Страх.
Больше всего Ашан ненавидел именно его. Не смерть и голод - страх.
Он бросился вниз, и, обернувшись, кинулся к воротам.
Стража в четыре воина. Наверное, остальные расставлены по периметру стен. Княжество захлебывалось в бессилии, и стоило только подтолкнуть…
Ашан обернулся волком, метнувшись в сторону самого крепкого мужа. Один рывок - и горло того порвано, оголяя изношенные сосуды с кровью. Воин стар, и не его вина, что продержался так недолго.
Два других пытались сражаться, да только где им тягаться с волком?
А вот четвертый…
Этот сильный. Лицо в шрамах, изуродовано. От рук тянет гарью и тисовым деревом лука - стрелок. Значит, спустился помочь.
Ашан ранил его, уже обернувшись. В лютую стужу он сражался нагим. Человеком. Без оружия и стрел - по-другому не мог. Братья научили его уважению к крови противника. Воин Белограда же бился достойно, заслужив тем самым кровавую дань. И степняк преподнес ее. Позволил ранить себя, лишь затем нанеся последний удар. Когда же окровавленное тело стрелка упало на истоптанный снег, проклятый смахнул багряную каплю с брови и надавил всем весом на рычаг. Его воины успеют. Он знал это, как и знал, что должен вернуться в лес. Там остались одежда и скакун.
И в небо снова взвился горный орел.
***
Отчетливо пахло воском и пылью. Затхлостью, сыростью, сквозняками…
Палаты Белограда казались капищем в тусклом свете догоравших свечей. На троне, укутанный в дорогой куний мех, сидел Унислав. Его спина была пряма, а лицо сурово. И хотя другие испугались бы, Ашан слышал, как сильно стучит его сердце. И как оно пропускает удары, заслышав звук шагов.
Унислав разумеет, что проиграл. Знает, но надеется на мир. Хотя и править-то уже нечем.
А когда-то он был статен, могуч. Князем звался в Северных Землях, и его боялись не только степняки - соседние Княжества платили дань. Кто золотом, кто кровью, кто землей. Все одно, плату взимали.
Дитя в проклятом воине помнило те дни. Как и то, за что понесло кару.
Пробужденный гнев разъярил волка, и воин едва совладал с собой. Уж и кровь забила в глазах, затягивая их багровой пеленой. Да только гниль и падаль он рвать зубами не станет. Противно.
Ашан шагал тихо, аккуратно ступая по каменным плитам. Тот, кого он купил, уговаривал его ступать лишь по белым…
Да только кровь, пущенная из живота, развязала язык: лишь красный узор был безопасен.
- Вижу, ты купил моих людей, - с неодобрением в голосе проскрипел Унислав. С каждым шагом Ашана его лицо становилось все старше, и когда до ступеней оставалось несколько шагов, степняк понял: перед ним - старик. Седой и сгорбленный. Хоть и пытается выгнуть спину к каменному трону.
И пальцы судорожно сжимают позолоченные головы волков, украшающих княжье место. На ладонях - россыпь грубых узлов, окаймляющих суставы. И запах болезни…
- Нет, - спокойно ответил воин, - за деньги он соврал. Ты хорошо держал слуг. Да только смерти они все одно боятся больше.
Старик кивнул. Он поменял положение тела, и Ашан понял: Князь устал.
- Я не стану убивать твоих людей, Унислав. Как и не стану грабить их дома. Мои воины возьмут дары из дворца. Падут лишь покорные тебе. Ты вдоволь испил крови, теперь твой черед кормить воронье.
- Даже не выслушаешь?
Вот, изношенное сердце стучит сильнее. И пот уж пропитал ценный мех.
- Нет, Унислав, твой час пришел. Как и мой - найти прощенье. Испить месть за брата.
- Брата? - Князь с интересом подался вперед, понимая, что это, быть может, его единственный шанс. - Расскажи.
Ашан устало потер лоб. Перерождение и битва отняли у него много сил. Да и брата уже не вернуть. Вот только…
- Два мальца, которых заковали в цепи из-за украденной еды. Суд в Белограде. Головная Площадь, кишащая любопытными носами. И приговор. Помнишь, Князь? Нет? Вспоминай! Младшего изгнали из Княжества, а старшего, взявшего вину на себя… Казнь за краюху хлеба - это справедливо, Унислав, Князь великого Белограда?
Воин чувствовал, как гнев снова восстает, будит дурную кровь. Но боль… она была сильнее.
Проклятый двигался плавно. Подобно огромной дикой кошке. Его взгляд завораживал, как завораживает глаз змеи. Нет, ты понимаешь, что перед тобой - смерть. Только двинуться не можешь.
И Унислав сидел неподвижно, вглядываясь в суровые черты. До гибели его разделяло крошечное пространство - всего в несколько шагов - когда на лице появилось понимание.
- Ты изменился, - прокашлял он. - Из маленького воришки стал вторым сыном Хана. Это заслуживает уважения.
- Мне ни к чему твое уважение, Князь.
- Верно, - отозвался тот. - Зато у меня есть кое-что, что тебе необходимо. Интересно?
- Нет! - Ашан рывком пересек преграду, уколов дряхлую шею острым клинком.
Он уже было хотел завершить начатое, когда Князь сдавленно проговорил:
- Твой брат остался жив, степняк.
Лезвие проделало небольшое отверстие в коже, из которого тут же засочилась кровь. И как бы не был уверен во лжи Ашан, надежда оказалась сильнее. Глупые люди! Жизнь ничему не может научить их!
- Говори! - Коротко приказал он, услышав сбивчивое дыхание в ответ.
- В утро казни во дворец пришел командир одного из трех огромных суден - катергонов, торговавших от моего имени за Морем Северного Ветра. Все они попали в дикий шторм, и уцелело только это. Правда, товары и рабы, спасавшие их, утонули…
- Все это мне неинтересно, Князь.
- Погоди! - От Унислава еще больше завоняло потом, и он липкой ладонью уцепился в руку воина. - Погоди, степняк, дослушай! Чтоб восстановить катергоны, мне нужно было золото. А его можно раздобыть одним лишь путем… Всех заключенных освободили, отправив Дорогой Алтынов к Морю.
- Дорога Алтынов?
- Так зовут ее моряки. Это путь, соединяющий Белоград с Морем. Широкий Тракт, огибающий Камнеград, на пути которого разбросаны Соляные Копи и Торфянники. Дорога рабов.
- Мой брат стал рабом?
Ашан едва сдерживался. Боги! Одному ему было известно, каких трудов стоило заглушить ядовитый голос внутри себя.
- Да.
- Где?
- Не знаю, - Унислав затрясся от страха. - Кто-то из них попал в Копи, кто-то - на Торфянники. Самых дюжих отправили на катергоны.
Ашан не верил своим ушам. Все эти зимы он думал, будто его брат умер. Все эти бесценные зимы он вспоминал его в заупокойных молитвах вместо того, чтобы прийти на помощь.
- Сколько твоих рабов выжило за это время? Отвечай!
- Сколько? Я не знаю, степняк. Я - Князь. Не мне считать рабов…
Унислав говорил самозабвенно, но тут же осекся. Понял, что лишь сильнее будит гнев воина.
- Значит, Камнеград. Ты не заслужил легкой смерти, Князь. Мне бы привязать тебя к четырем лошадиным крупам, да растащить старые кишки по улицам города…
Дрогнувший Князь понял: ему не спастись. Но смерть ведь можно облегчить.
- Собираешься на Камнеград? - Старик закряхтел, и Ашан понял: смеется. - Тогда я спокоен. Моя смерть искупится твоею. В Камнеграде тебя встретит другое зло. Ты боялся за набеги? За землю степняков? Опасайся другого, второй сын Хана. Бойся сокрытого в Лесных Землях зла.
И он снова закряхтел. Воин не совладал с гневом. Лезвие, не найдя препятствия, вошло в податливую шею, разрывая жизненные нити. Кровь забурлила в свежей ране, а Ашан остался пораженным.
Сокрытое зло?
Он многое слыхал, да только о Камнеграде боялись говорить. Его сила была велика, почти сравнима с белоградской, и мало кто желал тягаться с нею. Похоже, бродяги не врали. Тогда что ждет Ашана?
Старый лис даже перед смертью оставил ему загадку.
Ярость снова заклокотала в горле, принося на язык привычный солоноватый привкус. И Ашан не сдержался. Знал ведь, что проклятье высвобождать опасно. Но это помогло спасти жизни многим.
Только сам он…
Глаза привычно заносило красноватым маревом, а тело ломало. Резкая, оглушающая боль ворвалась в сознание, заменяя все остальное. А затем… пришло затишье. Та тишина, которая бывает в мыслях не у него, Ашана, а у того - проклятого.
И запах крови…
Кинжал, услужливо лежавший в руке, раз за разом входил в податливую плоть. Резал, рвал, вонзался…
А теплая жижа омывала руки воина, смывая с них содеянное.
И остановиться не было бы сил, если бы не…
- Командир…
Еще рывок, еще рана…
- Командир!
Чья-то сильная ладонь схватила воина за плечо, и пелена спала. Ашан с ужасом воззрился на то, что осталось от его гнева, когда услышал:
- Элбарс зовет тебя.
Ашан не взглянул на брата. Понимал, что тот опасается его гнева. А жажда крови еще не утихла…
Он глубоко вздохнул и вышел из зала.
Коридоры в замке длинны и узки, в заулках гуляет ветер и запах гари.
Ветер совсем распоясался в эту ночь…
Ашан миновал несколько проулков, пока не вышел к главной лестнице. Озаренная огнями войны, она была освещена так ярко, что воин не боялся споткнуться. Тридцать пять ступеней - каждая из белого камня. И почти на каждой остановилось сердце степного воина. За что? За дряхлого старика, не способного сдержать алчность?
Ашан сурово свел брови и вышел на свет.
Кричать уже перестали. Испуганные стайки осиротевших мальцов жались к стенам домов, уцелевших от огня. Они обнимали друг друга, пытаясь хотя бы так сохранить тепло тощих тел.
И командир с болью закрыл глаза.
Невинные, они всегда больше страдают в войне. А ведь когда-то и он жался к брату, сберегая жалкие крохи тепла…
Он подошел к Элбарсу, указав едва заметным движением головы в сторону детей:
- Я был таким же когда-то. Пригляди за ними.
Но брат словно не слышал его, с ужасом уставившись на кровавые брызги, украшавшие одежду воина. Осознание читалось в глазах Элбарса. Осознание и страх. А потом он попросил:
- Не буди больше эту силу, брат. От нее не спастись. Не знаю, что заставило тебя, только ты не ведаешь, что творишь… Народ Степи не зря боится проклятья! Оно медленно пожирает душу, пока не оставит ничего живого. Ничего от личины человека, понимаешь?
- Не буду, - сухо пообещал Ашан. - В этот раз не мог по-другому.
Брат кивнул, уточняя:
- Сам-то куда?
- Я возьму с собой десяток воинов, Элбарс. Поведу их на границу Княжеств - туда, где начинается Камнеградское. Старый поганец рассказал о брате - будто жив он. Нужно проверить…
- Нельзя сразу на Камнеград. Дорога через лес лежит, а час нынче поздний. Да и братья устали. Похоронить бы своих…
- Этим займетесь вы.
Ашан не слушал, он знал: Элбарс все сделает правильно. Доверял ему, как себе, а потому упросил:
- Я должен кое-что разведать. Белый Князь со страхом говорил о Земле Лесов. Упомянул о зле, что ждет там степняков. Чуял, собака, верную смерть. Вот и брехал, - воин на мгновение застыл, прогоняя прочь отголоски памяти, - Я пойду первым. И коль мне суждено сложить голову в Лесах, так моя история погибнет вместе со мной. До этого путь в Княжество Тура закрыт. Ничего не бойся, брат. Жди меня здесь десять дней и десять ночей. Не приду - уноси дары лесные в Степь на радость темнооким женам. Женись. И почитай меня как усопшего. И лей слезы, брат, потому что грудь моя уж не дышит.
***
Крайя наведывалась к Маре часто. С каждым оборотом луны. И обязательно ночью.
Склонялась над землею, под которой покоилась девка, да, не прибрав снег, стояла. Долго, пока студеный мороз не гнал со старого капища. Иль пока лунная дорожка чертила тени от исполинских деревьев, что окружали тихое место.
А как солнце взойдет - уходила знахарка. Чтоб не прознали и не вспомнили о той, которой так спокойно тут.
И ведь у всех-то могилы обычные - земляными насыпями-бугорками, где украшенными камнем, где - так. И только у Мары - земля землею. Не потому, что не хотела для нее Крайя другого. Так спокойнее. И руны, что хоронят девку ейную от глаза темного, справятся с наговором вслепую.
Да, нынче только она, Крайя, помнила, где лежит ее Мара.
Приходила, говорила с нею, словно бы с живой, да о дитяти ее сказывала. А уж Яркой старая знахарка гордилась. Оттого и поведывала матке, чтоб и та знала. И вот нынче пришла…
Как пришла - не дошла даже, ворожбу почуявши…
Насторожилась, поведя носом. И остановилась, замерев.
Настоящей ворожбы Крайя давно не видала - ни темной, ни светлой. Да и у кого сил хватит на такое? Улада стара, она таким уж и не балуется. Да и светлой силою та обладала.
Тут же…
Крайя почуяла тьму еще до того, как подошла к капищу. Эманации темной силы рваными кусками стлались по-над землею, скапливаясь сизыми, а где и чернильными клубами. Ползли, выставив щупальца. И пытались ухватить старую знахарку за ногу.
- Пшел! - Старуха поддела ногой клуб тумана, что вился у ее ног, и тот обиженно зашипел, отползая. Да и что он мог? Ничего. Ни навредить, ни напугать - обычная людина и не заметит вовсе. Только что Крайя…
Значит, ворожба творилась накануне. И ворожебник, что принес ее с собою, был силен. А еще - темен. Потому как при светлой ворожбе так не пахнет.
Знахарка повела носом.
Сладко, приторно.
Медуница…
Светлая ворожба пахнет свежо. Мятой да росою. Утром ранним. А эта вот - сладостью. Искушением…
Крайя пригляделась. Дорога к капищу выложена следами крупными, подобными на звериные. Да только есть в них то, что отличает звериный след от колдовского. И не просто туманом.
Вот, здесь.
Пригнувшись к самой земле, знахарка вгляделась в четкий след. Округлый, отпечатанный плохо. Пожалуй, рысь?
Верно, она. Да только…
Внутри ореола лапы Крайя четко различила не четыре - пять пальцевых впадин, на одну больше положенного. И пятая - длинная, идущая сбоку от остальных.
Мизинец с руки ворожебника, что не уместился в лапе звериной…
Дивно.
Давно Крайя не слыхала, чтоб ворожебник в перевертыша мог перекидываться. Силы это тянуло немеренно. И еще больше потуг уходило уже после, когда лиходей людиной обращался. Говорили, на такое могла уйти целая седмица…
Но все то - домыслы, пересуды пустые. Потому как кому доводилось видать настоящего перевертыша? Видно, немногим. А тогда что привело его сюда, в Светломесто? И не он ли подрал Анку?
Вопросов в голове Крайи рождалось много - с каждым шагом все больше. А она все шла, обходя могилы кругами.
Наследил. Грязно. Верно, не боялся, что его кто-то почует. Значит, уверен в силе своей.
Дурно все это.
А след все петлял, извивался. И - Крайя понимала это точно - ворожебник не просто ходил меж могил. Искал что-то. Уж не ее ли Марку?
Крайя бросилась к тому месту, где покоилась девка. И облегченно выдохнула. Снег оставался нетронутым, свежим. И следов кругом никаких.
Значит, хорошо укрыла старая баба девку свою. И руны, которые уложила в то утро вокруг Мары, не подвели. Вот только…
Остановится ли ворожебник, не найдя желаемого?
Крайя сомневалась. Да только, может, и не станет рыскать больше здесь, раз чутье отвело? Уж он бы оставил Светломесто да искал себе дальше. А там бы и ее Ярка подросла, возмужала…
“Не найдет, - успокаивала себя Крайя, - не найдет!”.
А сама размашисто шагала в сторону Светломеста. Уж как повадилась сила темная в ихнее село, надобно предупредить внучку. Иль хотя бы приглядеть за девкой.
Наузу сплести. И ее, само дитя молодое, обрядам старым обучить.
Потому как небожители святые уберегут Яру лучше ее самой.
***
Скакун все чаще цеплял усталым копытом то и дело выныривавшие из земли кочки, пока не остановился вовсе. Все тело - от длинной морды до покатого крупа - лоснилось, а на таком морозе это верная смерть.
- Ну, давай! Еще немного!
Всадник тянул поводья, заставляя животное сдвинуться хоть на локоть, но лошадь упрямо стояла на своем. Проклятье!
До воеводства оставалось совсем немного, но то - по меркам скакуна. А человеку пробираться сквозь завьюженный лес придется долго. Слишком долго.
Мужчина вспомнил о том, что может встретить в лесу и бросил поводья. Понимал, что кобыла сдохнет, да только выбора у него не оставалось.