Чиглинцев тем временем подошел к постели, опустился на стоявший рядом стул, не сводя с Лавровой взгляда, в котором застыла боль. Он осторожно накрыл своей ладонью ее ледяную руку, проговорил очень тихо, с трудом:
- Все будет хорошо, Кать, ты только держись, слышишь? Все будет хорошо…
Он не замечал ни напряженно смотревшего на них Леоновского; не задумывался о том, что Катя его не слышит и что все эти фразы бессмысленны сейчас. Только повторял:
- Живи, пожалуйста, живи…
========== Часть 10 ==========
Раньше Чиглинцев не верил ни в Бога, ни в черта, просто не задумывался о чем-то подобном, но за то время, пока Лаврова балансировала на грани жизни и смерти, он был готов поверить во что угодно, лишь бы это хоть как-то помогло ей.
Все это время он будто не жил, не чувствовал ничего, ничего не замечал. Его жизнь словно застыла вместе с остановившимся временем. Но он верил, искренне верил, что все обойдется, что она справится, по-другому просто не могло быть. И она действительно шла на поправку, пусть и очень медленно, но все же… И то ли сила ее характера, то ли безумное стремление друга удержать ее на этом свете, то ли усилия врачей были тому причиной; а может быть, все вместе. Он знал, что она будет жить, просто знал.
- Миш… - Катя говорила еще с трудом, но не сказать этого не могла. Ей было стыдно, невероятно стыдно за свою слабость, и тогда, и сейчас; стыдно за все, что он пережил по ее вине. - Прости меня, я…
- Потом, Кать, все потом, - перебил Чиглинцев, осторожно поглаживая ее холодные пальцы. - Главное - выздоравливай.
- Миш…
Он легко догадался, о чем она хочет спросить.
- Леоновский все уладил. Никто ничего не узнает.
- Игорь… Он здесь?
Словно в ответ на ее вопрос на пороге возник адвокат. Кате хватило одного взгляда, чтобы понять: он все знает. Только откуда?
- Выздоравливай, Кать, - Чиглинцев с неохотой выпустил ее ладонь из своей руки и покинул палату.
Леоновский опустился на освободившееся место, спросил, с болью глядя в ее полные равнодушия глаза:
- Катя, зачем, зачем ты это сделала?
- Я устала, Игорь, уходи, пожалуйста, - совсем как в их последнюю встречу попросила Лаврова. Ей невыносимо было видеть его, невыносимо было ощущать его полный жалости и горечи взгляд. В его сочувствии она нуждалась сейчас меньше всего, меньше всего хотела видеть его жалость.
- Кать…
- Уходи.
Леоновскому показалось, что перед ним не измученная, только чудом выжившая женщина, а та, прежняя Катя, способная одним словом, одной интонацией заставить его сделать все, что ей нужно. И пусть ее голос был слаб, а лицо бледно, это ничего не меняло. Она осталась королевой даже сейчас. И он сделал то, чего она хотела - ушел. Понимал, что так будет лучше. А еще был уверен, что пройдет время, и он сможет ей помочь, обязательно сможет. Но не сейчас, потому что она не готова принять его помощь, смириться с тем, что он знает то, о чем она предпочла бы забыть. Но время все лечит. Самое главное - она жива.
***
Он ошибся. Почти наивная уверенность, что можно еще все исправить, отмотать время назад, снова попытаться стать близкими людьми - эта уверенность рассыпалась в прах.
Он видел, как Чиглинцев заботится о Кате, как делает все, чтобы хоть чем-то помочь ей. И как-то так получалось, что все чаще именно майор оказывался рядом с ней, именно он находил нужные Кате слова, именно ему Лаврова позволяла быть с ней. Она сама не понимала, почему все именно так: ей больно было видеть Леоновского, а его жалость и желание помочь только раздражали. Ей казалось, что Игорь хочет всего лишь искупить свою вину за свое незнание; не может бросить ее в трудный момент, увлекшись своим благородством.
С Чиглинцевым все было совсем по-другому. Ему не нужно было ничего объяснять, не требовалось оправдываться. Он понимал все ее чувства, все эмоции, поступки. И этот поступок он тоже смог понять.
Он не считал нужным упрекать ее в том, что она совершила, да и полагал, что не имеет на это никакого права. И только когда замечал, как меняется ее взгляд, словно она снова была не здесь, чувствовал вновь разгоравшуюся ненависть к тому, кто посмел сотворить с ней такое, почти довел до смерти. Она два раза могла погибнуть по его вине, и только каким-то чудом осталась жива.
Она думала примерно о том же. И однажды сказала, смотря ему в глаза с такой уже привычной печальной нежностью:
- Знаешь… Я два раза была в шаге от смерти, и оба раза не погибла. А может, это что-то значит?
Она помолчала, подняв голову к небу, которое уже привыкла видеть сквозь стеклянную искусственность, и только спустя несколько мгновений произнесла:
- Теперь я хочу научиться жить, жить заново. Хочу забыть все, что… - Она не договорила, просто не смогла произнести это вслух. - Только не знаю, получится ли.
Чиглинцев в ответ только бережно прижал ее к себе, словно убеждал таким образом, что у нее все получится.
- Ты справишься, Кать. Мы справимся.
***
- То есть вы вот так просто сдадитесь, не попытаетесь ничего вернуть? - Марина с недоверием смотрела на Леоновского, чей вид явно говорил о том, как ему приходилось нелегко все то время, пока его любимая женщина находилась между жизнью и смертью. И тем более непонятно ей было решение адвоката оставить все как есть, остаться в стороне от происходящего.
- А смысл? - Он поднял на нее усталый взгляд, в котором курсантке показалось сочувствие. - Катя уже все решила, пусть и сама еще не поняла этого. Это ее выбор, и я не могу на него повлиять. И к тому же… - Игорь помолчал. - Пусть и не очень приятно это осознавать, но так будет лучше для нее. После всего произошедшего у нас ничего не будет как раньше, Катя будет считать себя виноватой, начнет думать, что я остался с ней из благородства… Ничего хорошего не получится, поверьте.
- А я? - как-то по-детски спросила Никишина. - Я же люблю Чиглинцева…
- Знаете, Марина, порой нужно уметь отступать, чтобы потом стать счастливым. Есть такая банальная фраза: “Все, что ни делается, делается к лучшему”.
- Фраза действительно банальная, - усмехнулась Марина, поднимаясь. - Отвечу вам такой же банальностью: “За счастье нужно бороться.” И я буду бороться.
***
Все бесполезно. Все ее надежды, наивные мечты, бессмысленная целеустремленность… Все это просто не имело никакого значения, не могло помочь ей выиграть войну за счастье. Марина поняла это, едва приоткрыла дверь палаты, едва увидела Лаврову с Чиглинцевым. Курсантка даже не могла представить, что куратор, “железная леди”, может смотреть на кого-то с такой нежностью и надеждой, как будто майор был единственным человеком, способным вытащить ее из страшной бездны прошлого, способным оживить ее.
Марина несколько мгновений смотрела на то, как Чиглинцев осторожно обнимает Лаврову, словно боясь, что она растает, исчезнет от неловкого прикосновения. А затем, бесшумно притворив дверь, вышла в коридор и прислонилась спиной к стене, сделала несколько вдохов, пытаясь прогнать пронзившую насквозь горечь. А может, так действительно будет лучше? Имеет ли она право разрушать все, что только начало робко зарождаться между этими двумя? Имеет ли право ломать судьбу женщины, для которой Чиглинцев - единственное, что может удержать ее здесь, единственный, кто сможет вернуть ее к жизни, уже не физически, а душевно? И кто, как не она, Марина, должна понимать, как Лавровой нужен человек, который может понять и принять все, что с ней случилось, и все, что совершила она сама; может сделать так, чтобы она смогла забыть все это?
Никишина, в последний раз бросив взгляд на дверь палаты своей уже несоперницы, торопливо направилась к выходу из больницы. Она приняла решение. Возможно, еще успеет много раз пожалеть об этом, но сейчас она считала, что поступает правильно. Ну а время все расставит по своим местам.
Комментарий к
Пожалуйста, оставляйте отзывы, автору очень важно ваше мнение :)
========== Часть 11 ==========
Все вернулось. Все вернулось, едва она переступила порог своей квартиры, показавшейся абсолютно чужой и пугающей. Как будто и не было того ощущения, что она возвращается к жизни, учится существовать со всем, что с ней случилось, учится смотреть на мир как раньше, насколько это возможно.
Катя несколько мгновений стояла в прихожей, словно боясь пройти дальше, боясь вновь окунуться в уже успевший забыться кошмар. В больнице Лаврова совсем не мучилась от воспоминаний - для нее главным было выжить; да еще рядом постоянно был Чиглинцев, и ей хватало одного его присутствия, чтобы буквально чувствовать, как она возрождается, словно та птица из пепла. Может, ей и нужно было пройти по краю пропасти, очутиться на грани смерти, чтобы узнать, как это - жить?..
Сделав вдох, словно перед прыжком в воду, Катя медленно прошла на кухню, преодолевая совершенно иррациональный страх и успокаивая себя тем, что дело всего лишь в слабости, которая еще накатывала временами, напоминая о ее глупом поступке, о том, что ее могло и не быть. Странным, нелепым это казалось - ее просто могло не быть. В тот раз, чудом избежав смерти от руки маньяка, Катя не задумывалась об этом, настолько ее поглотила непрестанная боль, как физическая, так и душевная.
А вот теперь все было иначе. И Лавровой очень бы хотелось вспомнить, как это - радоваться каждому новому дню; знать, что ты нужна кому-то; строить планы на будущее. Просто дорожить каждой минутой. Вот только она понимала, что одной ей не справиться.
Катя несколько мгновений смотрела на телефон, на свои судорожно сжатые, побелевшие от напряжения пальцы. Казалось бы, что может проще, чем набрать номер, каждая цифра которого накрепко впечаталась в память… Всего лишь сказать одно слово… да нет, много, много слов, вертевшихся в голове, но произнести которые отчего-то было страшно.
Капитан непослушными пальцами пробежалась по кнопкам и уже готова была нажать соединение, но вдруг поняла, что не сможет выдавить ни слова, будто голос внезапно пропал. Она нажала на сброс, затем вновь набрала номер. И два слова в сообщении, которое, к счастью, не могло выдать всех эмоций, бушевавших в душе.
Пожалуйста, приезжай.
Он приехал. Приехал так быстро, как только мог. Забыв о работе, о времени, да и на правила дорожного движения наплевав. Самый дорогой человек нуждался в его помощи, в нем, больше ничего не имело значения.
- Миш, не смотри на меня так, - Лавровой даже удалось улыбнуться, причем вполне искренне. - Со мной все в порядке, правда. Лучше скажи, у вас есть новое дело? Мне как-то не хочется разучиться думать.
- Кать…
- Миш!
- Лаврова, - он не выдержал и тоже улыбнулся - с такой знакомой, строго-требовательной интонацией она это произнесла. Ей всегда удавалось выдерживать такой тон, даже когда еще в отделе работала. У Чиглинцева порой появлялось ощущение, что это она его начальник, а не наоборот.
- Кать, тебе отдыхать нужно, какие дела? - принялся увещевать ее майор, словно маленькую девочку.
- Миш, ну я так не могу, - взмолилась Лаврова. - Я сейчас согласна расследовать хоть пропажу болонки, только бы что-то делать. Ну товарищ майор…
- Ну вот почему я все время иду у тебя на поводу? - вздохнул Чиглинцев, слегка усмехнувшись от уже забытого официального обращения.
- Потому что ты меня любишь, - Катя улыбнулась той прежней улыбкой, которую она дарила только ему; той, когда улыбались не только губы, но и глаза, а все лицо словно светилось счастьем и радостью. Майор уже и забыл, что она умеет так улыбаться. И теперь, глядя на нее, пообещал, что сделает все возможное, лишь бы она снова научилась так улыбаться. Жить научилась.
А потом они сидели за кипой всяких бумажек, то замолкая, когда один из них о чем-то задумывался, то принимаясь ожесточенно спорить. Лаврова нетерпеливо сдувала со лба челку, указывала карандашом в только что нарисованную схему, что-то уточняла и записывала. Чай давно остыл, а время уже перешагнуло полночь, но они даже не заметили. Но Чиглинцев случайно бросил взгляд на часы и принялся торопливо собираться. Катя растерянно смотрела, как он убирает бумаги, составляет в мойку чашки, и не хотела верить, что все снова повторится. Она снова одна, снова в пустой квартире, снова с ощущением ненужности.
- Миш…
Он никогда не слышал у нее такого тона, почти умоляющего. Она могла просить, могла требовать, а вот умолять - никогда. А еще Чиглинцев не представлял, каково это - когда прохладные пальцы чуть гладят запястье, когда глаза, обычно смотревшие или задумчиво, или искристо-весело, полны почти волчьей тоски и обреченности.
- Пожалуйста…
Это было уже. Но в тот раз слова давались ей легче, да и стыдно так ей тогда не было. Чувство вины вновь обострилось, будто ударило, мешая дышать. Он так много пережил по ее вине, так много совершил ради нее, а она что-то требует - осознавать это было невыносимо. Но не просить она не могла.
- Ты правда этого хочешь? - тихо спросил он, прочитав в ее взгляде то, что она не могла сказать вслух. Стыдно.
Катя молча кивнула, торопливо опустила голову, боясь встретиться с ним глазами, боясь увидеть его жалость, боясь выдать себя. Стыдно.
Он только осторожно сжал ее ладонь в ответ. Хотелось крепко обнять, хотелось много чего сказать, но Чиглинцев знал, что не время. И когда оно, это время наступит, никому неизвестно.
***
Она снова заснула легко, успев подумать, что Мишка стал для нее настоящим ангелом-хранителем, который не только дважды спасал ее от смерти, но даже как-то необъяснимо прогоняет все кошмары. От этой мысли становилось и тепло на душе, и в то же время немного страшно. Страшно, что все это может прекратиться, исчезнуть, остаться лишь воспоминанием. Именно то, что она не хотела забывать.
Не прошло. Ничего еще прошло. Она сидела в постели с бешено бьющимся сердцем, бессмысленно глядя в пространство. Вновь казалось, что вызывающие отвращение руки касаются кожи, вновь слышался негромкий, полный сарказма голос, вновь…
Нет, просто сон. Сон. Ничего больше. Он мертв. Ничего не повторится, ничего больше не станет реальностью.
Примерно это твердил Чиглинцев, крепко держа ее за руки в попытке вырвать из сна в действительность. А Катя вдруг, перестав всхлипывать, подалась ему навстречу, вцепилась в его плечи с отчаянием ребенка, которому жутко остаться одному в темноте.
- Тише, Кать, тише, - успокаивающе говорил майор, почти невесомо поглаживая ее вздрагивающие плечи и чувствуя ее горячее, сбивчивое дыхание. Она на мгновение отстранилась.
- Побудь со мной, - попросила по-детски, по-прежнему не разжимая рук.
Чиглинцев молча прижал ее к себе, уже не боясь сделать что-то не то, не так. Он знал, что ей нужно сейчас, знал так же ясно, как сама Катя. Им не нужно было слов.
Просто стань моим ангелом.