========== This Ain’t a Scene, It’s a God Damn Hearts race ==========
Микеланджело свесился вниз с верхней кровати, с интересом изучая своего соседа. На нижней койке расположился Донателло, направив прикроватный фонарик на журнал “The Machines”. Умник с интересом всматривался в чертежи, представленные на страницах с комментариями и сопроводительными пояснениями к рекомендациям по сборке и эксплуатации. Казалось, данное чтиво было для него интереснее самого хитро закрученного сюжета научно–фантастического романа. Возможно, так и было.
– Эй, Донни, глаза испортишь, – участливо проговорил Весельчак.
– Я натяну тебе их на задницу, если ты не закроешь хавальник прямо сейчас, Майки, – раздалось с соседней койки приглушенное ворчание Рафаэля.
– Пойду поработаю в лабораторию. В самом деле, ложись уже спать, Майки, – бросил Дон, на ходу выключая фонарик.
Расстроенный Микеланджело в итоге так и не уснул.
На следующий день в убежище черепашек…
В комнате с большим количеством телевизоров, собранных в единое целое, удобно устроился Микеланджело, который после утренней тренировки отдыхал за чтением комиксов перед телевизором, по которому фоном шли мультики «Дядя Деда» (к вящему неудовольствию Рафаэля), который слушал криминальные сводки у себя в комнате, колотя боксерский мешок, только бы заглушить раздражающий смех мультяшек. За столом в примыкающей к общей комнате кухне сидела Эйприл. Девушка беседовала с мастером Сплинтером. Они были увлечены обсуждением последней серии «Дикого ангела».
– Скажите, мастер, Леонардо у себя? – как бы между прочим осведомилась девушка.
– Он занят изучением новой дыхательной техники, дорогая. Он должен быть в тренировочной комнате, но я бы категорически не советовал тебе его сейчас отвлекать.
Девушка потупилась.
– Эм… а Донателло?
– Я уже давно понял, что Вам, юная леди, наскучили беседы со старой крысой. Мой сын у себя в компьютерной комнате. Работает, мой мальчик. Не нарадуюсь на него.
Из-за дивана в комнате с телевизорами раздался глубокий вздох.
– Донателло моя гордость, но Микеланджело, определенно, моя радость, – поспешил исправиться Сплинтер.
В комнате звук «Дяди Деды» выкрутили на минимум.
– Сынок украшает серые дни моей старости, не дает мне покрыться плесенью в своих нафталиновых увлечениях. Недавно он открыл для меня хип-хоп, и, ей-богу, я не представляю, как я жил раньше: да Синатра просто щенок в сравнении с Jay-Z!
Из-за дивана послышался удовлетворенный смешок.
Эйприл наскоро поблагодарила мастера Сплинтера за приятную компанию и, преодолев большую комнату, прошла в прилегающий к ней коридор, ведущий в компьютерную комнату
Донателло.
– Тук-тук.
– Открыто, – последовал ответ из-за двери.
Эйприл помахала Умнику рукой и вошла в комнату. Донателло указал Эйприл на свободный стул напротив себя, но девушка предпочла краешек его стола.
– Как дела, дорогой?
Донателло снял цифровые очки и устало улыбнулся девушке.
– Устал. Если честно. Не буду загружать тебя излишними объяснениями. Но помимо всего прочего я работаю сейчас над новым сайтом, хочу запустить «Поддержку потерявшихся юзеров». Мне очень нравится эта идея.
– Командовать людьми или ощущать свое превосходство над юзерами, глупо паникующими из-за синего экрана компьютера?
Донателло удовлетворенно улыбнулся, и эта улыбка преобразила его лицо.
– И то, и другое, пожалуй.
– Как тебе такое: семья мужа моей подруги по колледжу не один десяток лет является патроном Кембриджской олимпиады по компьютерным технологиям. Раз в год они выбирают самый амбициозный проект. Победитель получает пять тысяч долларов стартового капитала, – Эйприл, поймав взгляд Дона, попыталась оправдаться, – Понимаю, деньги небольшие. Однако, – она требовательно посмотрела на Донателло, не дав ему возразить, – личное присутствие там необязательно. Необходимо лишь предоставить свой проект на суд жюри. Решающее слово за патроном, ты понимаешь, к чему я веду?
– Я, кажется, слышал об этом “муже твоей подруги”. Адам Сакс был блестящим выпускником Кембриджа, его фото до сих пор украшает доску почета в главном кампусе. Очевидно, и моё бы украшало, не будь я тем, кто я есть.
Девушка положила руку на плечо друга.
– Не надо, Эйприл. Это лишнее. Я привык. Так, как ты говоришь, подать заявку на участие?
Двумя днями раньше…
Это не Таймс-сквер. Это Бруклин, но и здесь хоть отбавляй и плохих парней, и супергероев в масках.
В здании новой лаборатории еще пахнет свежей краской. Зеркала начищены до блеска, кафельный пол натерт до скрипа.
Из здания выходит красивая женщина в дорогом костюме–двойке. Юбка–карандаш плотно облегает ее стройные ноги. Светлые волосы собраны в высокую прическу сзади. Женщина сжимает в руках папку с копиями отчетов о сегодняшних испытаниях. Эта женщина – наживка. Папка в ее руках – драгоценность. И стоит она дороже, чем новое колье от Tiffany, украшающее шею блондинки. Походка женщины размеренная, но уверенная, каждый шаг ее стройных ножек четкий. За углом ее ждет машина, немного скрытности никогда не помешает.
На соседнем здании сидит человек. Однако человек он лишь на первый взгляд, человеческие его очки и сумка, перекинутая через плечо, его зеленые глаза и пронзительный взгляд. Его руки бугрятся мышцами, но венчает их всего три пальца. Его цель не эта женщина и не папка в ее руках. Его цель – лаборатория и ее главный, сверхчувствительный микроскоп. В сумке Донателло достаточно образцов для изучения, которое, скорее всего, займет всю ночь. Но что-то внезапно заставляет черепашку вздрогнуть. В переулке раздается шум, слышатся звуки возни. Несколько секунд и Донателло уже внизу, готовый вмешаться.
Он видит растрепанные волосы девушки в сером костюме. Видит ее туфли, отброшенные в сторону. Ее голую шею, которую больше не украшает дорогое колье. Видит, как она прижимает к груди единственную драгоценность, за которую можно отдать не только дорогие побрякушки, но и голову. Видит две тени, отбрасываемые некими субъектами в черных пиджаках. Их лица скрываются под черными респираторными масками, их движения резкие и выверенные. Но и Донателло нельзя недооценивать. В ход идет его боевой посох и через минуту тени исчезают. Однако Донателло, пытавшегося последовать их примеру, останавливает тонкая рука.
– Постойте, – говорит женщина сдавленно. Она босая стоит напротив него, сжимая папку правой рукой. У нее на руках накрашены ногти. Донателло смутился.
– Мисс, позвольте мне уйти, прошу Вас.
– Я не могу отпустить Вас, не поблагодарив.
– Я боюсь показаться чересчур самоуверенным, но Вы одна из немногих, спокойно реагирующих на мой внешний вид.
– Когда ты жена микробиолога, тебя уже вряд ли просто удивить. Сигарету?
– Я не курю. Но могу зажечь Вам сигарету.
– Что ж, жаль. Однако, благодарю.
Женщина с достоинством извлекла сигарету из тонкого серебряного портсигара, сжав ее между средним и указательным пальцами. Внезапная вспышка света от зажигалки высветила лицо, у Дона захватило дыхание. Она была прекрасна. Ее черты лица были точно высечены из камня, а выражение холодной отстраненности ее бесцветных светлых глаз делало облик женщины истинно аристократическим. Матовая бледность ее лица, обрамленного светлыми прямыми волосами, не сравнилась бы ни с одной мраморной статуей, ни с одной фарфоровой статуэткой. Эта женщина словно сошла со страниц древних мистических легенд, в которых колдуньи могли обращать в бегство целые города силой одного своего взгляда.
Свет зажигалки погас, дым ее сигареты окутал Донателло, который по инерции поправил очки. На секунду ему стало стыдно за то, как они выглядели. Поцарапанные, перемотанные изолентой. Завтра же закажет себе новые и дело с концом.
Женщина стояла перед ним босая, но держалась с достоинством.
Донателло молча поднял ее туфли, валявшиеся в стороне.
– Что же Вы молчите, юноша?
Дон подал ей туфли. Она приняла сначала левую, затем правую. Она протянула сигарету своему ночному знакомцу. Он принял ее, дымящуюся, из ее рук, пока женщина надевала вторую туфлю.
– Затянитесь, – что–то в голосе этой женщины говорило о том, что она не привыкла к отказам. – Будьте же мужчиной.
– Проявление аутодеструктивного поведения не входит в мои привычки, – с этими словами он протянул ей сигарету.
– И все равно. Вы часто поддаетесь соблазну? По глазам вижу, что нет. У вас чудесные глаза, между прочим, – ответила женщина, с нескрываемым разочарованием приняв сигарету обратно. – Вам часто это говорят?
– Нет. Ни разу не слышал.
Небо было черным, плотным, оно висело низко над двумя собеседниками, казалось, ее сигарета была единственным источником света, даже ярче далекого фонаря на другом конце переулка. Ночь сгущала краски, вселяла в смятение в души ночных гостей под плотным черным покрывалом.
– Как Ваше имя?
– Меня зовут Донателло.
– Рада знакомству, – она протянула ему руку.
Поколебавшись секунду, он рассудил, что эта женщина достойна большего, чем простое рукопожатие. Повинуясь неведомому порыву, Донателло, взял ее руку и невесомо коснулся тыльной стороны ее ладоней кончиками своих губ.
– Да Вы джентльмен, Донателло. Такое сейчас не часто встретишь среди мужчин.
Разумеется, если они не гомосексуалисты. А вы, с гомосексуалистами не водите знакомств?
– Не имел чести.
– Вы многое теряете. Я могла бы познакомить вас с моим другом Джереми. Это он выбирал для меня туфли, которые Вы с таким интересом изучаете уже больше двух минут.
– Простите, мэм.
– Не извиняйтесь, – она выпрямила спину и проговорила это, приподняв подбородок, – Вам это не к лицу. Я могу задать нескромный вопрос?
– Не уверен, что это будет уместно, – ответил Дон и, подумав, добавил, – мэм.
Донателло мысленно оглядывал себя со стороны. Свои старые потертые штаны, свою амуницию и ручные гаджеты, свои треснувшие очки и чешуйки на своей холодной коже. Он поежился своим мыслям, чувствуя, какое неблагоприятное впечатление он, должно быть, производил на эту женщину, хоть она этого и не показывала.
Она отвела сигарету от лица, продолжая прямо смотреть на своего собеседника. Ее глаза горели опасным огнем.
– Однако я все же задам его. Вы когда-нибудь были с женщиной?
Над их головами фонарь, покачивающийся на ветру, погас. Женщина снова потянулась за своим портсигаром.
– Никогда, – ответил он, глядя ей в глаза. Его рука тем временем снова нащупала в сумке зажигалку.
– Отчего же?
– Боюсь, наша беседа выходит за границы деликатности, мэм, – ответил он, поджигая ей сигарету.
– Я никогда не встречала никого, обладающего подобной наружностью говорил бы столь же учтиво. И все же я настаиваю, – она коснулась своих волос.
– Кажется, ответ написан у меня на лице, … мэм. Я не похож на человека и никогда не использовал чье–либо тело для своего удовольствия.
– Что ж, повторю это снова: Вы многое теряете. А знаете, что? Приходите ко мне в эту субботу, я арендую небольшую студию. Приглашаю Вас к своему окну.
– Я вынужден, …
– Согласиться на мое предложение, разумеется, – безапелляционным тоном ответила за
Донателло женщина. Дым сигарет окутал ее фигуру. – Что ж. буду ждать.
Она протянула Донателло, застывшему в робком безмолвии, свой портсигар.
– Возьмите, – спокойно сказала она.
Донателло повиновался.
– Если передумаете, заходите, чтобы просто вернуть его. Это дорогая вещь, не выбрасывайте ее… если вдруг передумайте. – с этими словами она развернулась, направляясь в прочь из переулка.
– Вас проводить, мэм?
Она плавно обернулась.
– О, нет. Спасибо. – она кивнула в сторону противоположного конца переулка, где ее, должно быть, все еще ждала машина. – Дальше я сама. До встречи, Донателло.
Вторник…
Донателло сидит за столом. Его локти уперлись в столешницу. Он обхватил голову руками, очки лежат справа, оправа новая, коричневая, форма квадратная – ни намека на изоленту. Боль терзает переносицу, все его тело охвачено дрожью, Дона лихорадит: если бы на нем сейчас был галстук, он бы ослабил узел, чтобы было легче дышать. Эта женщина не выходила у него из головы. Он ел, а у него перед глазами были изящные своды ее босых стоп; он тренировался и снова видел перед собой ее тонкие аристократические руки, дымящуюся сигарету, зажатую между пальцами. Звук ее голоса, отпечатавшийся в его памяти, бросал Донателло в дрожь. Он не знал, куда себя деть, он ничего не мог делать, стараясь всеми силами сладить с собственными чувствами по отношению к этой женщине. Она была его наваждением, его самой смелой фантазией.
Среда…
Он еще больше замкнулся в себе, избегал любых разговоров. Дон не выпускал из рук ее портсигар. Он осмотрел его целиком, много раз пересчитал сигареты. Когда он впервые открыл его, внутри серебристой коробочки он нашел ее визитку. На ней был только адрес. Он сразу запомнил его, а позже повторял его про себя даже во сне. Он был смущен и сконфужен, в его голове образ этой женщины пульсировал в ярко-красной рамке.
Четверг…
Умник считал дни, по ощущениям, растянувшиеся на годы; он то откладывал портсигар в ящик своего стола, то через минуту снова бросался к нему, как мать к плачущему ребенку, извлекал серебристую коробочку из-под кипы бумаг и прижимал его к пластрону. Он не мог решиться, в то же время он не мог признать, что эта женщина по-настоящему заинтриговала его и он никак не сможет выкинуть ее из головы, если отринет ее предложение, зная, что она будет ждать его появления.
Он видел ее во сне, снова и снова он поджигал ей сигарету, снова вглядывался в ее холодные, точно мраморная плита, черты лица: широко раскрытые светлые глаза, алые губы и выразительные скулы. По ночам он просыпался в поту, тяжело дыша, его голова кружилась, а кровь пульсировала в жилах так неистово, что уже к пятнице Донателло почувствовал себя выжатым, точно лимон.
Суббота…
Она пригласила его к своему окну, но что ждало его внутри? Что готовила ему эта ночь? Все ли с ним будет в порядке, если он все же придет хотя бы ради того, чтобы отделаться от ее портсигара, обжигающего кожу сквозь ткань его брюк? Что будет с ним и сможет ли он жить и работать дальше так, как он привык? Все эти вопросы и многие другие бесконечно всплывали у него в голове, когда он пытался уйти в работу.
Путь к ее дому занял у Донателло в два раза больше времени, чем если бы он просто отлучился в лабораторию в город. Он узнал ее имя. Сделал несколько звонков. Стоически выдержал с десяток долгих гудков, сжав в руках стакан так сильно, что он со звоном лопнул, порезав ему пальцы. Он испытывал боль, и у нее было имя. Диана.
Поднимаясь по пожарной лестнице, он дважды едва не сорвался вниз, его руки дрожали. Найдя нужное окно на самом верхнем этаже, он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы немного прийти в себя. Тем временем на улице уже стемнело, лишь блики, отбрасываемые яркими лампами красного цвета внутри комнаты, слабо подсвечивали площадку перед окном. Донателло заглянул внутрь через стекло. Здание бывшей ткацкой фабрики было переделано под просторное арт-пространство с минимумом декора. Даже старые ниши и крюки, оставшиеся от ткацких станков, были сохранены. Внутри царил полумрак, лишь несколько красных неоновых ламп высвечивали середину комнаты. С потолка на расстоянии вытянутых рук закрепленные на крупных металлических петлях свисали тонкие цепи, на концах которых поблескивали сталью широкие крепления, о назначении которых Донателло лишь смутно догадывался. Такие же цепочки лежали по обеим сторонам на полу.
Донателло потянулся к посоху, закрепленному сзади. Пока понятного было мало.
На середину комнаты вышла женщина. На ней был черный прозрачный халат. На лице – кружевная маска. В ее фигуре Донателло сразу узнал Диану. Его дыхание захватило.
Женщина смотрела прямо на него. Ее губы тронула игривая улыбка. Она обернулась к окну спиной, ее черный халат упал на пол. Дон внезапно осознал, что перестал дышать еще минуту назад. У него бешено колотилось сердце.