— А у меня никогда не было папы. И маму я не помню почти. Только Тоха. Фис, он хороший, идиот только. Ты на него не сердись пожалуйста, — прошептала Девочка и вдруг порывисто прижалась ко мне, обняла и замерла на месте. — Спасибо тебе за Жопика. Представляешь, он разрешил мне его оставить. Сказал, что ты мне будешь с котенком помогать, раз такая добренькая. Будешь же?
— Ну, конечно? — улыбнулась я, погладив девочку по голове.
Земля не перестанет крутиться, права была бабуля. А вот Синоптик будет вертеться, как уж на сковородке, это я гарантирую. Ему нравится играть втемную — прекрасно. Только вот он видимо еще не понял, с кем он садится играть. Я улыбнулась, встала с кровати и полезла в шкаф. Гардеробчик порадовал меня растянутыми спортивными штанами, футболкой, доходящей мне до колен и шерстяными носками размера «натяни меня на лыжи». Сонечка убежала к своему пушистому приятелю, предоставив мне самой разбираться с модным луком. Через полчаса я посмотрелась в зеркало, злорадно ухмыльнулась, оскалив зубы, поправила прическу, взбив небрежно — заколотые на макушке волосы и шагнула в коридор. Меня гнали зверский голод, любопытство и желание увидеть вытянутую физиономию Погодского. Ну держись, Ангелочек. Анфиса Ласкина выходит на тропу войны.
Моя тропа войны — покрытая ухабами извилистая дорога. Окруженная непролазным буреломом, в котором заблудился и одичал не один Индиана Джонс. Мне давно было страшно ступать на эту колдобистую узкоколейку, ибо развернутые мной военные действия, обычно оборачиваются в сторону нападающего. И соответственно прилетает кому? Естественно Анфиске. Но спускать с рук такое наглое пользование своей персоной, этому дурачку я не намерена.
Мой выход был фееричен, сногсшибателен и триумфален. Я вплыла в кухню в одной футболке, подвязанной на бедре кокетливым узлом, очень надеясь, что мужские трусы боксеры не слишком просвечивают сквозь трикотажную ткань, носках натянутых до колена, наподобии гетр. Пятки носков торчали в районе икры и выглядели, словно я вылезла из фильма ужасов и теперь прикрываю вязаными уродцами паучьи конечности.
Синоптик закашлялся, явно оценив мою неземную красотищу. Я уселась за стол, с удовлетворением заметив, как красиво у этого оболдуя идет носом кофе. Сонечка хихикнула и уставилась в тарелку, стараясь не смотреть на нарядную, как богиня Даздраперма и столь же сиятельную, меня.
— И что? Это все, что ты смог приготовить, — оттрюнила я нижнюю губку рассматривая изобилие царящее на столе, а точнее миску салата из овощей, исходящую паром картошку в мундире, наломанный на куски домашний хлеб и ломоть прозрачно — розового сала, при виде которого у меня выделилась слюна. Я поборола желание наброситься на угощение и капризно выдала, — Слабовато для парня, разбрасывающегося «Астон Мартинами». Я думала в элитных домах кормят фуагрой и бламанже, икрой на худой конец. А тут полный пролетариат.
— Что ты с собой сотворила? — пропустил мимо ушей мой спич Погодский при этом успев шлепнуть полотенцем по лапе котика, который воспользовавшись заминкой вытянул вперед когтистую лапку и потянул на себя аппетитное сало. Усатый — полосатый недовольно мявкнул.
— А что, по моему я секси, — хмыкнула я, схватив со стола графин наполненный соком. Это должно было выглядеть изящно и куртуазно. Как в кино, томная красавица наливает себе в запотевший стакан сок, весело позвякивая кубиками льда, при этом белозубо улыбаясь. Но, то ли я не рассчитала сил, то ли рука у меня подвернулась, удержать сосуд я не смогла, опрокинула его на себя, чувствуя, как моя самоуверенность дохнет под напором моей же неуклюжести. Улыбка на моем лице стала похожа на оскал. Да что там, от моей сечасашней улыбочки и слону и маленькой улитке, врядли бы стало светлее. Скорее бы они скопытились в страшных корчах, от ужаса. Вот ей богу. Я замерла на месте, не в силах отвести глаз от Антона, который в свою очередь влепился глазами…. Черт. Он же смотрит…
Мокрая футболка облепила мое тело, став почти прозрачной. И взгляд Погодского прилипший к моей груди, что та поганая тряпка трикотажная, и то, как он плотоядно сглотнул слюну, показались мне слишком уж недвусмысленными. Ситуацию разрядила Сонечка своим задорным смехом. Я сорвалась с места, словно кто — то насыпал мне на хвост соли.
— Там в моем шкафу еще висит платье, — понесся мне в спину ошарашенный голос Синоптика.
— Оно проститутское, — рявкнула я.
— Ну да, сейчас то ты выглядишь как монахиня "Викторианка", — задумчиво хмыкнул этот паразит. — Настолько прилично, что мне надо выпить. Срочно.
Да, триумфа не вышло. Я как побитая собачонка вытащила из шкафа Синоптика сияющее безумие и напялила на себя. Кстати, платьюшко оказалось не так уж и ужасно, за исключением выреза на спине до самой «копилки».
— Вот. К платью подойдет, — в комнату просочилась девочка, неся в руках восхитительный палантин и маленькую сумочку, невероятно подходящие к платью. — это мамино. Возьми. Я еще не успела тебя отблагодарить за Жопика.
Сонечка порывисто меня обняла. Было видно, что ей непривычно такое проявление чувств. Слишком нервно девочка вздрогнула, когда я поцеловала ее в персиковую щечку. Словно я ее не приласкала а ударила.
— А платье? Оно тоже принадлежало твоей маме? — спросила, заранее зная ответ.
— Оно не проститутское, — буркунула малышка, высвободившись из моих объятий. — И знаешь что? Тоха впервые в жизни решил его дать кому либо.
— Он любил твою маму?
— Нет, не любил. Он пытался ее защитить. Но даже у него не получилось, — тихо сказала несчастная девочка. — Я и не помню ее почти. Мне полтора года было, когда мамы не стало. Идем. Антон не любит ужинать в одиночестве. Но ты реально его просто выбесила сейчас. Круто. У меня никогда так не получалось. Научишь?
Глава 23
Дети прекрасны, восхитительны и опасны, как тысяча адских чертей. Учить ребенка пакостям — это песня, сочинение ошеломительной мелодии, с полным знанием того, что ученик по — любому превзойдет своего учителя. Превзойдет, уделав несчастного сенсея, как паршивого щенка. Передавая детям свои знания, знайте — на выходе вы получите ядерную, взрывоопасную смесь из своего идиотизма и сверхума ребенка, способного придумывать такие казни на головы взрослых, которые не снились даже средневековым инквизиторам.
В сон я провалилась сразу. Сказались прогулки по лесу и прочие треволнения. Впервые в жизни мне не снились сны. Разбудил меня вопль. Так орет подстреленный на взлете пеликан, от ужаса в полете опорожняя кишечник. Вы когда нибудь слышали, как орут эти гордые птицы? Если нет не расстраивайтесь. Я объясню. Голос птичек похож на рев больного шизофреническими галлюцинациями орангутанга, отрезавшего себе палец циркулярной пилой. Я подскочила на кровати и зашарила рукой под подушкой в поисках оружия, которого туда, кстати, никто не положил. Надо исправить это упущение. Первой моей мыслью было, что нас все же нашли убийцы Аллесгута и теперь мучительно убивают моих случайных друзей по несчастью.
Прихватив с прикроватной тумбочки уродскую бронзовую статуэтку Венеры, я тихонько выскользнула в коридор. Тяжелая «голосистая» богинька в моих руках вряд ли спасла бы меня от пули, но с ней мне было, как — то спокойнее. То, что в доме вдруг воцарилась звенящая тишина слегка озадачивало, выстрелов тоже не наблюдалось, что позволило слегка расслабить булки, сорри за подробности. Я на цыпочках подошла к двери Сонечкиной спальни и поддавшись порыву, тихонько ее открыла. Что произошло дальше, я не помню. Вылетело из головы, вместе со страхами. Тяжелая статуэтка с грохотом упала мне на босую ногу, выпав из моих ослабевших ручонок, когда меня вдруг окатило ледяной водой, подкинуло в воздух и со всей силы приложило об пол, невероятно — чудовищной силой. Сверху со звоном, достойным Царь — колокола, на мою голову хлопнулось цинковое ведро. Я ослепла от ужаса, вскочила на ноги и ломанулась на выход, но не рассчитала траекторию и со всей силы впилилась в стену. Ведро на моей бедовой головушке завибрировало от удара, разразившись колокольным набатом. Меня откинуло на пол, где я завозилась словно жук упавший на спину- дезориентированная и обалдевшая. Заорал Жопик, послышались быстрые шаги. Явно Сонечка решила, что пора валить. Не успела паразитка.
— Ты перешла все границы, — услышала я голос Синоптика, грохочущий в тишине ночи, словно последний выстрел Авроры. Я затихла на полу, претворяясь мертвой. Пусть видит, до чего довело его воспитание. То, что я сама научила девчонку этим трюкам, как — то вылетело у меня из головы. Наверное об стену выбило, ей богу. Сняла с башки ведро, чтобы увидеть расправу над малолетней хулиганкой. Которая чуть не сделала то, что никак не получается у Аллесгута.
Погодский стоял на пороге, в расстегнутых джинсах и судорожно пытался выдернуть из них ремень. У меня аж дух от восторга сперло.
— Так ей, — зловредно выкрикнула я, — будет знать, как над взрослыми изгаляться. Пороть надо девчонку, а то она нас ухайдокает. А все ты виноват, потакаешь ей во всем. Вот тепрь получи и распишись.
Антон хмыкнул, зажав в руке кожаный ремень, и направился ко мне, кровожадно блестя глазами. И вот это ощущение неправильности меня напрягло настолько, что я зашарила рукой по полу в поисках бронзовой богини, которая почему — то никак не желала находиться. Сонечка молнией метнулась к выходу, спасаясь от расправы, оставив меня один на один с кровожадным монстром.
— Все мои проблемы были детскими погремушками, пока не появилась ты, — прошипел Погодский, ловко поднимая меня за шкирку с пола. — Я даже не удивлен, что Шмыга отдал приказ тебя прикончить. Ему ты тоже натягивала пленку пищевую на унитаз? Я чуть с ума несошел когда… Твою мать. Ты заноза в заднице, — пробухтел этот мерзавец, перекидывая слабо сопротивляющуюся меня через колено.
— Так это ты орал? — осенило меня и я бы даже посмеялась над ситуацией, но…Я взвыла, когда ремень опустился на мою ягодицу обтянутую трусами мучителя. Женских в арсенале этого дома не было, пришлось смириться, да и трусишки были новые в упаковке. Заюлила задницей, пытаясь вырваться из захвата стальных рук,
- Я тебя научу быть нормальной бабой. А не исчадьем ада. Ты, какого беса, нацчила Соню своим приколам, чертова ты кукла?
Вырваться мне удалось с третьей попытки. Я вырвалась, а трусы остались в пальцах Синоптика, который удивленно уставился на тряпку в своих руках. Схватила с пола статуэтку и не раздумывая опустила ее на голову своего обидчика. Погодский свалиился к моим ногам, как подкошенный и затих. Сплясав танец аборигенов крайнего севера, вокруг поверженного тюленя, я наконец осознала, как выгляжу. Пляски вокруг врашга без трусов — зрелище то еще, я вам скажу. Вытянула из сведенной судорогой пальцев Антона «боксеры», натянула их и задумалась, что делать дальше. Вообще то, в чем то этот остолоп прав. Девочка перешла все мыслимые грани, моя наука ведь не повод сразу все претворять в жизнь. Но пороть меня… Меня, а не мелкую хулиганку — это верх наглости. Я потрогала горящую задницу. Тихонько заскулила и встала на колени перед несчастным мужиком. Прислушалась, дышит ли.
— Ты его убила? — пискнула Сонечка, снова подкравшись ко мне, как тень. — Что теперь делать.
— С тобой я потом разберусь, — рыкнула я, состредоточившись на своей жертве. Антон не дышал. Я склонилась еще ниже, повернувшись ухом к его губам.
Никогда не верьте валяющимся в ваших ногах мужикам. Никогда. Они лживые, лицемерные гады. Даже если они клянутся вам в верной любви, целуя ваши ступни, или как мой обалдуй, претворяются мертвыми. Никогда, слышите. Я взвыла, когда стальные пальцы сомкунулись на моем запястье. Погодский дернул меня на себя, резко перекатился, подмяв под себя мое сопротивляющееся тело и победно заголосил. Что там тот Тарзан с его биением себя в грудь. Сопляк неразумный.
— Ты будешь слушаться? — оторавшись поинтересовался дурачок.
— Ну конечно. Ты ж победил, — на голубом глазу, соврала я, скрестив все пальцы на руках и ногах. Сонечка хитро хихикнула, увидев мой маневр, но промолчала. — Пусти.
Синоптик слез с меня, и как то странно, боком пошел к столику, стоящему в центре спальни, поддергивая съезжающие брюки.
«Хорош, как бог» — мелькнуло в моей голове. Клянусь, эти чокнутые мысли последствия удара. Клянусь, и даже без скрещенных пальцев.
— Мне надо идти, — сдавленно выдохнул Синоптик, и ринулся к выходу.
Глава 24
Бабушка говорила, что я нескладная. Папа считал меня самой красивой на свете. А мне кажется, что я самая обычная. Хотя, со стороны виднее конечно. Сейчас из зеркала на меня смотрело растрепанное блондинистое чудовище, со свекольного цвета физиономией и горящими злобой синими глазами. Я обвалилась на кровать, стараясь не соприкасаться филейной частью с простыней и зарыдала от ярости. Гад, меня еще никто и никогда в жизни не порол. Никогда. А если бы попробовал, то я бы просто выдрала ему кадык. Выгрызла бы, клянусь Сегодня я поняла, что я очень самоуверенна, просто потому, что Синоптик до сих пор топчет эту грешную землю, потому что я вдруг поняла, что я слабая и глупая женщина, а еще потому, что мне было приятно извиваться в его руках, черт бы его побрал.
Ударив со всей силы подушку кулаком я скрипнула зубами и вытерла рукавом сопли, закрыла глаза, помечтала о мучительной смерти для мерзавца, тут же его слабовольно пожалела и сама не заметила как уснула.
Утро встретило меня тишиной, такой которую невозможно услышать в постоянно живущем нон — стоп городе, солнечными лучами, играющими с воздушными пылинками, плавающими в воздухе словно золотые искры и запахом кофе. Я бодро вскочила с кровати, взвизгнула, потерла пострадавшую от ремня часть тела, еще раз взвизгнула и пошла на запах, мечтая о горячем душе. Но, представив топтание в дурацкой уличной будке, все желание улетучилось. Скоро я покроюсь коростой, завшивлю и преврачусь в бабу ягу.
За кухонным столом сидела Сонечка, за обе щеки уписывая масляный, похожий на румяное солнышшко, блин. На столе пировал Жопик, вылизывая от сметаны маленькую золоченую ложечку. Надо же, как быстро обнаглел этот кошак. Хорошо, что Антон не видит этого вертепа. Кстати, где он, интересно?
— Где балбес? — поинтересовалась я, хватая с тарелки блин.
— если ты про Тоху, то он уехал, — спокойно ответила девочка, весело болтая ногой в воздухе. — Сказал, вернется через три дня. Тебе велел передать, что ты бешеная овца.
— Умумум, — ответила я, перемалывая челюстями блин, который я обжигаясь и стоня, целиком запихнула в рот.
— Он тоже так думает, — согласилась мелкая паразитка. — Поэтому поехал один. Сказал, что с тобой его точно убьют. А в его планах пропыхтеть еще лет сорок хотя бы.
— Это очень дальновидно с его стороны, — хмыкнула я. Дурачок. Он же не знает, что я прицепила к его мобильнику маячок, который прихватила из папулиной берлоги. А еще я подсмотрела, где наш сверхумный Антошенька, прячет ключи от транспортых средств. И даже определила себе коня — мотоцикл БМВ, призывно зовущий меня хромированными изгибами. — Я бы сходила в душ.
— И что тебе мешает? — поинтересовалась малышка.
— Нежелание топтаться в уличной халабуде, — выдохнула я, делая глоток из маленькой чашечки. Поперхнулась, обрызгала белоснежный халат. Кофе был похож на разведенную в помоях грязь.
— А зачем? У Тохи в комнате есть душевая кабина и джакузи, а в подвале небольшой бассейн. Он тебе не говорил? — глаза девочки чистые, были похожи на два синих озера. И они были похожи на… И я бы даже додумала эту мысль, если бы не одурела от ярости. Значит я мылась под застоявшейся в баке, нагретой солнцем водой, когда в доме все удобства были, и этот гад просто смеялся надо мной. Ну все.
— А у меня тоже есть ванная. Но она обычная. Если хочешь, там тоже помыться можно. А потом мы с тобой…
— Потом мне нужно будет ненадолго уехать, — сказала я уверенно. Соня замолчала, посмотрела удивленно. Расстроилась видно. Мне вот честно не хотелось оставлять малышку одну, но что — то мне подсказывало, что я буду очень нужна Антону. Какое — то шестое чувство, если хотите. Ну да, у меня и такое есть. Ну и еще пара дел у меня есть, которые не терпят отлагательств. Достала из кармана халата мобильник, включила ДжиПиЭс навигацию и присвистнула. Погодский находился там, где быть бы ему не следовало. Красный огонек на карте показывал, что он там, откуда началось наше приключение.