Я ругнулась, туша окурок в пепельнице. Сцепила руки на голове в замок. Да что за фигня творится с моей жизнью последнее время? Кто-то там наверху решил проверить на прочность? Тогда хватит, слышите? Я давно на пределе.
— Не мой отец, — проговорила тихо вслух, блуждая взглядом по кухне. Как будто пыталась распробовать эту мысль. А это многое ставит на свои места. Катька была желанным ребенком, а я нет, тем более, что мой настоящий отец, возможно, был просто залетным молодцем. Не припомню, чтобы в жизни матери вообще были мужчины. Или она умела их прятать. Она забеременела, скорее всего, случайно. Но почему не сделала аборт? Может, просто не успела? Да мало ли почему? Ясно одно: я никогда не была желанным ребенком, но родилась. И мать тащила меня на себе одна, проклиная моего отца. А заодно и меня. Особенно, если я и правда на него похожа, как она говорила.
Я села на табуретку, глядя перед собой. Кто был мой отец? Я ведь имела право знать. Бросившись к коробке, стала остервенело перебирать остальное содержимое. Оно летело на диван, наверное, с такой же несдержанностью, с какой Катька закидывала вещи в коробку. На этой мысли я стопарнулась. А она, интересно, знает правду? Не факт. Вряд ли мать делилась с ней подробностями личной жизни. Отец появлялся абы как, мать могла просто не рассказать о его смерти. И зачем, если он все равно никакой роли в жизни не играл?
Я так и сидела на диване, пялясь перед собой, пока не позвонил Тима, сообщая, что они будут через десять минут. Быстро покидав содержимое коробки обратно, пихнула ее на шкаф. Телеграмму сунула в карман. Вещи себе и Катьке собирала, не глядя. Когда вышла из дома, машина уже стояла во дворе. Катька сидела на переднем сиденье, я, затормозив, встретилась с ней взглядом. Сердце сжалось, до того он был поникший. Юркнув на заднее сиденье, тут же столкнулась взглядом с Тимой, смотрящим в зеркало заднего вида. Нахмурившись, он спросил:
— Все в порядке?
Я кивнула, перегнувшись вперед, спросила сестру:
— Ты как?
— Ничего, — ответила она, глядя вперед. Я откинулась на спинку и подумала: ничего. Ничего хорошего.
Вскоре мы были в квартире. Тима проводил нас в гостевую комнату, а я подумала: Катька, наверное, странно себя чувствует здесь на правах просто гостьи. Все-таки дурацкая затея. Зачем я только пошла на поводу у Тимы?
— Есть хочешь? — спросила Катьку, она покачала головой, садясь на кровать.
— Если вы не против, я посплю, — сказала, слабо улыбнувшись. Мы, конечно, тут же ретировались. Молча выпили кофе, сидя друг напротив друга, играя в гляделки. Наконец, Тима встал, взяв меня за руку, повел к себе в комнату. Я села на край кровати, а он устроился на корточках возле меня, положив руки на мои колени.
— Что случилось, пока ты была в квартире? — спросил, внимательно разглядывая, а я только подивилась тому, как легко он меня считывает. Вздохнула. — Вик, — позвал он, заставляя посмотреть себе в глаза. Черт, как же он произносит мое имя!
Я молча вытащила телеграмму из кармана и передала ему. Тима, прочитав, перевел на меня взгляд.
— Ты же вроде знала, что ваш отец погиб? Или это какой-то другой Царев? — спросил меня.
— Тот самый. И погиб он за одиннадцать месяцев до моего рождения.
Тима, чуть поглазев, вздохнул, опуская голову. Снова подняв, спросил:
— И что сама думаешь?
— Да ничего, — усмехнулась я, — по крайней мере, этот факт объясняет отношение матери.
Тима нахмурился.
— А какое у нее было отношение?
Смутившись, я отмахнулась.
— Это уже не имеет значения, Тим.
— И все-таки.
Я вздохнула.
— Ну, скажем так, любимым ребенком я не была.
— Думаешь, твоя мать случайно забеременела?
— Не знаю. Я не помню мужчин в ее жизни. Мне вообще казалось, их нет. Но она могла встречаться с кем-то, не демонстрируя его нам.
— Что, по всей видимости, и делала, — кивнул Тима, садясь рядом. Почесав бровь, добавил. — А Катя? Ведь она старше, могла что-то заметить.
— Вот и спрошу об этом, когда она проснется. Очень о многом надо поговорить, а Катька так подавлена…
— Хочешь, я попробую узнать что-то? Не обещаю, что получится, но кто-то может ненавязчиво покопаться в биографии твоей матери.
Я посмотрела на него долгим взглядом.
— Что? — спросил он.
— Я совсем тебя не знаю.
Тима усмехнулся, взяв за руку, потянул на себя, я не успела сообразить, как оказалась у него на коленях.
— Тима, — прошептала, почти касаясь губ, чувствуя, как по телу бегут мурашки, а сердце замирает, — Катька в соседней комнате.
— Она спит, а я просто поцелую тебя.
— Ты… — договорить я не успела, потому что он начал целовать, и мир остановился. Сердце забилось в непонятном ритме, дыхание вышибло, как только я почувствовала его руки на своем теле, сознание дурманилось, по телу неслись импульсы возбуждения. Оторвавшись от губ, Тима поцеловал скулу, а потом, прикусив, потянул мочку уха, и я тихо застонала, прижимаясь к нему, говоря шепотом ему в ухо и не понимая этого:
— Хочу тебя. Безумно. Хочу быть твоей.
Он, отстранившись, посмотрел мне в глаза, а я вдруг испугалась своих слов. Не того, что их произнесла, они были правдой, а того, что вдруг они окажутся ему не нужны? А тут я со своими признаниями. Не в любви, но около того…
Тима вдруг, резко перевернув меня, уложил на кровать, оказавшись между моих ног. Тормоза начали отказывать, его губы и руки сводили с ума, и я не знала, как остановиться, но он сделал это сам, уткнувшись мне в ключицу и тяжело выдохнув. Мы немного полежали так, пытаясь успокоиться, хотя близость тел не особенно способствовала. Наконец, Тима поднялся, я села рядом.
— Это выше моих сил, — покачав головой, он вышел из комнаты. Я немного посидела, выравнивая дыхание, стараясь не вспоминать только что произошедшее, потому что даже мысли вызывали новый приток желания. Сделав несколько глубоких вдохов, вышла в кухню. Тима курил, глядя в окно. Встав рядом, я занялась тем же. Вид отсюда был шикарный.
— Я не знаю, как сказать Катьке, — произнесла вдруг, не поворачивая головы, Тима тоже не изменил позу. — И что.
Усмехнувшись, он затушил окурок, повернувшись, оперся на подоконник.
— Хочешь, чтобы я ей сказал? — я помотала головой. Тима вздохнул, скрещивая на груди руки. Мы немного помолчали. — Вик, пойми, — снова заговорил он, я, потушив окурок, стояла теперь рядом с ним, тоже опираясь на подоконник, — Катя подавлена, но она имеет право знать правду.
— Какую правду? — сорвалось с губ раньше, чем я осмыслила вопрос. Он снова вздохнул, качая головой.
— У женщин все слишком сложно, нужно непременно услышать те самые слова… — я вспыхнула, отворачиваясь, но тут же заговорила.
— Ты меня неправильно понял. Просто… Между нами все странно, непонятно. Да, нас тянет друг к другу, но…
— Вик, — он встал передо мной, — однажды я признавался в любви, играючи, между делом, верил, что все будет отлично, что дурацкое долго и счастливо это про меня… И этими словами дал надежду, которую потом сам же растоптал. Потому что сделал неправильный выбор, бросил, сбежал. Слова ничего не значат.
Подняв на него глаза, я тут же снова опустила голову.
— Я поняла, — шепнула, а он вдруг пальцами приподнял мое лицо за подбородок, заставляя посмотреть на себя.
— Я знаю одно, я не хочу тебя терять. Маленькую, вздорную, порой совершенно невыносимую, — улыбнувшись, он обнял меня, я прижалась к нему, утыкаясь в грудь. Жизнь очень сложная штука, порой она выкручивает все так, что из одного несчастья вырастает счастье, и наоборот. А наше счастье-несчастье переплелось между собой, пуская корни в каждого. К сожалению, в кого-то больше. И если сейчас, стоя в кухне в объятиях мужчины, я чувствовала себя впервые за долгое время по-настоящему счастливой, то в комнате лежала моя сестра, оборотная сторона этого счастья. И как ни жестоко это было, я больше не хотела отходить в сторону.
Глава 27
Катька проснулась через полтора часа. Тима отъехал по делам, велев сидеть дома, я от нечего делать приготовила ужин, размышляя над ситуацией. А подумать было о чем. Все больше я склонялась к мысли о том, что Тима прав: Жильцов что-то задумал. Прошли сутки, а меня никто не беспокоит. Никаких звонков, злых дядей, и прочего. Может, конечно, я пересмотрела фильмов, и на деле все не так? Жильцов дал понять: у меня неделя и о побеге думать не стоит. А нагнетать обстановку в его планы не входит, да я и сама неплохо справляюсь, как только начинаю гадать, что к чему. Если бы не Тима, я бы, наверное, бестолково металась по городу, не зная, что делать. Он, внезапно появившись у ворот следственного отдела, увез меня из-под нависшей угрозы, не дав толком ее прочувствовать. Но вот теперь, когда события и эмоции отступили, я осталась одна и стала думать. И чем дольше думала, тем больше понимала: у меня в принципе нет выхода из сложившейся ситуации кроме как бежать. Вряд ли Жильцов даст мне спокойно жить. Тима, скорее всего, это тоже понимает. И что? Он сказал, что не бросит меня. Обратный отсчет, между тем, идет. Прошли сутки, а дело не движется.
Вот тут и появилась Катька, глаза потухшие, сама словно напуганная, обнимает себя за плечи.
— Есть будешь? — спросила я, включив чайник. Сестра усмехнулась.
— А ты здесь неплохо освоилась.
Я почувствовала угрызения совести, но, пересилив себя, улыбнулась.
— Просто я тут сижу второй день, что еще делать?
А сама лихорадочно соображала: что же ей сказал Тима о причине нашего переезда? Я ведь не спросила его об этом. Покосившись на Катьку, достала тарелки, говоря:
— Надо все-таки поесть.
Ела сестра вяло, у меня и вовсе не было аппетита. Я понимала, что разговор неизбежен, и внутри неприятно дрожало. Вот сейчас, сейчас. Сейчас я начну. Ворох фраз мелькал в голове, я молча ела, глядя в тарелку. Наконец, когда Катька отодвинула свою и собралась встать, я поняла: если сейчас не скажу, то потом опять придется собираться с силами. И выдала тихим голосом, по-прежнему глядя в тарелку:
— Вы с Артемом виделись перед его смертью, так?
Катька замерла в полусогнутом состоянии, не успев выпрямиться. Я все-таки посмотрела на нее. Не знаю, почему именно этот вопрос вырвался первым. Может, подсознательно я хотела сначала задавить ее, чтобы потом мое признание о нас с Тимой выглядело не так плохо. Подленький ход, но слова уже сказаны, и назад их не заберешь. Катька, рухнув обратно на стул, уставилась на меня глазами, полными страха. Я даже немного удивилась. Неужели есть чего бояться настолько? Артем, что, с ума сошел и поделился с Катькой правдой? Нет, такого точно быть не могло, тут что-то другое. Сестра, продолжая смотреть, пошептала:
— Откуда ты?.. С чего ты взяла?
— Кать, — выдохнула я, — мне нужно знать правду.
У нее забегали глаза, словно она пыталась зацепиться взглядом за какой-нибудь предмет перед собой и никак не могла. Вцепившись в столешницу, Катька вдруг кивнула.
— Да, Артем заезжал ко мне…
— Зачем?
Она бросила умоляющий взгляд, словно надеясь, что я сейчас скажу: а, к черту прошлое, забыли. Господи, она и впрямь невозможно наивна.
— Катя, — ее имя прозвучало почти строго, с нажимом, и слова полились из нее торопливо, путанно, голос дрожал, а сама она побледнела.
— Вика, ты только не думай… Я хотела, как лучше, хотела оградить тебя… Ведь это все могло плохо кончиться…
— Флешка у тебя? — прервала я бессвязный поток. Катька, замерев, кивнула, вглядываясь в меня.
— Откуда ты знаешь?..
Я устало вздохнула, тянясь за сигаретами.
— Кать, рассказывай. Все с самого начала.
Помолчав немного и поглазев на столешницу, Катька начала:
— Он встретил меня после школы. Понимал, что домой лучше не соваться, знал же, что мама не одобрит… Сказал, надо поговорить. Мы в одном из дворов разместились, между школой и домом, на лавочке. Он мне передал пакет, сказал, там деньги. Я заглянула… А там просто нереальное количество какое-то… Артем сказал, для тебя. Он вроде как уезжает на несколько дней, и чтобы я тебе деньги отдала в случае необходимости. А если не пригодятся, он их заберет, когда вернется…
Катька говорила, а у меня сердце заходилось, до того живо я видела эту картину. Даже лавочку представляла, на которой они сидели, хотя это могла быть вовсе не она, но картинка была такой яркой, что хотелось разрыдаться.
— И где эти деньги? — спросила хрипло, Катька бросила на меня испуганный взгляд.
— Ты не думай, я их не тратила… Сначала… Я боялась о них тебе говорить, потому что… потому что…
— Потому что флешку забрала из дупла? — Снова испуганный взгляд и кивок. — Как ты о ней узнала?
— Артем оставил тебе письмо, — Катька прятала глаза, впрочем, и без этого понятно, что будет дальше.
— И ты его вскрыла, — усмехнулась я.
— Да… Я… Просто эти деньги и то, как Артем говорил… Опять же, зачем письмо, когда есть мобильный?
— И что там было?
— Он просил у тебя прощения.
Я закрыла глаза, пытаясь справиться с собой. Получалось так себе, в глазах темнело, руки тряслись.
— Да рассказывай уже, — не выдержав, чуть не крикнула я. Катька, вздрогнув всем телом, быстро заговорила:
— Он написал, что ему жаль, что он не такой, каким бы ты хотела его видеть. И что он добыл деньги, которые ты просила. Потом было что-то про то, что он не знает, как дальше сложится, потому что попал в нехорошую ситуацию. Но объяснений не было. Он просто написал, что если вдруг так сложится, что тебе будет угрожать опасность, то в нашем месте есть то, что может тебе помочь. И чтобы ты была осторожной.
Я горько усмехнулась, сидя с закрытыми глазами. Тема, скорее всего, написал это письмо прямо перед встречей с Катей, понимая, что оказавшаяся у него флешка слишком опасный груз. Он надеялся выбраться живым, а в дупло спрятал ее на тот случай, если опасность будет угрожать мне. Но просчитался, повстречавшись с людьми, которые умеют подбирать аргументы. Он таки выдал место, но там уже ничего не было. Жильцов злился, думая, что Артем водит его за нос, но все было совсем не так: флешку на тот момент уже забрали.
Я посмотрела на сестру: забитая запуганная девчонка, которая сама не поняла, куда полезла. Которая вспомнила единственный откровенный разговор со своей младшей сестрой, разговор, ставший роковым для Артема Дронова. Хотя нет, это ложь. Его бы все равно убили, даже если бы флешка лежала в дупле. Но ее там не было, и Артем догадался, кто мог ее взять. Раскрыть карты — значило поставить под удар всю нашу семью, и он больше не сказал ни слова.
— На хрена ты вообще полезла туда? — спросила я тихо, чувствуя себя неимоверно усталой.
— Я испугалась. Подумала, вдруг тебя не будет, а придут к нам? Артем был такой напряженный, деньги, письмо с непонятными намеками… Я пошла в парк, вспомнив твой рассказ, и нашла в дупле флешку. Не знала, что делать, отнесла в школу, спрятала там.
— А сейчас она где?
— Там же. Когда стало известно, что Артем погиб, я поняла: надо молчать. Лучше, если никто вообще не узнает, что мы виделись. По городу ходили слухи, что мог быть не несчастный случай, что кто-то его специально… Зная тебя, я не сомневалась, что ты полезешь в пекло. Поэтому и промолчала.
— А письмо?
— Сожгла. Деньги спрятала. Я ими не пользовалась, пока мама не умерла. Да и как? Не обяснить бы было, откуда они… А потом… Куда их было девать? Я боялась рассказывать тебе, ты и так пустилась во все тяжкие… Я и подумала…
— Так ремонт и все остальное — на эти деньги? — усмехнулась я, качая головой. Перегнувшись через стол, добавила. — А ты знаешь, за что он их получил? За то, что развозил героин. Ты живешь на кровавые деньги, Кать, кровавые во всех смыслах.
Она промолчала, а я подумала: глупые нравоучения, сестра все прекрасно понимает. Просто ей плевать на то, как эти деньги добыты. Ничего личного.
— Мне нужна флешка, — сказала я спокойно, наконец, закурив.
— Хорошо, — кивнула Катька, — только надо в школу.
— С Тимой съездите. Деньги можешь оставить себе.
Сестра бросила на меня взгляд.
— А ты… — протянула, я быстро сказала:
— Я уезжаю, Кать, и вряд ли вернусь сюда когда-нибудь.
Сестра, попялившись, откинулась на спинку стула.
— С Тимой? — спросила вдруг, а я замерла, глядя на нее. Один-один, если так можно сказать. Катька усмехнулась. — Я слышала ваш разговор в кухне.
Мне стало неловко, невольно краска прилила к щекам. Как ни крути, в этой истории нет положительных персонажей, и я не исключение.
— Прости, — сказала ей, — между нами ничего не было. Я хотела объясниться с тобой сначала.
— Между вами было все, — проговорила тихо сестра, — все то, чего не было между нами. Я-то гадала, кого он встретил в Питере, а оно вон что…
Я молчала, не зная, что сказать. В какой-то степени Катька даже облегчила мне задачу, однако на душе все равно было хреново.
— Знаешь, это неудивительно, — продолжила она тихо, — кто я, а кто ты. Задроченная училка с комплексами против девчонки с характером… Выбор очевиден.
— Глупости не говори, — не удержалась я, но Катька продолжила, впиваясь в меня взглядом.