– Завтра, когда мы вернемся, я расскажу тебе обо всем, что случится, – обещает папа. Я хмурюсь: нечестно.
– Короткую! Ну пожалуйста!
Улыбается, гладит по голове:
– Я уже рассказал все, что знал.
– Придумай! – Не сдаюсь я, теснее кутаясь в колючее одеяло.
– Ты уже взрослый мальчик, чтобы слушать сказки на ночь, – отец качает головой. – Скоро станешь магом Университета, и будут у тебя собственные, настоящие истории, куда интересней моих.
– Почему интересней?
– Потому, что ты их проживешь. Только прожитое меняет человека изнутри и помогает расти. Ты же хочешь вырасти?
– Конечно, и хочу самые крутые приключения!
– Обещаю, так и будет, – отец смеется, поднимаясь уходить. Я вдруг замечаю, как подрагивают его пальцы, и вздутые вены на фалангах. Впервые думаю: папа уже очень взрослый. У него седина на висках, морщинки в уголках губ, глаз… и скоро он станет как дедушка – слишком старым, чтобы уходить в зимнюю ночь. Сажусь на кровати и ловлю его за руку, тоже обещаю:
– Я буду рассказывать тебе все-все, что случится! Каждый вечер! – Я не мог выразить тогда, но хотел сказать: я буду сильным и смелым, как ты, и наживу миллион невероятных историй, чтобы разделить на двоих.
Я улыбаюсь, ощущая, как блекнет свет того вечера. Последнего вечера, когда мои папа и мама были живы. Об их смерти мне рассказал уже дед – худшую историю на свете. Сейчас я едва ли смогу ее вспомнить: память растворяется в алом камешке, оседает на золотых сколах. В обмен я чувствую, как начинает покалывать кончики пальцев, как магия жарко растекается по венам, наполняя тело пружинистой легкостью. В сознании вспыхивают огни-души, яркие и бесчисленные, как звезды. Двигаясь среди них, подхожу к самым сильным, к Советникам. Протягиваю свой Камень, – в голове светлеет, дыхание сбивается. Серхи и Байра глядят с нескрываемой ненавистью. Легко улыбаюсь: плевать. Я будто снова в том кукурузном поле и центре бушующего пожара – моего пожара.
Я способен сжечь любого.
– Клянусь беречь и защищать орден и всех его членов ценой своей жизни. Клянусь управлять Университетом со всей возможной справедливостью. Клянусь служить магии каждым своим действием, – мои слова далеки от вычурной и устаревшей клятвы, и Серхи поджимает тонкие губы. Нотория за ним морщится и скрещивает руки на груди.
Байра выходит вперед, небрежно поддевает ногтем горячий осколок на моей ладони.
– И это все? – Хмыкает он.
– Этого достаточно, – пожимаю плечами.
– Увидим, – обещает старый маг и цедит чары связи. Впившись в меня глазами, наклоняется ближе – чувствую сухой травяной аромат его одежды, – выдыхает в ухо:
– Вы пожалеете, Даниель.
– Эрлах, – склоняю голову набок, волосы скользят по щеке.
– Вы пожалеете, – повторяет он и отходит, уступая место Серхи. Тот обдает ледяным презрением, как и Амертат. Остальные смотрят нечитаемо, но послушно произносят волшебные слова. С каждым моя сила обретает новое звучание, окутывая теплом и ветром, шелестом ночи, далекими песнями и каменной тишиной. Ощущения множатся, словно я одновременно – в тысяче мест и времен. Так легко потеряться, и только вырезанная на коже клятва удерживает меня в реальности: Зарин Аваддон здесь. Я тоже должен быть – здесь, пока ей ничего не будет угрожать.
От этого зависит моя жизнь.
– Совещание Совета через два часа, – говорю Советнику Мадлен, самому юному и последнему. – Передайте остальным, – сглотнув, кивает и торопливо отнимает руку от Камня. На его пальце остается порез, и я думаю, что мой осколок сильно отличается от гладких, округлых Камней Совета: он крохотный и острый, кровожадный. Это увидел Первичный Портал в моем сердце? Я – такой?
Теперь – оставить подпись на документе. Скрепленные темным колдовством листки впитывают кровь, высасывая каплю за каплей. Когда я отрываю палец, до локтя простреливает боль и приходит понимание: все изменилось. Так сильно, что в голове мутнеет, мир смазывается на секунду, принимая новый порядок. Я ощупываю шершавые имена, холодные строки нового закона. Оборачиваюсь вслед уходящим магам – охотники поспешно расступаются перед, – и встречаю серебристый взгляд Райха. Хмурюсь: пробрался-таки в эпицентр событий. Я просил подождать в кабинете Адамона, пока все утрясется и приедет его отец, но… стоило предположить. Пустой засунул руки в карманы черной толстовки и уже зачарованно смотрит на дымных тварей, по-прежнему защищающих своих хозяев. Вздыхаю и подхожу к Зарин:
– Пора, – протягиваю обе копии документов девушке. Она пристально всматривается в мое лицо:
– Спасибо, что вернул мне… – замолкает, не в силах назвать. Улыбаюсь:
– Долг.
– Долг?
– Я расскажу после.
Кивает и прикладывает ладонь с глубокой раной к документам.
– Мир заключен, – и в тот же миг гаснут стены, замолкают компьютеры. Нас окутывает непроглядный мрак. Тишина. По спине бегут мурашки, а в живот сжимается от страха. Твари неслышно движутся в наступившей темноте, просачиваясь между оцепеневшими людьми, занимая новое место среди них.
Зарин говорит ломким голосом:
– Заберите всех и уходите. У вас пять минут. Не дайте им кого-либо ранить, – моей щеки касается невидимый коготь, проводит черту. С шорохом и скрипом чудовища собираются из дымной взвеси в собственные изломанные формы. Кто-то тонко выкрикивает:
– У нас огненные маги! Источник вашей жизни! – И в этот момент морок, сопровождающий тварей, сходит.
– Они в курсе, – раздается нервный смех, вспыхивают слепящими пятнами фонари. Оглядываю потерянных, раненных магов, лежащие в каменном крошеве трупы. Горло сжимается, и сложно вытолкнуть хоть слово… я должен. Позвать медиков – Гийот появляется так скоро, будто ждал за дверью. Безразлично кивает и устремляется к неподвижным телам. За ним сквозь море охотников проскальзывают другие лекари и ребята моего блока. Эти улыбаются, переглядываются заговорщицки. Я командую:
– Разбиться согласно протоколу Б45, – группы по шесть человек, из них двое главных – искатели. – Обойти периметр и убедиться в прочности связок. Просканировать прилегающую территорию. В девять общий сбор на центральной площади. До этого момента – удвоить патрули.
– Но барьер… – пытается спорить кто-то.
– Восстановится через несколько минут. Поспешите занять позиции, – толпа споро делится на команды, люди тянутся к выходу, забирая с собой свет. Хрупает под ногами битое стекло, размазываются остатки портала. Единственный вход в Отрезок стремительно исчезает. Я чувствую, как после ухода тварей расслабляются плечи, растираю задеревеневшую шею. Пробираюсь к Сойту Роэну и опускаюсь на колени. Футболка на его животе черная от крови. Мужчина, скривившись от боли, удерживает рану руками. Кричу:
– Сюда! – Секция за секцией, зажигаются потолочные панели. Медики застывают, не решаясь приблизиться. Чертовы трусы! Рявкаю:
– Это приказ!
– Но они уже не… не люди, – выдавливает один из целителей. Верно. Подписанный пакт Серафима – древний документ, и согласно нему маги огня и отмеченные чудовищами приравниваются к тварям, а их жизнь обретает неприкосновенность. Небольшая цена: перестать быть человеком – за свободу.
– И что? Вы работали вместе много лет, а теперь это больше не имеет значения? Пусть он умрет, да, Руни?
– Нет, я не это имел в…
– Ну так думай прежде, чем говорить, – убираю волосы с лица и опираюсь о землю. Голова кружится, язык кажется неповоротливым и распухшим. Усталость наваливается неподъемной глыбой, и страшно хочется оказаться в своей комнате, в тишине и одиночестве – хоть не надолго. Медленно подбираю слова, а в висках стучит: осторожно, ты теперь Советник. Ты не имеешь права на ошибку, особенно сейчас:
– Послушайте, я знаю: вы сбиты с толку. В девять я все объясню и отвечу на любые вопросы. Но сейчас просто помогите им. Если вам плевать на общее прошлое, подумайте вот о чем: неизвестно, как чары Бози расценят его смерть.
Сжав плечо мужчины, в наступившей тишине разглядываю побледневших медиков. Они кажутся неуверенными даже когда отмирают и подходят наконец к раненным. Глажу Камень: ничего, все получается – видишь? Требую:
– Принесите протезы Мантикоры. Одно… два инвалидных кресла, – для Сойта Роэна и раненного в бедро Эйсы.
– Этому необходимо в операционную, – говорит осматривающий искателя маг.
– Тогда одно кресло. Эй, Картер! Томас и Пвин! – Перехватываю троих парней моего блока. – Вы отвечаете за него передо мной лично. Никого, кроме врачей, не допускать. Иные приказы не рассматривать. Понятно?
– Да, сэр! – Сойт Роэн сдавленно вскрикивает, когда его перемещают на носилки.
– О тебе позаботятся, все будет хорошо, – мужчина горестно ухмыляется:
– Навестишь меня в лазарете?
– Непременно, еще сегодня, – обещаю, поднимаясь. И Валентина тоже навещу.
Вокруг колдуют, убирая завалы битого камня, левитируя тела, зачаровывая раны. Жизнь Университета входит в привычное русло. Скоро о случившемся будут напоминать лишь свежие фотографии погибших на стенах бара и пустые кровати в некоторых комнатах.
Новый капитан блока охотников.
Чистые камеры Заповедника.
Там уже никого – прикрыв глаза, я вижу структуру ордена как на ладони. Учебные аудитории, секции общежитий, переходы и залы, каморки подсобок, зачарованные пятна хранилищ артефактов, сияющий главный контур – великолепный, мощный каркас из древних сигилов с кружевом современных надстроек, укутывающий Университет серебристым облаком защиты.
Тьмы внутри нет – истаяла, разбежалась. Вернулась домой, если у чудовищ есть дом.
Я оборачиваюсь к Зарин. Рядом с ней Наас и Илай, Сано и обнимающий девушку высокий блондин с перечеркнутой шрамом щекой – Ульрих Пата, о котором говорила Нина. Он выведет ребят к Маре и Эду.
– Пора восстанавливать барьер, – обещанные Зарин минуты истекли. – Я провожу вас к выходу. На всякий случай.
Киваю Ульриху:
– Пойдешь с ними. Поможешь перенести погибших.
– Так точно, сэр, – сероглазый маг понимающе улыбается.
Я жду, пока цепляют протезы безногому калеке Мантикоре – дикий крик на мгновение перекрывает иные шумы, – пока Зарин уговаривает его пойти с ними. Пока заканчивают колдовать целители, пока уносят тела. Замираю над каждым, всматриваясь в изуродованные смертью лица. Нахожу девушку Кана Энид, укутанную серой пылью как саваном. Знакомых охотников – но не их капитана. Мне не нужно спрашивать, что с ним случилось.
Я понимаю.
Нина тоже понимает: столкнувшись с нами в коридоре, читает что-то в моей лице. Беспомощно оглядывает раненных магов, тело Айяки на руках Илая и держащего мертвого брата Марию. Девушка сдавленно всхлипывает и зажимает рот, шарахается прочь. Шагаю к ней, но она сбегает раньше, чем я успеваю что-либо сказать. Стискиваю зубы и Камень – до боли, до теплой крови в ладони. Мне хочется кричать.
– Она тоже маг огня, – говорит подошедшая Зарин. – Слабый, но ученым хватит. Она должна уйти с нами. Принять печать.
– Ей потребуется время, чтобы примириться с этой мыслью, – криво усмехаюсь. Много времени.
– Пусть поторопится, – проходит мимо Хикан.
Мы минуем лестницы и решетки, бесконечные линии защиты, что мерцают узорчатым плетением перед моим внутренним взором. Сознание будто раздваивается, я одновременно среди черно-белых коридоров и – внутри огромного магического организма, где каждый сигил связан с другим, живет и дышит, непрерывно меняется, взаимодействуя. Чары опутывают каждый камешек, струятся под ногами, мерцая в такт шагам. Разливаются в вычурный знак, когда мы достигаем холла. На нем столпились люди: ученые в белых халатах, бледные как мел пустые из администрации. Я нахожу Адамона, он выглядит постаревшим и очень усталым. Вздыхаю: в ближайшее время его ожидает много работы. Я об этом позабочусь.
Толпа поспешно расступается перед нами, и в лицо дует холодом. За стеклянными дверями ждут сгущающиеся сумерки. И воробьи – замерли на ветвях и карнизах, укрыли залитые последним алым светом крыши. Я вздрагиваю, когда несколько пташек перелетает возле самого лица. Зарин рядом заметно напрягается. Обхватывает себя за плечи: она в легкой рубашке и шортах, остальные тоже одеты совсем по-летнему. Наверное, в Отрезке было жарко. Я отдаю девушке свое пальто.
– Спасибо, – рассеянно благодарит, не сводя золотистых глаз с неподвижных птиц.
– Пойдем, – касаюсь между острых лопаток.
С темного неба падают колючие снежинки. Дыхание клубится паром. Выдыхаю облако: люди рядом – замерзшие и серые в наступающей мгле, – последние искры гаснущего пламени, обломки великой Огненной эпохи, теперь в безопасности. Пусть в переулках скользят силуэты охотников, провожающих нас к барьеру, пусть следом поворачиваются камеры – все это скоро останется в прошлом. Темные ритуалы, ужасы Заповедника… Висия – останется в прошлом. Глаза печет, и я шепчу призраку среди теней: прощай. Я исполнил свое обещание.
Все поменяется.
Даже раньше, чем я предполагал: за очередным поворотом нас встречает группа магов. Воробьи с шумом взлетают к низким тучам, стая описывает круг и улетает в сторону парка. Машинально тянусь к пистолету, но узнаю выступившего вперед Олафа. Он медленно расстегивает китель и, свернув, кладет на асфальт. Остальные повторяют за ним и быстро отходят, исчезая под деревьями.
– Идем, – хмыкаю, устремляясь вперед.
– Подожди! Это может быть ловушкой, – предостерегает Сано Ульриха, который наклонился поднять подарок. – Чары…
– Нет, – подхватываю сверток, на всякий случай проверяю на колдовство – знак сплетается из снега легко, по первому желанию. Улыбаюсь, чувствуя тепло в груди. – Это благодарность.
Укутываю кителем Нааса, ободряюще сжимаю плечо. Парень смотрит мимо, заледеневший в своем горе.
– Все равно проверь, – сомневается Хикан, но форма, как и висящий дальше на ветвях пуховик, не проклята. Мы находим оставленными шарфы и шапки, кофты и толстовки, одеяла и свитера – больше, чем нужно, больше, чем я мог представить. Горло перехватывает спазмом, и я отворачиваюсь, чтобы никто не увидел потрясения на моем лице.
– Ненормальные, – шепчет Эйса. – Камеры же работают! – Красные глазки смотрят на нас с забора периметра.
Останавливаюсь у калитки:
– Я попрощаюсь с вами здесь, – прячу руки и Камень в карманах подобранного пиджака. – Не оставайтесь в городе. Уходите как можно дальше прямо сегодня, воспользуйтесь альфа-порталом.
– Спасибо, – рассеянно отвечает Зарин.
– И вам. Надеюсь, в следующий раз мы увидимся при менее трагичных обстоятельствах.
– Позаботься о Нине, – хрипит Наас. – Пока на ней нет печати, она считается человеком и попадает под власть Университета.
Она уязвима.
– Жаль, что нельзя обратить без спросу, – хмурится Хикан.
– Я поговорю с ней, – обещаю. – Свяжусь с Ульрихом, как только станет известно состояние Сойта Роэна. А теперь…
– Барьер, – Зарин задерживается, пропуская остальных вперед. Прижимает к груди листы соглашения. Илай ждет ее по ту сторону стены. Облизав губы, девушка говорит повернувшимся камерам, невидимым наблюдателям. Совету и мне:
– Я сожгу ваши души дотла, если придется.
Соглашаюсь:
– Договорились.
Она шагает за барьер и оборачивается. Глаза горят лунами, словно у дикого зверя. Что-то шепчет, не разобрать, но я вижу вторым зрением, как наполняется светом защитный контур, как вспыхивают узловые сигилы и плетения связок. По позвоночнику бегут мурашки, а волоски на затылке поднимаются дыбом. Втягиваю запахи палой листвы и близкого болота, зимнего ветра в соснах, улыбаюсь на прощание, когда калитка с грохотом захлопывается – вздрогнув, ежусь от холода и неприятного ощущения, что за мной наблюдают.
Мельком посмотрев на камеры, оглядываюсь, нахожу темный силуэт в начале аллеи. Сутулые плечи, растрепанные волосы – Райх.
Ну конечно.
Чувствую, как теплеют щеки.
Он здесь, мой пустой. Неслышный – подходит ближе, останавливается напротив. Кончик носа покраснел от холода, румянец заливает скулы. Я дергаю рукой, сплетая сигил помех, и вырубаю все наблюдение. Хватит, насмотрелись.
– Все получилось, – говорит он. Блекло улыбается и впервые выглядит неуверенно. Я склоняю голову набок и подхожу ближе, трогаю холодную ладонь. Ответное касание жесткое и крепкое, у Райха расслабляются плечи.