— Он не пережил встречу с ведьмой, — скорбно произнес ди Маркель.
— Однако! — принц издевательски хмыкнул, окончательно вжившись в роль священнослужителя, не столь верующего в Творца, сколь желающего выслужиться перед церковью, а значит, привести туда какую-нибудь высокопоставленную жертву. — Как же бедный стражник сумел рассказать о том, что это была молодая темноволосая женщина? Или, — Мартен понизил голос до пугающего шепота, — вы пользуетесь магией, которой стыдятся даже ведьмы? Вы имеете дело с мертвецами?!
Герцог от такого напора даже отступил на шаг назад. Его властный взгляд, направленный на стражу, как-то едва заметно потускнел, и Мартен даже удивился — неужели здесь религия и вправду имеет настолько серьезное влияние на людей?
Или дело в том, как он разговаривает с ди Маркелем? Мартену ведь преподавали ораторское мастерство, и он был обучен даже методологиям допроса, но считал, что такое всемирное зло, как этот отдельно взятый герцог, не должно было столь легко сдаваться после третьего или четвертого вопроса. Вот только ожидания пока что не сочетались с реальностью, и герцог был таким… Обыкновенным и простым, что аж удивительно. И это не вызывало у Мартена ни грамма доверия, напротив, ему постоянно казалось, что следует ожидать какого-то подвоха.
Интересно, в чем же заковырка?
Конечно, существовал один не очень приятный вариант: что он со всем своим королевским опытом и вправду оказывает на людей удивительное влияние, а его особенная магия заставляет поверить герцога в правдивость слов. Но в таком случае придется как минимум признать то, что по Мартену плачет-таки трон.
А по мнению принца, трон плакал как раз потому, что царский зад Его Высочества должен был однажды на нем очутиться. Не зря же Мартен грозился этой оббитой бархатом деревяшке, что сожжет ее на ближайшем костре, как только ему подвернется такая возможность!
Потому пришлось избрать второй вариант развития событий. Герцог натворил что-то настолько противозаконное, по крайней мере, в рамках Халлайи, что ему за это грозит не только голова с плеч, а еще и долгие и неприятные пытки и несколько свиданий с местной инквизицией, или как тут у них карающие отряды называются. И именно потому одна только тень священнослужителя, даже если это ничем не примечательный пастырь, направляющийся в монастырь, чтобы занять там мало-мальски важную должность, приводит его в такой искренний ужас.
Что ж… Надо этим воспользоваться.
— Мой стражник, — сглотнув, принялся отвечать герцог, — прожил всего несколько часов после столкновения с ведьмой. Но сейчас он уже умер…
— И вы не послали в храм? — строго спросил Мартен, понятия не имеющий, существует ли вообще такая традиция. — Ведь несчастного могла спасти молитва!
Герцог едва пятнами не пошел от с трудом скрываемой злобы.
— Мы не успели, — промолвил он. — Когда мы обнаружили его, было уже поздно. Бедняга умер, успев только доложить мне о том, кого увидел.
Мартен усмехнулся.
— Где ж его тело?
Надо было отметить, ди Маркель сориентировался очень быстро. Принц опасался, что сейчас герцог попытается кого-нибудь убить и предъявить ему тело в качестве доказательства, но мужчина решил быть более осмотрительным.
И менее кровожадным.
— Сразу после смерти он превратился в прах, — произнес ди Маркель. — Увы, но мы не смогли ничего сохранить. Ведьмино заклинание оказалось слишком сильным.
Мартен с прищуром воззрился на него, пытаясь найти какой-нибудь еще повод для придирок, и наконец-то выдохнул:
— Я все равно должен прочесть молитву… хотя бы на том месте, где в последний раз живым и свободным от ведьминских чар был несчастный стражник.
Ди Маркель облегченно выдохнул.
— Разумеется, — кивнул он. — Вас проводят…
Он посмотрел на одного из представителей своей стражи и вдруг помрачнел. Мартен и сам оглянулся, но успел заметить только последние несколько жестов. Очевидно, мужчина пытался что-то донести начальству, но что именно, принц зафиксировать не успел.
— И, поскольку мы уже осквернены присутствием ведьмы, — продолжил ди Маркель воодушевленно, — я бы попросил вас задержаться в замке, оказать мне такую честь… Разумеется, я не имею права настаивать, но все равно придется посылать в храм. Если вы не желаете оказать мне помощь, впрочем, мои стражники проводят вас до монастыря и оттуда вернутся с…
Очевидно, герцог понятия не имел, как на самом деле называются те, кто должен заниматься очисткой территории от ведьминской скверны, потому что пристыженно притих. Мартен же едва сдержался, чтобы не высказать все, что он об этом думает.
И что теперь? Их под конвоем сопроводят в монастырь, там посмотрят-посмотрят, да поймут, что это никакой не священнослужитель, а самозванец. Колдующий самозванец. И Мартен с трудом представлял себе, как будет выкручиваться, когда все эти гордые служители Творца бросятся на них с оружием наголо.
Нет, такого допускать было нельзя.
— Мой долг — остаться, — принял решение он. — Проводите нас к месту, где погиб стражник и орудовала ведьма. Только перед этим надо оставить ло… ослов где-нибудь в хлеву. Бедные животные не должны страдать оттого, что я выполняю свои обязательства перед Творцом.
Герцог, кажется, не заметил оговорки Мартена относительно ослов, потому что лишь властным жестом велел слугам заняться животными. Конь в очередной раз попытался заржать, но принц как раз очень вовремя представил себе, что он — немой, и любая попытка произвести какие-либо звуки заканчивается ничем, и несчастному пришлось только щелкнуть весьма массивными зубами. Не факт, что это выглядело более-менее естественно для осла, но только больше, чем звучало бы конское ржание.
Конюх, выглянувший к ослам, судя по всему, ни с кем, кроме коня, в жизни дела не имел, и Мартен, успокоившись, только с облегчением выдохнул. Что-то подсказывало ему, что в руках этого человека лошади будут чувствовать себя просто отлично, и накормят их тем же, что и остальных, а поместят не в какой-то хлев к коровам, а в стойло.
Конь, кстати, так приободрился, что в голову Мартена закралась даже грешная мысль, что он вполне может быть местным, сворованным разбойниками во время какого-то мелкого налета на герцогскую стражу. Поскольку Корден дико боялся крови и не был способен на убийство, принц заподозрил, что стража не пострадала, просто предпочла остаться без норовистого коня.
И не зря. Это животное — кара небесная!
— Желаете отдохнуть с дороги? Отведать со мною яств? — предложил герцог. — Или, возможно, вы давали какой-нибудь обет, тогда не сочтите недостойным…
Служители Творца в Рангорне предпочитали жить на хлебе и воде, по крайней мере, низшие звенья, и то же самое заставляли делать и народ, но Мартен знал, что религия потерпела значительные изменения, когда укоренялась здесь, в Халлайе. Халлайнийцы ни за что не отказали бы себе в привычных яствах, например, в сладком или фруктах, притом, что к мясу они относились довольно сдержанно и многие виды не употребляли вообще, ту же баранину, если принца не подводила память
— Не волнуйтесь, — ответил наконец-то Мартен, — испытания для желудка слабо коррелируются с испытанием духа…
Он заметил, как насторожился герцог, и понял, что для местного священнослужителя упоминание корреляции — немного странно, но что поделать, если уже ляпнул? Принц тяжело вздохнул и не стал отрицать, что таки сказал то, что сказал.
— Не обращайте внимания. Когда-то я мечтал познавать мирскую науку, но после понял, что служение Творцу — мое истинное призвание, — солгал он.
Мирскую науку в Мартена частенько впихивали силком, а что ж до служения Творцу, то он вообще не имел к нему никакого отношения, ни прямого, ни даже косвенного.
— Но все же, — уверенно произнес принц, — я думаю, в первую очередь мне стоит посмотреть на место, оскверненное ведьмой, а потом уже переходить к отдыху. Да, мы утомились с дороги, но разве не призвание мое приносить свет Творца в те места, которых коснулась скверна? Отдых невозможен, когда дух терзают сомнения, а мне невыносимо находиться там, где вместо молитв звучали ведьминские песни…
Герцог тяжело кивнул. Было видно, что больше всего ему хотелось послать Мартена куда подальше, вместе со всеми его молитвами и песнями, но в Халлайе это могло очень плохо закончиться. А испытывать собственную удачу таким образом мужчина не намеревался, слишком уж печальным был опыт тех, кто уже так делал.
— Что ж, — вздохнул он, — пойдемте тогда со мной.
Ди Маркель возглавил процессию и медленно шагал вперед, Мартен медленно плелся за ним, стараясь не отставать и при этом оставаться в своем образе, Белла просто вышагивала следом, стараясь не обращать никакого внимания на окружение и не поднимать головы, а заодно не выдать, что она уже бывала внутри и неплохо так ориентируется в пределах герцогского замка.
Она едва не свернула не в ту сторону, когда они дошли до какой-то развилки, и Мартен понял: герцог не собирается демонстрировать ему место, где хранился артефакт. Из этого можно было сделать только один вывод: эта штука не просто противозаконна, она опасна настолько, что даже место показывать нельзя. Герцог не уверен в том, что Мартен не почувствует использовавшуюся магию, и именно потому старательно обходит все места, которые могут ее выдать. Небось, прикажет своим колдунам поубирать все магические завесы или даже сам этим займется, чтобы только не угодить на костер.
Однако, опасна жизнь обычного халлайница, даже если он герцог.
— Прошу, — герцог посторонился, пропуская Мартена и Беллу в какую-то комнатушку.
Тут было душно, темно и, что самое главное, чем-то воняло. Очевидно, духами какой-то барышни, не умеющей толком ими пользоваться. Мартен с трудом понял, что слуги уже успели поставить тут несколько свечей во славу Творцу. Очевидно, в эту комнатушку и водили всех священнослужителей, чтобы показать, что ди Маркель верен своему божеству.
— Ведьма унесла мой кулон, напоминание о покойной матушке, — скорбным голосом произнес герцог. — Самое ужасное в том, что он был свячен и хранил силу и благословение Творца. Теперь удача отвернется от моего дома…
Мартен горестно вздохнул.
— Как жаль, что они бьют по самым болезненным нашим местам…
— Да, — кивнул герцог.
Воцарилось молчание, довольно тяжелое. Мартен не знал, что сказать, герцог же, кажется, что-то ждал.
А потом поинтересовался:
— Так вы молиться будете? Избавлять нас от ведьмина греха?
Глава шестая
Мартен осознал: последнее, что ему надо было делать — приходить сюда вместе с герцогом. Потому что если в порядке общего бреда он еще мог говорить что-то от лица слуги Творца, то молиться — нет. Принц открыл рот, чтобы выдавить из себя хотя бы какую-то общую формулу, но с ужасом понял, что не знает вообще ничего, даже как у них правильно принято стоять. Может быть, от него вообще ожидалось, что он упадет на колени и будет биться головой о пол?
Герцог внимательно смотрел на него, ни на секунду не отрывая взгляда. И не повылазило же ему! Мартен ни на минуту не засомневался в том, что ди Маркель таки очень боялся священнослужителей по отдельности и церкви в целом, но от этого сейчас не становилось легче. Потому что он-то за них не помолится…
Неожиданно сильный мужской голос, подозрительно напоминающий Мартену его собственный, буквально зазвенел в небольшой комнатушке. Принц аж вздрогнул от неожиданности, а потом запоздало понял — это пела его иллюзия.
Надо же, как натурально!
Ди Маркель тяжело вздохнул. Мартен же заставил себя больше не смотреть на него, а, шевеля губами в такт молитве, которую впервые в жизни слышал, медленно опустился на колени. Белла упала рядом с ним, и пугающие, звенящие в воздухе слова зазвучали еще громче, казалось, с силой вбиваясь в сознание, чтобы больше никогда не забываться.
Мартен закрыл глаза, пытаясь расслабиться и больше не вслушиваться в магическую песнь, но ничего не получалось. Иллюзия была не просто реалистичной — она, казалось, частично вытеснила саму реальность, замещая ее собой.
Он едва заметно сдвинулся в сторону, чтобы дотронуться до руки Беллы, и прошипел:
— Как ты это сделала?
— Тише! — прошипела она. — Не мешай молитве!
На какой-то особенно высокой молитвенной ноте ди Маркель одумался и тоже рухнул рядом с ними на колени. Выглядело очень неестественно, но герцог, по крайней мере, очень сильно старался. Лицо его покраснело от напряжения, и было видно, что мужчина с удовольствием сбежал бы куда подальше.
Мартен понял — иллюзия молитвы давила на него, вызывала у него, как у колдуна, желание сбежать куда-то как можно скорее. Но священнослужители, верующие в Творца, на самом деле о подобном могли только молчать — их молитвы не разгоняли магов и не могли причинить им вреда. Иначе армия Рангорна вряд ли бы с такой легкостью сражалась бы с халлайнийской…
Но, тем не менее, молитва давила на герцога. Его лицо приняло страшный бордовый оттенок, и Мартен вдруг испугался, что ди Маркель и вправду может погибнуть. Тогда сюда наверняка вызовут целую толпу священнослужителей, их обман разгадают, и вот уж с ними никто возиться не станет, молитвы читать не будет — просто сожгут, да и только. И вот с церковниками, поймал себя на мысли принц, его королевский статус точно не поможет. Вообще ничего не поможет, если попадутся какие-нибудь фанатики.
— Прекрати! — дернул он Беллу за рукав платья. — Ты не понимаешь, чем это закончится?
Она не сводила взгляда с ди Маркеля, смотрела на него так, словно пыталась всю мощь поющего эфемерного голоса направить на герцога, и Мартену в какой-то момент даже стало его жалко. Ну неужели этот человек заслужил, чтобы его маги убивали оружием церковников?
— Прекрати! — потребовал он еще раз.
Белла повернулась к принцу и воззрилась на него. Темные глаза пылали ненавистью, и Мартен аж отпрянул от неожиданности — ему подумалось вдруг, что Белла искренне пожелала его прямо здесь и сжечь.
Что ж такого ей сделал ди Маркель, что вызвал подобную реакцию?
Герцог же едва сдерживался, чтобы не обхватить голову руками. Молитва звучала громко и для Мартена, но он старался отрезать свое сознание от нее и не позволить звукам пробраться в подсознание.
— Немедленно остановись! — велел он.
Белла не остановилась — напротив, она направила всю мощь молитвы на Мартена…
И в его голове, казалось, что-то взорвалось. Огромное количество мыслеобразов, перепутанных между собой, звон колоколов…
Но Мартен знал: молитва не способна навредить его дару. Это просто громкая песня, которая рано или поздно стихнет. Более того, он сам произносит ее, это его иллюзия выкрикивает страшные слова, а значит, он может заставить все умолкнуть.
Медленно, но верно все вокруг стихало. Герцог все еще стоял на коленях, плотно зажав уши, но Мартен знал, что молитва умолкла.
Белла испуганно смотрела на него, словно не понимая, как такое могло произойти.
— Сын мой, — Мартен медленно поднялся с колен и шагнул к ди Маркелю. — Открой свои мысли Творцу и позволь ему исцелить тебя. Ведьма отравила это место, и ее яд, проникший в твое тело, убил бы тебя, не причини молитва сейчас тебе боль. Но все уже закончилось. Теперь в твоих помыслах нет места колдовскому мраку.
Герцог, все еще дрожа, поднялся.
— Благодарю вас, отец, — выдохнул он. — Но теперь мне пора вспомнить о гостеприимстве… — он шагнул в направлении выхода, к испуганной страже, очевидно, понимающей, что их хозяин едва не выдал себя.
Белла двинулась было следом, но Мартен успел поймать ее за руку.
— Что ты сделала? — севшим голосом спросил он.
Девушка только высвободила запястье и гордо ответила:
— Воспользовалась артефактом!
— Ты с ума сошла? — прошипел Мартен. — Я ведь предупреждал тебя, что этим артефактом пользоваться опасно! Неужели так сложно прислушаться?!
Она только дернула плечом, всем своим видом показывая, что плевать хотела на все его предостережения, и холодно ответила:
— Мне надо было что-то сделать. Ты явно не только молитв не знаешь, а и того, как ведут себя местные священнослужители. Актер ты, может быть, и хороший, но герцог все же в курсе, в какой стране он живет.