— Правда, теперь ты стала меньше похожа на Светлану…
— Дэнни тебя так любит, мам, — сказала Наташка, когда они гуляли по празднично украшенному центру. — Просто невероятно…
Первые же сутки, проведённые вместе, сотворили настоящее чудо: между матерью и дочерью практически полностью исчез языковой барьер. Они стали понимать друг друга буквально на лету, запросто смешивая русские и английские слова для ясности, а в крайних ситуациях прибегали к языку жестов, выдуманному ими же самими.
— Что тут невероятного? — рассмеялась Светлана. — Да, я знаю, что Даня меня любит. И я тоже его люблю — очень сильно…
— Как у вас всё так получилось? — с интересом спросила дочь; глаза её вспыхнули жгучим любопытством. — Когда ты поняла, что это — настоящее, на всю жизнь?
— Да ничего я не понимала, — вздохнула Светлана. — Мы с ним поженились, когда уже полжизни было прожито, и у каждого — куча ошибок за спиной. Потеряли уйму времени, возможностей… да и здоровья тоже, поэтому теперь стараемся не расставаться даже ненадолго.
— Аж завидно, — вздохнула Наташка. Светлана искоса взглянула на дочь:
— А ты до сих пор переживаешь из-за своего Питера? Любишь его?
— Ну, мне казалось, что люблю… точнее, любила, — поправилась та. — На самом деле, если честно и объективно проанализировать все мои эмоции от случившегося, то, прежде всего, я чувствую боль именно от предательства. Неприятно быть обманутой самыми близкими людьми. Но когда начинаю думать о том, действительно ли хотела бы прожить с этим человеком всю дальнейшую жизнь… и чтобы даже ненадолго не расставаться, вот как вы с Дэнни… то совсем не ощущаю уверенности. А тебе… вам обоим… я просто по-хорошему завидую, — она улыбнулась матери и прижалась щекой к её плечу.
Москва Наташке ужасно понравилась — несмотря даже на то, что некоторые вещи вызвали у неё неподдельное удивление. К примеру, она была поражена, узнав, что многие русские мечтают жить в центре города, поскольку это считается статусным и престижным — в то время, как большинство американцев стремится обзавестись большим просторным домом на окраине или даже за городом.
А вот московское метро Наташка назвала самым красивым в мире.
— Это не просто средство передвижения, — горячо доказывала она, — а настоящий архитектурный шедевр! Я в приятном шоке…
Также Наташка пришла к выводу, что слухи о мрачности и замкнутости русских людей несколько преувеличены. Да, если сравнивать с вечно улыбающимися всем подряд американцами, которые привыкли делать это на автомате, даже не задумываясь — то, конечно, русские казались унылыми и суровыми на их фоне. Но дело было вовсе не в замкнутости или враждебности.
— Мне кажется, у вас просто нет привычки нежничать и любезничать с посторонними людьми, с незнакомцами. Но, когда вы узнаёте друг друга поближе — сразу открываетесь, показываете свою доброту и отзывчивость… Я вообще думаю, что русские очень щедрые, хлебосольные и гостеприимные. И от этой хлебосольности я скоро не влезу ни в одни джинсы! — шутливо посетовала она, с аппетитом уплетая масленые блины с вареньем на Красной площади.
Наташка была в восторге от ярмарки: от того, как всё украшено, от ассортимента и самой атмосферы… Глаза у неё разбегались при виде традиционных национальных сувениров: огромного выбора матрёшек, в том числе и с ликом американского президента (babushka dolls, называла их Наташка), щелкунчиков, кокошников и ушанок, оренбургских пуховых шалей и павлопосадских платков… Гжель, хохлома, деревянные ложки и свистульки, чай из настоящего самовара, петушки на палочках, даже берёзовые веники для бани! Наташка с радостными повизгиваниями, как дитя малое, носилась от одного прилавка к другому, и Светлана, смеясь, уговаривала её одуматься и не сметать все товары сразу, у них ещё будет время сюда вернуться…
Предновогодняя Москва была полна туристов: всюду слышалась иностранная речь, в том числе и на английском языке, так что Наташка чувствовала себя, как дома.
А вот Светлана, как ни была рада за дочь, не могла отделаться от ощущения смутного, липкого беспокойства. И чем больше вечерело — тем больше усиливалось это вязкое ощущение.
Весь день Светлана не могла дозвониться до Даниэля.
Утром, за завтраком, всё было нормально: он расспросил их о планах на день и пообещал вечером присоединиться. Сейчас же он должен был ехать к себе в клинику: в сегодняшнем расписании у него стояло две сложные плановые операции.
Светлана привыкла, что муж может не отвечать на звонки несколько часов подряд — он в это время оперирует. Но все мыслимые и немыслимые сроки предполагаемых операций давно уже истекли, а Даниэль по-прежнему не вышел на связь. Поначалу он просто не брал трубку, а после его телефон и вовсе стал недоступен. Неужели разрядился?..
Они должны были сегодня все вместе, втроём, поужинать где-нибудь в городе, и Светлана терялась в догадках, что им с Наташкой делать, если Даниэль так и не перезвонит. Ехать домой и ждать его там?.. Попытаться связаться с кем-нибудь из персонала больницы и узнать, где сейчас находится доктор Шульман?..
Вторая идея показалась ей наиболее логичной и разумной, и Светлана принялась листать контакты в телефоне, пытаясь разыскать там номер клиники. В это время мобильный сам завибрировал в её руке, и она едва не выронила его от испуга и неожиданности.
Увы, это оказался не Даниэль. Номер звонившего был ей незнаком. Голос собеседника — мужской, отрывистый — тоже.
— С кем я говорю? Вы же — Светлана? Жена Даниэля Шульмана? — спросил незнакомец.
— Да, это я, — мгновенно холодея, отозвалась она и, остановившись, лихорадочно вцепилась в рукав Наташкиного пальто. — А что случилось?
— Вы только не волнуйтесь…
Глава 4
Оказалось, машина Даниэля въехала в опору рекламного щита. Какой-то пьяный идиот (видимо, уже начавший отмечать новогодние праздники) выскочил на встречку, и, спасаясь от неизбежного лобового столкновения, Даниэль резко свернул в сторону. Скорость была невысокой, около тридцати километров в час, к тому же, Шульман был пристёгнут — это его и спасло. А вот идиоту повезло куда меньше… Уже через пару мгновений произошло страшное столкновение на полной скорости с другим автомобилем, и оба водителя погибли на месте.
Врач, разговаривающий со Светланой, подал ей информацию в весьма оптимистическом ключе: Даниэль отделался лёгким сотрясением мозга и переломом левой ключицы, ну, а остальное — пустяки, царапины, скоро заживёт!
Однако со Светланой всё равно едва не приключилась истерика. Несмотря на то, что ей назвали адрес больницы и предложили в любой момент приехать и самолично убедиться, что с мужем всё в порядке, что он её ждёт, она боялась, что от неё скрывают правду, и умоляла дать трубку Даниэлю хотя бы на секунду — чтобы услышать его голос… Наконец, кто-то из медперсонала сжалился и исполнил её просьбу, отправившись в палату больного.
— Со мной всё хорошо, Веточка, — услышала она хриплый голос мужа и чуть не разрыдалась от облегчения. — Честное пионерское. Руки целы — а это самое главное для хирурга…
— Дурак, — прошептала она с нежностью, чуть не плача, — какой же ты всё-таки дурак… При чём тут руки? Самое главное — что ты живой!
— Я живой, — подтвердил он, — и в ближайшие несколько десятков лет на тот свет не собираюсь.
— Даня, милый, я скоро буду у тебя. Вернее, мы с Наташкой скоро будем! — поправилась она, почувствовав, как дочь ободряюще сжала её локоть, и ощущая себя немного увереннее оттого, что была не одна.
Больница оказалась не самой захолустной, но и далеко не того уровня, в которой работал сам Даниэль. Появление знаменитой актрисы Светланы Звёздной произвело фурор среди персонала и пациентов.
— О, так Даниэль Шульман — это ваш муж? — вытаращила глаза девушка на ресепшне. — Ну надо же… как тесен мир, кого только не встретишь…
— Где он? Как? Я могу его увидеть? — вцепившись в Наташкину ладонь, спросила бледная, как полотно, Светлана.
— Конечно. Сейчас врач подойдёт, он введёт вас в курс дела и проводит в палату… вот только халат надо будет надеть. Да не нервничайте вы так, к счастью, обошлось без опасных повреждений… Всё с вашим мужем будет в порядке, всё обойдётся. А вы мне вот здесь, в этой тетради, не распишетесь на память?..
Как ни бодрилась Светлана, уговаривая себя, что в палату следует войти бодрой и оживлённой — а всё-таки ноги у неё подкосились, когда она увидела лицо Даниэля: бледное, с заострившимися чертами, с густой вечерней щетиной…
Приблизившись, она ахнула: всё лицо мужа было в многочисленных, хоть и неглубоких, порезах и ссадинах.
— Это от осколков стекла, — пояснил врач, перехватив её взгляд. Он был совсем молоденьким — господи, и кому только доверяют жизнь пациентов!..
— Не беспокойтесь, заживёт быстро, мы всё обработали, даже шрамов не должно остаться. Самое важное — глаза целы. Очки защитили… — продолжал отчитываться молодой человек, но Светлана его уже не слышала.
— Даня! — она кинулась к мужу, схватила за руку, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от счастья и от отчаяния одновременно. Невыносимо было видеть его не в роли врача, талантливейшего хирурга, вызывающего благоговейный трепет у своих коллег и пациентов — а в роли больного, на казённой кровати, беспомощного и осунувшегося…
— Прости меня, Светлячок. Я сильно тебя напугал? — он легонько сжал в ответ её пальцы.
— Ещё как напугал, — выдохнула она, — я чуть с ума не сошла, когда услышала в трубке незнакомый голос, который спрашивал, кем я тебе довожусь. Сразу подумала самое страшное… — голос её сорвался.
— Я никак не мог с тобой связаться, телефон вдребезги…
— Как ты себя чувствуешь? Что у тебя болит?
— Успокойся, глупенькая, у меня почти ничего не болит, а если и болит, то это совершенно не заслуживает твоих волнений… Голова немного кружится, а в целом всё действительно хорошо. Это я тебе как врач говорю.
— А рука, что с рукой? — кивнув на фиксирующую повязку на левом плече мужа, спросила она. — Это опасно?
— Перелом ключицы. Несложный. Заживёт, как на собаке, я обещаю.
— Простите, я забыла, как вас зовут? — обратилась Светлана к молоденькому доктору.
— Сергей… Борисович, — с достоинством отрекомендовался он.
— Сергей Борисович, могу я забрать Даниэля домой?
Тот с сомнением покачал головой.
— Давайте хотя бы на сутки оставим его у нас, понаблюдаем…
— А что? Есть подозрение на что-то плохое? — быстро спросила она.
— Нет, расслабьтесь. Просто ваш муж и так пережил стресс, а вы сейчас намереваетесь срывать его с места, везти в ночи домой… пусть отдохнёт, поспит спокойно. А завтра поговорим, обсудим выписку.
— Мама, он прав, — вмешалась Наташка, уловившая основную мысль разговора.
— Да, наверное, но… — неуверенно возразила Светлана.
— Поезжайте домой, девочки, — Даниэль устало улыбнулся жене и Наташке. — Ложитесь спать, утро вечера мудренее. А со мной и правда всё хорошо.
— Я сейчас отвезу Наташу, — приняла решение Светлана, — а потом вернусь к тебе. Не хочу оставлять тебя здесь одного до утра… Привезу, во что переодеться, зубную щётку, бритву… и другие важные мелочи.
— Ты собираешься провести ночь в больнице? — Даниэль нахмурился. — Не стоит, Веточка. Ну к чему эти бесмысленные жертвы? Не выспишься толком, не отдохнёшь…
— А если тебя не будет рядом, я вообще не смогу заснуть, — категорически возразила она.
— Вообще-то, это не положено… — вмешался и врач, но, перехватив умоляющий взгляд Светланы, смягчился.
— Хотя ради вас, разумеется, мы сделаем исключение. Можем даже кушетку в палату поставить, чтобы вы могли немного поспать.
— Это было бы прекрасно. Спасибо большое, Сергей Борисович, — кивнула Светлана. — Я, разумеется, в долгу не останусь.
— Ну что, вы, что вы! — испуганно замахал руками тот. — Никакого “в долгу”! Для нас это огромная честь — помочь вашей замечательной семье…
— Ты не обидишься, что я оставлю тебя ночью одну? — спросила Светлана у дочери в раскаянии, когда они ехали в такси.
Наташка изумлённо уставилась на неё.
— Обижаться?! Ты что, смеёшься?
— Ну, всё-таки, получается, мы испортили тебе поездку. Ты хотела веселиться и развлекаться, а тут…
— Мам, если ты не перестанешь нести эту чушь, обижусь уже я, — серьёзно произнесла дочь. — Поверь, я прекрасно всё понимаю. Ты должна сейчас быть рядом с Дэнни — а как иначе? Предлагаешь мне закатить истерику, если из-за этой аварии вокруг меня вдруг перестанут водить хороводы? И вообще, мне не десять лет, чтобы я боялась спать одна, без взрослых в доме. Включу себе какую-нибудь старую рождественскую комедию, выпью немного глинтвейна, опустошу ваш холодильник, а может, устрою вечеринку со стриптизёрами… — она улыбнулась, давая понять, что шутит, и прикоснулась губами к материнской щеке. — Я просто буду ждать вашего возвращения завтра. Вдвоём.
Галинка
Она ужасно нервничала — ей впервые предстояло выйти в свет, оставив кроху Алину так надолго.
Нянькой на вечер вызвали Дашу, дочь Белецкого от первого брака. Она нормально ладила с сестрёнкой, на неё можно было положиться: взрослая девица, глупостей наделать не должна… И всё-таки Галинке было не по себе.
Уже полностью одетая и готовая к выходу из дома, она всё давала Даше последние указания: чем кормить, как переодевать, во сколько укладывать спать, что делать, если малышка будет плакать…
— При любых вопросах или сложностях сразу же звони, — в завершение дал своё отцовское наставление Белецкий. Дашка выразительно закатила глаза и вздохнула.
— Родители-фанатики… смотреть противно. Валите уже на свою премию, а то все награды захапает кто-нибудь другой! Мы с Алинеусом прекрасно проведём время вдвоём, уверяю вас. И я даже не научу её плохому, обещаю. Хотя стоило бы… интуиция подсказывает мне, что в вашей скучной семейке даже не матерятся! — она засмеялась.
— Может, мы и в самом деле слегка перегибаем палку? — неуверенно предположил Белецкий уже в машине. — Слишком оберегаем Алину от любых контактов с внешним миром и никогда не оставляем её с посторонними людьми…
— Отлично, — кивнула Галинка, — с завтрашнего дня заводим ей аккаунт в инсте, приглашаем фотографов для съёмки на обложку какого-нибудь популярного журнала и начинаем таскать её по всем тусовкам, чтобы сделать из неё звезду шоу-бизнеса.
— Передёргиваешь, — он покачал головой. — Ты прекрасно поняла, что я имею в виду. Тебе тоже пора как-то… встряхнуться. Никто не требует от тебя, чтобы ты добровольно запиралась с ребёнком в четырёх стенах… Или ты претендуешь на звание “мать года”?
Он, конечно, был прав. Но из-за того, что он был прав, Галинка ещё больше рассердилась. Она и так была на взводе, а тут ещё эти, будоражащие душу, нелёгкие разговоры…
— Ну, раз звание “жены года” я с треском провалила, что мне ещё остаётся делать?
Муж нахмурился, с тревогой вглядываясь в её лицо.
— Я вовсе не это хотел сказать. Галюша, да что с тобой происходит?
— Ничего, — отозвалась она, потому что не знала, что могла на это возразить.
“Ничего, кроме того, что я уродина”.
“Ничего, кроме того, что вся моя жизнь вертится сейчас вокруг ребёнка, и тебе скучно со мной”.
“Ничего, кроме того, что я ужасно боюсь ехать на эту дебильную премию, потому что все будут надо мной смеяться”.
— Я тебя не узнаю… — тихо произнёс он. — Где та солнечная и жизнерадостная девушка, которой ты была когда-то?
— Была, да вся вышла, — буркнула Галинка, понимая, что сейчас просто по-глупому расплачется. Муж не договорил, но окончание фразы так и повисло в воздухе: “Где та, которую я когда-то любил?” — Смотри лучше на дорогу, не отвлекайся.