боги!
Ужас преисполнил меня решимости.
– Я убегу.
Белла хихикнула.
– Дура ты, – сказала она. – Оттуда не сбежишь. Думаешь, до тебя никто не пробовал? Их трупы давно расклевали те злобные твари, которые кружат над островом. Тех девчонок повесили, перед тем живьем посадив в железные клетки. Они медленно умирали от жары и холода, от голода и жажды, от укусов летучих тварей…
Я побелела от ужаса.
– Откуда ты знаешь?
– Всех девочек, прибывающих в Кастелло, ведут сначала на площадку, где стоят виселицы, для устрашения. Так что бегут немногие.
– Неужели нет никакого выхода?
– Наверное, есть, – протянула Белла. – Только я его не знаю. Ты поспи. А там и обед скоро.
Она повернулась ко мне спиной и снова захрапела. А я лежала, сотрясаемая дрожью ужаса и отчаяния. Никто не поможет мне! Я умру, умру так скоро!
Я долго плакала, а потом заснула от изнеможения.
Мне приснилась Агора. Во сне она обняла меня нежными руками и прижала к своей груди. Было так тепло и уютно!
– Не грусти, – сказала она. – Не отчаивайся. Тебе будет трудно, но я помогу. Я буду отгонять от тебя зло. Правда, силы мои невелики, но я постараюсь…
Она улыбнулась, и мне показалось, что вокруг стало светлее…
Я проснулась, полная надежд и ужасно голодная. Может, обед уже скоро?