Шаг, другой…
Сугробы настойчиво хватали непрошенного гостя за сапоги, разматывали холстины и засыпали целые пригоршни снега на и без того заледеневшую кожу. Но он шел…
Замок показался внезапно. Как будто выскочил из-за густой сосновой пелены.
И путник облегченно выдохнул.
Высокие, крепко сбитые стены из потемневшего от времени камня, увенчанные четырьмя грубыми башнями. Замок казался несуразным, даже жалким. Темным, грязным и… ненадежным. Словно дунь только что на старые стены, что на узкие бойницы - и рухнет он, превратившись в груду темной пыли да извести.
Только посланник знал, что взять его осадой почти невозможно.
Покорить эту твердыню можно лишь изнутри - Чародейке то было известно.
Слуга покачнулся, терзаемый смешанными чувствами. Он выполнит приказ Колдуньи, а потом…
Страх подкатил к горлу рвотными спазмами, и бедолага не сдержался. Его рвало недолго - к концу дня в желудке не осталось ничего, кроме утренней каши, да и та давно перекочевала в кишки. Что станет, если Она узнает?
Воспоминания пытались прорваться сквозь заслону памяти, но Путята их изгнал. Выругался про себя, что снова вспомнил имя свое. Да постарался укрыть разум пеленой. Оно-то и раньше у него выходило неладно, а теперь и вовсе неизвестно, получится ли.
Чародейка сильна. Прозорлива. Умна, изворотлива. И хитра, что сам лис. И коль ему не удастся сокрыть содеянное…
Мужчина прогнал эти мысли.
Прознает - и он не станет волноваться. Ни о чем и никогда. Потому как мертвые не беспокоятся.
Какой будет его смерть? Он не знал. Понимал только, что нелегкой.
Но был готов.
Тяжелый мост со скрипом опустился, и усталый путник, едва волоча ноги, прошел внутрь цитадели. К нему сбежались слуги и чернь, предлагая еду и отдых, но он отмахнулся:
- Воеводу мне надобно видеть…
А потом покачнулся, выронив из руки берестяную грамоту.
В дремотном полусне, что пленил Слугу, тот видел разное. Былое - оно казалось светлым, ненастоящим. И таким желанным, что мужчина отказывался выныривать на свет божий. Выплевывал отвары, что вливали ему девичьи руки прямо в рот да отказывался жевать травы, заваренные на меду.
Смеялся.
Глупые. Думают, вытянуть его можно настоями да травами. И не понимают, что те не справятся с силой темной.
Слуга приготовился умереть. Позволить тому, что свернулось клубком в берестяной грамоте взять верх не только над замком с его домочадцами, но и над ним. А то, что Струпный Мор принялся, Слуга видел. И что с того, что пока люди дышат все также - темное зерно уж проросло что в душе, что в теле. И спустя всего седмицу замок полыхнет. С воеводы, конечно, - он первым читал послание, выхватив его из уставших рук.
Да только…
Глаза открылись с болью, с неохотой. И приглушенный свет огня отозвался в них новой резью.
Нет, он должен завершить начатое. Потому как, если план Колдуньи удастся, противостоять ей не сможет никто. И Слуга встал с сенника, тяжко опираясь на дубовое дерево. Да приказал кобылу запрячь.
А спустя пять оборотов годин - во времени он уверен не был - принес Колдунье благую весть.
***
Чародейка нежилась на постели.
Теплые лучи пробирались под тяжелое меховое покрывало, лаская кожу. Согревали вечно зябнущие пальцы, и снова выныривали на поверхность.
- Госпожа…
Она перекатилась с одного бока на другой и снова уткнулась лицом в перину.
- Госпожа?
Тот, что кликал, нервно переминался с ноги на ногу. Боялся? Пожалуй. Только ведь сама приказала.
- Госпожа!
Голос говорившего дрогнул, а затем и вовсе стих. Потому как она обратила на него внимание. Скользнула вроде бы невидящим взглядом и снова закрыла глаза. Не увидела? Нет, на это он рассчитывать не станет.
Наконец, Колдунье надоело нежиться. Она легко опустила босые ноги на шкуры и потянулась. Лениво, томно.
А затем в одно мгновение перескочила расстояние, разделявшее ее с говорившим. Взгляд стал звериным, жадным. И чутье не подвело…
- Кровь.
- Поранился на рассвете, во время…
Он не успел договорить, когда обманчиво нежные губы прикоснулись к шее. Пропорхали сотней бабочек по дрожащей жиле - и вонзились острой иглой.
Она пила жадно.
Глоток за глотком.
А затем, когда в глазах того потемнело, устало приказала:
- Говори.
- Твоя воля исполнена. Берестяные грамоты переданы в замки, и сами воеводы читали их…
Ему не дали договорить.
Зачем? Главное прозвучало.
Глава 4.
Повозка мерно раскачивалась, подпрыгивая на засыпанных снегом кочках. Скоро проселочная дорога кончится, и начнется Пыльный Тракт. Там будет ехать легче.
Яра умышленно долго глядела вдаль, стараясь быть отчужденной. Да и что сказать Святу? Что она не знает своей семьи? Что понимает только одно - жить нахлебницей? Медом такую жизнь не назовешь. А ведь Ярослава даже не знала мать. Не то, что отца.
Она силилась представить его себе, но гнев за поломанную судьбу Мары не рисовал в мыслях ничего путного, и Яра сдавалась.
Нет, Святу незачем все это.
- Кончился воск? - Верный друг в который раз пытался наладить разговор, но тот упорно сходил на нет. Он перегнулся, и, схватив шкуру убитого прошлой зимой медведя, укрыл ею ноги знахарки. - Яра, ну что ты?
Он нарочно остановил рябую лошадь у верстового столба. Та опасливо повела ухом и заржала. Кругом - лес. Снова волки? Животина попробовала вырвать поводья из рук Свята, только быстро поняла: тот сильнее. Опустила голову, загребла копытом мокрый снег.
- Яра, мы больше не дети.
- Знаю, - согласилась та. - А значит, и тяжбу за поступки нам нести самим.
- Какую тяжбу, Яра? - Свят резко схватил ту за руку, отчего она поморщилась: - Ты - это ты. Не селяне Светломеста. Не мать и не батька. Ты не можешь нести их грехи на себе.
- Могу, - запротестовала она яростно. И уже тише продолжила: - И несу. Все эти зимы.
- Так дай помочь! - Свят не отпускал руку знахарки из ладоней, хотя та и отчаянно сопротивлялась. - Иль не люб?
- Свят… - Яра так тепло протянула его имя, что охотник все понял. - Мы с детства вместе. Как можешь такое?..
- Прости. Никак. Дурень я, Ярка. Дурень!
И он звонко чмокнул ее в щеку, отчего та мгновенно покрылась румянцем. Поводья с силой натянулись, и животина продолжила путь.
Вскоре впереди показался Покошенный Трактир, и Свят остановил лошадь.
- Погоди, Ярка, я сейчас.
Он быстро спрыгнул с повозки и скрылся за массивной дубовой дверью. Яра поглядела кругом: никого. Слишком рано. Да и на небе едва поспели явиться вишневые ленты.
Девка хотела было спрыгнуть с повозки, чтоб немного размять ноги, но Свят опередил ее:
- На вот, - он протянул знахарке увесистый жбан, от которого поднимался уютный парок. - Зверобой. Как ты любишь.
И, перевернув ладонь Яры, всыпал в нее сладкой смолы.
- В дорогу, - пояснил он, - пей, нам ехать еще.
Яра благодарно улыбнулась Святу и сделала маленький глоток. Чудесно! Она уже немного замерзла, и горячий напой вернул ей бодрость. Еще версты две - и выстава. А там можно приглядеть ткани и бус. Если, конечно, останутся алтыны после воска.
Напой скоро закончился, и Свят вернул кружку хозяину трактира. Сладкий гостинец доедали стоя, и молодая знахарка щедро делилась им с другом. Улыбалась, потому как смола хорошею была, целебной. А впереди - целый день, и силы им понадобятся.
- Садись, - он приподнял Яру за талию, задержав ладони всего на секунду. Но и этого хватило, чтобы лицо Ярославы снова покрылось румянцем. - Поедем.
Выставу было слышно за версту. А уж здесь, у ворот, гомон стоял невероятный. Яра спрыгнула с повозки. Нужно торопиться! Свят глазами искал сторожа для животины, когда знахарка махнула ему:
- Ступай в лавку оружейника, а я загляну к Хвалимиру отдать снадобья да краску. Жди меня у ворот, как справишься.
Знахарка заспешила. Солнце уже стояло высоко в небе, а ей столько поспеть!
Выстава встретила Ярославу шумом перебивающих друг друга голосов и выкриками торговцев. В загонах блеяли овцы да визжали поросята, которых раз за разом отрывали от сородичей, вынося оценщику на лютый холод. То и дело мимо пробегал мужик, несущий в клети разъяренного петуха, а уж лошади…
Яра едва успела отпрыгнуть в сторону, как на нее налетели:
- Ишь, окаянная! Под ноги гляди!
Здоровый детина в одном кафтане торопился: мороз пощипывал его за голые руки и раскрасневшиеся щеки, а запах браги недвусмысленно говорил, откуда его вырвали на свет божий. Небось, к отхожему месту спешил… Знахарка пробормотала извинения, вжавшись в яркий лоток торгового ряда. Но тут ее поджидала новая напасть. За рукава тулупа стали дергать со всех сторон, выкрикивая:
- Ткани! Чистый лен. Тонкий хлопок. Ситец!
- Лукошки! Корзины из бересты и луба!
- Сало! С майораном, тмином, кардамоном и чесноком, свежее…
Привычная к такой напасти, Ярослава быстро собралась с мыслями. Она миновала ряды с едой и тканями, завернув в небольшую улочку, где плотно жались друг к другу деревянные лавки. Толкнула локтем дверь, вошла. В ноздри ударил яркий запах сухих трав, и Яре на миг показалось, что она дома.
В лавке было много народа. Во всех углах слышался говор, ругань. Девки. Молодые. И все за краской.
Хвалимир кивнул высокому худому мальчонке - сыну - и, оставив его за себя, подошел к молодой знахарке:
- Ярушка, поздно ты сегодня. Вишь, сколько баб намело. И все за твоей краской. Принесла?
Та кивнула, поздоровавшись.
- Принесла, Хвалимир. Есть еще снадобья от жара и простуды, для примочек к язвам…
- Мы ж не договаривались! - И старый Хвалимир хитро оглядел лукошко Яры. - Сколько взяла?
Жадный лис! Сейчас станет говорить, что их не берет никто. Лишь бы цену сбить. Яра знала это. Как и знала, что за отварами станут в очередь.
- Тут десять брусков с краской для губ и столько же с целебной. За все - двадцать алтынов.
- Двадцать? - Мужик вытаращил глаза, как будто думал вот-вот задохнуться. Даже морда покраснела. - Двадцать? Ярка, пожалей!
- Жалею, - улыбнулась знахарка, - что не сама торгую своим товаром. Тогда бы и у меня живот не застегивался в кафтан.
Хвалимир и впрямь задохнулся, но тут же пришел в себя:
- Пятнадцать, Ярослава, и мы оба будем довольны.
Он тут же перестал хилеть, и перед знахаркой появился настоящий Хвалимир - расчетливый, жадный.
- Двадцать, - отрезала та. - Иначе - уйду.
- Куда?
- Да вот хотя бы к порогу. Сяду там и стану продавать свое. Глядишь, и купят как-нибудь.
Хвалимир только вошел в дело, чтобы уступать гроши сопливой девке. Но их спор уже стал привлекать внимание молодых баб, а те мгновенно раскупят товар у Яры за полцены. Выставец тут же опустил руку в карман, и, нащупав в нем нужные монеты, отдал знахарке.
- Ступай, девка. И подумай о том, что будет есть бедный Хвалимир.
- Не буду, - по-доброму усмехнулась Яра, - иначе захлебнусь по дороге. А уж больно хочется купить бус.
- Бусы, краски. Эх вы, девки! - И Хвалимир, сокрушенно качая головой, отошел от знахарки. Он нацепил на раскрасневшееся лицо лучшую из своих улыбок, в которой было заметно отсутствие только одного зуба, и подошел к девке в самом богатом тулупе. Эта купит многое, не пожалев для выставца пригоршни алтынов.
А Яра заспешила дальше. В лавку с воском.
- Здравствуй, Ярушка, - пожилая жена выставца встретила знахарку радостно, - ты сегодня поздно. - Аль случилось чего?
- Не случилось, тетка Стася. Все хорошо. Снега мокрого по колено - где ж этой хилой кобыле вытянуть целую повозку. И сани-то у нас не новые…
- И то правда, - согласилась баба, - сколько сегодня надобно?
- Десять слепков, коль по прежней цене, - Яра по пути отсчитала половину заработка и уже держала гроши наготове.
- Муж поднял цену, - Стася обернулась по сторонам. - Так его ж нет пока. Бери по старой. Вы с Крайей много нам помогли.
И она завернула в тряпку воск, аккуратно уложив его на дно яриного лукошка.
- Не нужно, тетка Стася, - запротестовала знахарка. - Как муж прознает, худо будет.
- Ничего-ничего, - та скоро вытолкала Ярославу из лавки. - Беги скорее, а то все сукно разберут. Сегодня лен пригожий!
И она махнула рукой, отпуская Яру с хорошим заработком. Десять алтынов! Этого должно хватить и на ткань, и на бусы. Знахарка улыбнулась. У нее так давно ничего нового не появлялось, что она не дошла - долетела до бабьей лавки.
И если у Хвалимира народу было много, то тут - тьма.
Бабы толкали друг друга, выкрикивая большую цену за понравившийся товар. Выставец, плотный седой мужик, то и дело вытирал широким платком влажный лоб. Но тот снова покрывался испариной. В лавке и вправду было жарко.
Яра расстегнула тулуп и подошла к прилавку:
- Мне бы льна. На платье. Сколько будет?
Выставец без обиняков раскрыл ярин тулуп и бегло оглядел фигурку знахарки:
- Десять алтынов. Почти даром.
- Десять? Но пол-луны тому было восемь, - Ярослава расстроилась. - Она рассчитывала, что хватит еще на бусы - алые, в крупную рябиновую ягоду. А так - только платье.
- За восемь нужно было брать тогда. Нынче - десять, хорошая, - выставец полуобернулся к другой девке: - Тебе чего?
Он явно дал понять: бери за десять. Или иди. Здесь не торгуются - вон, сколько сорок слетелись на яркое.
И Яра протянула алтыны, выбрав светло-зеленую ткань. Зеленый всегда ей шел. К темным, цвета спелых каштанов, волосам да зеленым глазам. Оттого такого льна и оставалось завсегда много - другие бабы, светловолосые и белолицые, не любили этот колер. А в ней - южная кровь неведомого батьки.
Яра положила небольшой сверток к воску и направилась было к Святу, как ощутила чью-то руку на своем локте. Знахарка обернулась. Зеленые глаза встретились с синими.
Зарина.
Единственная дочка знатного купца. Богатая да пригожая - едва в невестину пору вошла, а от женихов уж и отбоя нет.
Яра увидела на шее девки те самые бусы, что хотела, и снова подняла взгляд. Ну и что, что достались другой? Мало ли таких побрякушек? И она ласково улыбнулась сельчанке:
- Здравствуй, Зарина. Чего тебе? Краску всю раздала, но могу сварить еще…
- Я не за краской, - красивое лицо приветливо улыбалось, располагая к себе. И Яра поддалась чарам. - Мне бы поговорить.
- Народу тут тьма, - протянула знахарка, - приходи сегодня вечером к нам с Крайей, там и поговорим.
- Не могу, Яра. - Зарина мялась, не договаривая, и Ярослава согласилась. Людей и впрямь много. Все заняты, никто не станет слушать говор двух девок. - Надо сейчас.
- Говори, - кивнула знахарка. - Только быстро.
- Хорошо. - Зарина явно не знала, как начать, а потому получалось рвано: - Вчера батька с Литомиром пили брагу… в избе… сговорились. Что со Святом у тебя?
- Со Святом? - В сердце неприятно кольнуло. И Яра поняла, к чему этот разговор. - У тебя были сговорины? Вы обещаны друг другу?
Зарина потупила глаза в пол, но кивнула:
- Я только не знаю, как он… ко мне, понимаешь? В селе говорят, что вы - полюбки с ним. А я не хочу такого. Не хочу ждать его с твоей лавки. Хочу, чтоб только мой был. Яра, ты любишь его?
Знахарка не могла двинуть и пальцем. Она знала, что такое должно когда-то случиться, но только не сегодня. Не тогда, когда она решила быть с ним!
И девка укорила себя. Он не подкидыш. Не нахлебник. И не грешное семя неведомого батьки.
Что до нее? Она переживет. Отпустит. Поможет Зарине родить его дитя. И будет радоваться за них. Издалека.
Только отчего сердце так ноет?
Перед глазами поплыли рябые круги:
- Ты не думай, Заринка. Ничего не думай. Не полюбки мы - друзья. С детства. Выходи за него, а я порадуюсь. Дитя ваше приму, облегчив тебе потуги.
И Яра, не прощаясь, вышла. Кое-как миновала надоедливых выставщиков, уверенно идя к воротам.
У телеги ждал Свят с новым луком. Завернутый в кожу, он лежал поверх других покупок. Знахарка знала, друг давно приглядел его…