— Меня не интересуют ваши фантазии, — бросила резко, протестующе рванувшись в его объятиях.
— Может, тогда поделитесь своими? — Снова эта интимная, вкрадчивая интонация, словно яркое напоминание о предыдущем безумстве.
— Долгов… — Опять получилось слабо, почти умоляюще. Всего лишь невинное прикосновение, и у нее опять срывает крышу. Как это только у него получается?
Родион никак не отреагировал. Ему казалось, еще немного, и он свихнется. Свихнется, если не коснется ее прохладной кожи, если не ощутит привкус ее губ, если не вдохнет ее запах, обреченно отпечатавшийся на подкорке. Он сможет прийти в себя только если почувствует ее близость. Жадно притягивая ее вплотную к себе, исступленно целуя ее губы с пряно-сладким, упоительным привкусом того самого кофе, бесстыдно запуская чуть подрагивающие ладони ей под юбку, наслаждаясь ее прерывистым дыханием как самой приятной музыкой… Как же хотелось просто прижать ее к стене, как в том проклятом видео, которое, наверное, так завело его, и… Но нет, не время. Не так и не здесь все должно произойти. А пока достаточно того, что упивается происходящим, поспешно, сумасшедше лаская ее и не требуя ничего взамен. Ощущая под пальцами мягкий шелк волос, прочерчивая сумбурные линии поцелуев на светлой, возбуждающе тонкой коже, спускаясь руками все ниже, изучая каждый изгиб стройного тела, тонкого не подростковой неловкой угловатостью, а изящной, сексуальной хрупкостью, еще больше сводящей с ума.
Он уже не чувствовал себя, словно границы сознания размылись, сливаясь с ее сознанием. Долгов чувствовал ее так же остро, как себя самого. Разве возможно получать такое удовольствие, лишь прикасаясь, лишь понимая, как хорошо другому? Оказалось, возможно. Когда Лаврова подалась навстречу то поспешным, то тягуче-медленным движениям его пальцев, когда уперлась спиной в стену, тяжело и стыдливо дыша. Когда с ее припухших губ сорвался чуть слышный стон, а руки вцепились в его плечи, царапая ногтями ткань форменной рубашки.
Долгову совсем не хотелось выпускать ее из объятий, но Катя отстранилась сама. Принялась судорожно поправлять одежду, не глядя на него, и, вновь включая воду, выдавила единственную фразу, чтобы отвлечь курсанта от процесса ее нескромного разглядывания:
— Нас могли увидеть.
— Не могли, я закрыл дверь, — усмехнулся Родион. — А вот услышать — вполне.
Лаврова залилась краской, опуская голову, стараясь не вспоминать собственное поведение, далекое от каких-либо приличий. Сначала поцелуи в библиотеке, теперь вот это… А что потом? Страстный секс в аудитории? Лаврова, да ты совсем сошла с ума, если позволяешь себе такое…
— Но вы правы, нас могут заметить, — все-таки признал Родион и, развернув женщину к себе, снова поцеловал. На этот раз нежным непродолжительным поцелуем, который совсем не хотелось прерывать. С неохотой отстранился и с еще большей неохотой покинул помещение, осторожно прикрыв за собой дверь. Нет, с этим всем надо что-то делать, еще одно испытание ее холодностью, и он точно слетит с катушек…
Катя тщательно причесывала растрепавшиеся волосы, стараясь лишний раз не смотреть в зеркало. Очень боялась увидеть, что выглядит как женщина… именно, как женщина. Не как преподаватель, не как капитан милиции и уж тем более не как железная леди. Какая она сейчас железная? Расплавилась как мороженое на июльской жаре. Или как школьница пубертатного возраста. Да и поведение больше похоже на поведение юной идиотки. Ошибки юности, блин. Не в том вы возрасте, товарищ капитан… Лаврова замерла с заколкой в руке. Ошибки юности. Пыль прошлого. Ну конечно, как же она раньше не додумалась это проверить?
Катя поспешно нашла телефон, набрала по памяти комбинацию цифр.
— Олег Иванович, — выпалила с ходу, — вы не могли бы предоставить мне личные дела всех сотрудников университета? Это очень важно. Да, спасибо, Олег Иваныч. Я потом все объясню.
========== Часть 15 ==========
— Лидия Алексеевна, мне нужно с вами поговорить.
Подполковник вопросительно приподняла брови, но после паузы все же процедила:
— Слушаю вас, Екатерина Андреевна.
Лаврова, усмехнувшись, прошла в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь. После этого разговора Кудилина уж точно будет недолюбливать ее еще больше, но что поделать?
— Лидия Алексеевна, почему вы скрыли, что Виктория Соболева ваша дочь? — с места в карьер начала Катя, не размениваясь на реверансы.
— Что? — побледневшими губами переспросила подполковник. Ручка, которую она держала в руке, выскользнула из пальцев, но женщина, похоже, этого даже не заметила.
— Неужели вы всерьез думали, что ничего не вскроется? Достаточно было выяснить место рождения Соболевой и сопоставить биографию Тарасова с биографиями остальных сотрудников университета. Не просто так ведь труп Виктории оказался возле академии… За что Тарасов вам так отомстил?
Кудилина молчала, закрыв лицо руками.
— Или вам все равно, кто убил вашу дочь? — резко бросила капитан.
Подполковник глубоко вздохнула и подняла на Лаврову потерянный взгляд.
— Мне не все равно, — проговорила тихо.
— Тогда, может, расскажете? — уже мягче предложила Катя, на мгновение ободряюще сжав ладонь своей недоброжелательницы.
Лидия Алексеевна зажмурилась, словно пытаясь сдержать слезы, и, немного помолчав, нерешительно заговорила.
История оказалась банальной и старой как мир. История о трех друзьях детства: дочери военного Лиде, сыне крупного хирурга Никите и его друге-сопернике, сыне простых школьных учителей, Павле. Отношения, начавшиеся в школьные годы, со временем, как ни странно, не распались, наверное, потому что и после поступления в университеты все трое остались жить в одном дворе. Вот только дружба со временем постепенно трансформировалась в непонятно что: соперничество Павла и Никиты приняло какие-то болезненные формы, перестав быть ребячеством; между Лидой и Павлом закрутился бурный роман, а ревность Никиты все больше переставала походить на дружескую… К тому же примерно в это время Тарасов, большой любитель гонок на мотоцикле, попал в аварию и получил сотрясение мозга. Психическое здоровье его пошатнулось, и теперь Никита мало напоминал того веселого, жизнерадостного парня, каким был прежде. Стал хмурым, раздражительным, очень бурно реагировал на любую мелочь… Ничего удивительного, что Лидия и Павел стали меньше с ним общаться, да к тому же дело шло к свадьбе, было полно хлопот, в том числе и с учебой, и с подработкой. А Тарасов бросил медицинский институт, связался с компанией каких-то странных мрачных личностей, начал нарываться на конфликты с уже бывшим другом, тенью ходил за Лидой, одолевая какими-то нелепыми речами. С каждым разом становилось все хуже: Никита звонил по ночам, угрожая покончить с собой, требовал, чтобы она бросила Павла… Первое время Кудилина срывалась после каждого звонка, мчалась к другу, успокаивала, оставалась до утра, боясь какой-нибудь глупости. Отношения с Пашей начали давать трещину, а потом выяснилось, что Лида беременна. И когда Никита позвонил с очередной истерикой, твердо потребовала оставить ее в покое. Бросила трубку и спокойно легла спать.
А наутро выяснилось, что Тарасов пытался покончить с собой, наглотался таблеток, хорошо, что мать вовремя заметила неладное.
Жизнь резко пошла под откос: Павел, не выдержав шепотков за спиной, перевелся в другое учебное заведение, переехал в другой район, пообещав вскоре позвонить. Естественно, не позвонил. А когда Лида, устав ждать, сама приехала к нему, то дверь ей открыла какая-то незнакомая полуголая девица. Комментарии были излишни.
Приятели и приятельницы, прежде вполне хорошо относившиеся к ней, как-то разом исчезли с горизонта, а вот сплетничать никто не перестал. Плюс ко всему выписавшийся из больницы Никита снова взялся за свое: преследовал, донимал звонками, требовал сделать аборт и даже… угрожал убить будущего ребенка. Родители, прежде спокойно относившиеся к перспективе появления внука, после разрыва дочери с Павлом резко изменили свое мнение. К тому же беременность отразилась на самочувствии, дикая усталость мешала нормально учиться, а в недалеком будущем маячили экзамены…
Последней каплей стало появление Никиты под окнами роддома. И Лидия не нашла иного выхода, кроме как подписать отказ от ребенка…
Время шло, жизнь постепенно стала налаживаться: встреча с Кириллом, окончание учебы, работа в университете… Вот только муж совсем не был в восторге от перспективы воспитывать чужого ребенка, он вообще не хотел детей, и Лидия не стала открывать ему правду. Дочери, с которой встречалась в строжайшей секретности, подсознательно опасаясь Тарасова, она тоже ничего не сказала. Так и осталась для нее “тетей Лидой”, отчаянно завидуя тем матерям, которые могли спокойно общаться со своими детьми.
А потом, видимо, она и совершила роковую ошибку — предложила Вике поступать в университет МВД. Расслабилась, понадеялась, что Тарасов забыл и о ней, и о своих угрозах.
И действительно, первый год прошел на удивление мирно. А потом… Потом она встретила Никиту, буквально столкнулась с ним лицом к лицу, но тот сделал вид, что ее не узнал. А через две недели Вику убили.
— В принципе, я могу понять, почему вы молчали раньше, — бросила Катя, поднимаясь. — Боялись за дочь? Но почему продолжали скрывать, когда произошло преступление? Неужели не понимали, что это может помочь найти убийцу?
— Вы думаете, это Никита?..
— Пока еще рано делать такие выводы, — уклонилась от ответа Лаврова. — Но проверить эту версию как следует все же необходимо. Спасибо за откровенность. И… — Екатерина Андреевна положила руку на плечо подполковнику. — Я вам обещаю, мы его найдем. Тарасов это или не Тарасов, но найдем. Обещаю.
***
— Ну ничего себе! — присвистнул Саблин, явно забыв, где находится. — Поборница морали Лидия Алексеевна отказалась от родной дочери и продолжала это скрывать, даже когда ту убили…
— Саблин! — Лаврова ударила ладонью по столу, призывая разговорившегося курсанта к порядку. — В нашу задачу не входит обсуждать и осуждать поступки Лидии Алексеевны! Наша цель — найти убийцу, или кто-то с этим не согласен? — капитан обвела студентов холодным взглядом. Те промолчали.
— Больше никто высказаться не хочет, нет? Ну и отлично. Тогда, может, к делу?
— Да все тут ясно, — пробасил Шишкарев. — Тарасова только найти надо, и…
— Что “и”, Шишкарев? Что ему можно предъявить? Отсутствие алиби? Любовь к стихам Бодлера? Ведение блога?
— А покушение? — снова влез Денис.
— А его причастность к моему покушению еще доказать надо, — дернула плечом капитан. — Вот когда Тарасова найдут, когда обнаружат рану от травматика… Это будет уже другой разговор. Но мы сейчас вообще-то говорим об убийстве Соболевой. Знаете, то, что он, возможно, подчеркиваю — возможно! — хотел меня убить, еще не значит, что его можно обвинять во всех убийствах, произошедших в нашем городе.
— Надо ехать в этот Юбилейный, поворошить, так сказать, “пыль прошлого”, — высказался Долгов, Катя одобрительно кивнула.
— Хоть какая-то разумная мысль. Этим, я, пожалуй, и займусь. А вы, ребятки, сегодня поедете к Захоронку в отдел и, опираясь на биографию Тарасова, попытаетесь придумать, где он еще может скрываться. Все, все свободны, — и Лаврова, словно угадав, что Долгов хочет что-то возразить, первой покинула аудиторию. Родион проводил взглядом стройную фигуру с королевской осанкой и вздохнул. Нет, эта женщина решительно сведет его с ума.
***
Катя уже собиралась ложиться спать, помня о завтрашнем раннем подъеме, но планы нарушил звонок в дверь. Лаврова, неохотно бредя к двери, уже догадывалась, кого увидит, и не ошиблась.
Снова Долгов. И снова с цветами. Очень мило.
— Родион, вы долго будете меня терроризировать? — осведомилась она недовольно, воинственно скрестив руки на груди.
— Странный синоним к слову “ухаживать” вы выбрали, — усмехнулся курсант, устраивая букет возле зеркала в прихожей за неимением другого подходящего места.
— Что вы хотели? — устало спросила Катя, как-то моментально утратив желание препираться.
Долгов усмехнулся уголками губ. Вообще-то он хотел ой как много, но говорить о своих мечтах, фантазиях и намерениях счел несвоевременным. А вот если сейчас удастся убедить Лаврову поехать в Юбилейный вместе…
— Екатерина Андреевна, я хочу поехать с вами, — проинформировал Родион таким тоном, что стало ясно: он поступит по-своему в любом случае. Нет, все-таки некоторые черты характера ужасно заразны.
— Не вижу смысла, — холодно отрезала куратор. — Или вы считаете, что я не справлюсь с такой простой задачей, как опрос свидетелей? — добавила она с сарказмом.
— Вы прекрасно понимаете, что я имею ввиду, — не обратил внимания на ее язвительность Долгов. — Во-первых, кто знает, как могут сложиться обстоятельства, вдруг вам понадобится помощь?
— Ой-ой-ой, только не надо вот этой отеческой заботы, ладно? — состроила страдальческую гримасу капитан. — Это выглядит по меньшей мере нелепо, учитывая, что я старше вас на целых семь лет.
— Да хоть на двадцать… А во-вторых, разве плохо, что я возьму часть работы на себя, а заодно отведаю прелестей оперативной работы?
— Как красиво, — фыркнула Катя. — И где вы только таких фраз нахватались?
— Ну так что, я с вами? — настойчиво повторил Долгов, делая шаг к ней. Лаврова моментально отступила назад. Началось! Несносный мальчишка, похоже, решил использовать все возможные методы убеждения. Шантажист нашелся!
— Со мной, со мной, — торопливо ответила Катя, больше всего боясь, что он к ней прикоснется. Нет, еще немного, и вся ее выдержка затрещит по швам…
Пожалуйстанесейчас.
Родион улыбнулся, и от его улыбки сердце на мгновение странно замерло, будто забыв о необходимости стучать. Да что с ней такое?! А курсант, неотрывно глядя Кате в глаза, сделал еще шаг и обхватил ладонями ее непривычно раскрасневшееся лицо. Желание поцеловать было невыносимым, но Долгов с огромным трудом сдержался. Понимал, что потом уже не сможет остановиться. Откажут тормоза. Поедет крыша. Отключится мозг. И еще черт знает сколько синонимов, обозначающих его состояние, когда она рядом с ним.
Он бы давно уже поддался своим желаниям, но что-то останавливало. В такие моменты, когда Лаврова настороженно замирала в его руках, Родион начинал чувствовать ее как-то особенно остро. Улавливал каждую ее эмоцию, каждый отблеск чувства. И что-то сигналило в сознании: нет, не сейчас, не время еще… А когда оно наступит? Что, если никогда? А впрочем, так ли уж важно это? Или важнее просто быть рядом с этой женщиной, просто ощущать ту невероятную гамму чувств, которые она пробуждает в нем?
— Екатерина Андреевна, спасибо вам, — шепнул он, вдыхая ее запах и жадно пропитываясь им, словно это могло помочь ему прожить то непродолжительное время без нее. И когда он стал так зависим?
— За что? — произнесла она практически одними губами.
— За все, — ответил Родион тихо.
Он действительно был ей благодарен. За многое. И за одну простую вещь в частности.
Эта женщина научила его любить.
========== Часть 16 ==========
В первое мгновение, заметив, какими красноречивыми взглядами обменялись Лаврова и тетка-администратор, Родион решил, что добрую половину дня они потратят на поиски другой гостиницы. Однако товарищ капитан оказалась верна себе, и все понимающие ухмылки проигнорировала с неизменной выдержкой. Сухо осведомилась, есть ли свободные номера, и получила в ответ ехидное, что один номер не занят. Причем сопровождалось это такой гримасой, что Долгову захотелось сказать этой тетке что-нибудь такое, что отбило бы у нее охоту вообще смотреть на постояльцев, не то что выдвигать какие-то мерзкие предположения на их счет.