— Ты не ответил на мой вопрос, — уперлась я рогом.
— А ты, ты… — не нашелся с ответом кавалер.
— Попой нюхаю цветы с трех метровой высоты, — вредный мой ответ его позабавил. На губах заиграла мальчишеская улыбка, от которой у меня сонва начало выделывать антраша сердце. Да, что происходит, мать его за ногу? И самое обидное, что это только я так реагирую на близость этого обалдуя. А я ему безразлична. И от этого хочется плакать и чуть — чуть на ручки. К нему на ручки — моему персональному геморрою.
— Хочешь, чтоб я снова тебя тащил, перекинув через плечо?
— Обойдусь.
Странная угроза. Примерно об этом я и мечтаю последние несколько минут
— Анфис, ты прости. За поцелуй, ну и вообще… Не принимай близко к сердцу. Я просто снимал стресс.
— Обрыбишься, мне тоже нужно было расслабиться. Так что не парься. Все окей. — дурацки — жизнерадостно прозвучал мой голос, а в душе бушевала буря столетия, с корнями выдирающая из души лоскуты.
— Ну, пошли тогда.
На автобус мы успели. Свалились на покоцанные сиденья пригородного ПАЗика, похожие на взмыленных жеребца и кобылу.
— У меня нет денег, — прошептала я в голое плечо моего спутника.
— Я заплачу, и впредь, не тупи. Отдохни. Нам еще от остановки пешком пять километров пилить. А ты похожа на вареную макаронину.
«И кто в этом виноват?» захотелось мне взвыть. Кто виноват в том, что я не могу забыть вкус чертовых запыленных, обветренных губ? Что я с трудом вспомнила, что умею дышать?
Я сама не заметила, как уснула, уткнувшись лбом в замызганное автобусное стекло.
Тишина. И мне так хорошо. Плавные, укачивающие движения, словно на волнах. Я улыбнулась, и откыла глаза, очень надеясь, что весь треш, что происходит со мной в последнее время, мне приснился. Открыла глаза, и поняла, что лежу в объятиях мужчины, уткнувшись носом в его широкую грудь. И он несет меня через лес, как особо ценный, охотничий трофей, прижимая к себе слишком крепко.
— Пусти, что ты себе позволяешь? — задергалась я, вспомнив, что Антоша пользуется мной, для снятия стресса. А такого, приличная барышня, то — есть я, не может позволить никому.
— Жалко будить было, — спокойно улыбнулся Синоптик, аккуратно ставя меня на лесную настилку. — Ты невесомая просто. Вот и решил дать тебе отдолхнуть. Ну… После стресса, и все такое.
Я вдохнула полной грудью воздух, напоенный ароматами хвои. Влаги, прелой листвы, очень надеясь, что в моей голове прояснится.
— Слушай, скажи мне честно, кто ты? — спросила тихо, но он услышал, судя по дернувшейся щеке.
— Да никто, — грустно ухмыльнулся Погодский. — Нет никто и звать никак.
Я поняла, что больше ничего от него не добьюсь, вот хоть тут я порвись на британский флаг. Как поняла? Сердцем почувствовала, если хотите.
В деревню мы вошли, как захватчики, под покровом ночи. Синоптик больше не удостоил меня ни словом. Шли молча. Да и мне говорить не хотелось. В голове формировалсся план. Он прав — он делает меня слабой, а это означает…
Об этом думать мне не хотелось.
Сонечка спала в холле. Положив под щеку кулачок. Спала одетая, явно нас ждала и отключилась. Жопик дрых, вольготно расположившись на ее голове. Я взяла лежащий на спинке дивана плед и укрыла девочку, а сама твердой поступью королевы прошествовала в покои Синоптика, под его удивленным взглядом. на ходу скидывая с себя его футболку. А чего стесняться, он уж меня видел во всех ракурсах. Так сказать.
— Ты ничего не перепутала? — прохрипел мне в след, галантный кавалер.
— Я первая в ванную, а ты отнеси Соню в кровать. И бога ради, кота тоже. Иначе он будет орать дурниной, — выдала я, удивляясь свое наглости.
— Мне кажется, или мы общаемся, как муж с женой, прожившие в браке миллиард лет, — буркнул под нос Антон, но девочку поднял на руки. Соня причмокнула губками, улыбнулась. Котенок недовольно зашипел. Я не стала дожидаться развития событий, ужом юркнула в ванную комнату. Горячие струи воды оживляли. Я снова начала чувствовать себя человеком. Ну и пусть, что шампунь мужской, и пусть душевая чужая. Это все же лучше, чем…
Додумать я не успела, дверца кабинки открылась и стало вдруг тесно.
— Ты… — прохрипела я, пытаясь слиться с стеклянной стенкой помывочной.
— Это моя душевая, и я по праву должен в ней мыться первым, — спокойно ответил Синоптик, отправляя свои джинсы к сетчатым тряпкам, сваленным на полу. Сначала джинсы, потом боксеры.
«Не смотреть. Только не смотреть вниз» — кака мантру повторяла я про себя молитву зависшего над пропастью альпиниста, боящегося высоты.
— Потрешь мне спинку? — в голосе Синоптика появились странные нотки, таакие бархатные, что мне захотелось прикусить его губу, а не орудовать мочалкой на широченной спине, — ну не вредничай, детка. Потом я тебе..
— Сволочь, — всхлипнула я, пулей вылетев из душевой, не успев даже смыть пену.
Глава 29
Очень трудно жить, осознавая, что ты опозорился и не отомстил сразу. Да. Именно это чувство способно разбить вдребезги стену, выстраиваемую тобой годами. Врут, что месть — блюдо которое подают холодным. Жалкие отговорки неудачников, у которых не получилось содрать шкуру с врага сразу, победить безоговорочно, и потом пить компот на пляже, смакуя самые кровавые моменты.
Я неудачница. Почему? Да потому что позорно сбежала, вместо того, чтобы дать по шее нахальному балбесу, как учил меня папуля. А потом завязать узлом его хм…. «автомат». Вместо этого, я схватила с крючка, прикрученного к стене, пушистое полотенце, и трусливо ретировалась. И теперь Синоптик, наверное, празднует мою безоговорочную капитулляцию, судя по тому, что из — за двери, к которой я привалилась обессиленно спиной, несется громкое торжественное пение. Хорошо поет, кстати, зараза.
— Ты чего тут? — заспанный голосок привел меня в чувство. Слегка привел, надо сказать. Ноги продолжали трястись, как под током, и в памяти все еще всплывал образ голого Синоптика. — При виде тебя можно подумать, что за тобой гнались все черти ада.
— Не черти. Скорее ангел. Чертов ангел хранитель. Чтоб его… — буркнула я, пытаясь прогнать все же из памяти, то, что я имела честь лицезреть, каких — то пять минут назад. В низу живота свилась предательская пружина, в ушах гудел Ниагарский водопад. «Черт, не думай об этом, Фиса. Имей девичью гордость, в конце концов» — мысленно увещевала я себя.
— А ты ничего так. Стройная, ноги длинные, блондинка. Попа, правда, маловата, но это не страшно, — на полном серьезе выдала девочка, рассматривающая меня, как лошадь на привозе. — Тохе такие нравятся.
— Много ты понимаешь, — грустно хмыкнула я, — он меня ненавидит. Издевается, словно это я к нему на голову свалилась, а не он мне.
И чего это я тут разоткровенничалась, интересно? Да плевать я хотела на этого нахального сноба. Пусть хоть измылится в своей ванной. Не буду думать ни о кубиках на прессе, не о косых мышцах, уходящих к…
— Дура ты, — по бабьи вздохнула мелкая нахалка. Совсем ее разбаловал этот усатый нянь. Распоясались вконцы. Чую, пора брать воспитание в свои руки, и не только Сонечкино.
— А ты? — зачем — то спросила я. Прозвучало как — то по детски, и девочка почувствовала мою слабину.
— А я гений, — без тени улыбки ответила оона, — этот факт, кстати, признан документально и подтвержден международным сертификатом. Учитывая, что я школу закончила в одиннадцать лет, а теперь являюсь студентом зарубежного вуза. Прости, не люблю феминитивы.
— И сколько тебе сейчас лет? — икнула я, пытаясь в уме сложить два плюс два. Выходило плохо. Мешал светлый ораз чертова ангела, всплывающий в моем мозгу с отвратительной регулярностью.
— Тринадцать.
Твою мать, и почему это адское число — чертова дюжина, преследует меня, словно злой рок. Тринадцатого я потеряла бабулю. Тринадцать лет назад лишилась отца. Роковое число.
— Так и будешь тут стоять? Тоха домылся, вода не течет. Значит он бреется сейчас и выйдет через пять минут. Я бы на твоем месте не искушала судьбу. Если он тебя из ванной выгнал, значит зол, как бегемот.
Уговаривать меня не пришлось. Я зашлепала босыми ступнями в сторону своей комнаты, предварительно выхватив из шкафа Синоптика какие — то тряпки. Первое, что ухватила рука. Скорее всего опять какие — то страшниые трикотаны и растянутая футболочка, времен олимпиады восемдесят. Вот странно. Денег у парня, судя по всему, как у дурака махорки, а в гардеробе тряпье их «секонда».
Стоп. Его я ни разу не видела в обносках. Даже дома Антон элегантен, как рояль. Это значит, что рванина у него припасена специально для меня, что ли?
— Эй. — окликнула я Соню, которая на кухне кормила Жопика, нагло воротящего морду от печеночного паштета, выаленного в тарелку фирмы «царский фарфоровый двор» с позолоченной окантовкой, из пиалы с фирменным логотипом дорогущего ресторана.
— Не ест, — пожаловалась девочка, грустно вздохнув.
— Наверное ему тарелка не понравилась, — хмыкнула я, принюхиваясь к аппетитному аромату паштета. — Коты из мисок едят. Мы с тобой съездим в город и купим все в зоомагазине.
— Мне нельзя, — нахмурилась малышка. — Запрещено покидать дом.
— Я разрещаю, — легкомысленно махнула я ладошкой.
— Обещаешь* — в глазах девочки появилась такая надежда. Что мне дурно стало. Я идиотка. Ведь не просто же так Синоптик прячет свою воспитанницу. Но, думаю, вреда не будет, если я слегка нарушу его правила.
— Обещаю. Но, сначала мне нужны твои услуги. Ты гговорила, что в компах спец. Мне нужна инфа.
— Я тебе уже дважды должна, поэтому, как та рыбка, исполню три твоих желания.
На личике «рыбки» появилась очаровательная улыбочка. Сейчас передо мной стоял рассчетливый подросток, а не девочка — колокольчик. Я уставилась на ямочки на ее щечках. Можно подумать, мы с этой малышкой родственницы. У меня тоже такая же мутация, немного недоразвиты лицевые мышцы. Это не просто ямочки — две глубокие бороздки, которыее не мешают жить, но выглядят очень особенно. Я больше ни у кого не встречала подобного. А вот поди ж ты.
- Але, Анфиса, я говорю, что через инет могу любую инфу нарыть, хоть на черта лысого. Нету для меня преград, слышишь?
О да, я слышала. Только вот именно сейчас мне не был интересен козлоногий рогач, я уставилась на зашедщего в кухню Синоптика, бедра которого обтянули джинсы. Футболку он не надел, и я смотрела на капельки воды стекающие по его обнаженной груди, и мечтала их слизать. Ччерт, черт, черт. Какого хрена происходит со мной?
Сонечка замолчала сразу. А я очень надеялась, что этот мерзавец не слышал нашего с ней разговора, и не видел, как я, словно мультяшка, пытаюсь сглотнуть и не разжать сведенных челюстей, дабы язык не вывалился до пупа.
— Я пойду, пожалуй, — хихикнула девочка и прихватив пушистика молниеносно ретировалась из кухни. Я осталась стоять на месте, держа в руках тюк с уродскими тряпками и совсем забыв о том, что полотенце следует придерживать рукой.
Гадское полотеце, гадский ангел, тупая слабая я. Махровая тряпка упала к моим ногам, словно осенний умерший лист. Будто говоря, что я капитулирую и преград больше нет. Погодский оказался возле меня, материализовавшись из воздуха. И я поняла — бастионы пали. Просто растворились, в пахнущем удовольствием воздухе. Сильные руки подхватили меня, словно пушинку.
— Этого не должно было быть, — прошептал Антон горячечно, прямо мне в ухо. Только вот я его не слышала, а точнее не хотела слышать. — Это не правильно.
— То, что ты считаешь правильным — неправильно, — одними губами произнесла я. Но он меня понял. Кивнул в знак согласия, аккуратно опуская мое тело на кровать. Это его комната, его владения, в которую принес меня Погодский, словно принц, зачарованную принессу в свой замок. Все границы стерлись, остались мы — сошедшие с ума. Коллективно помешавшиеся, одуревшие от желания.
Его дыхание опаляло, прикосновения лишали остатков разума. Я никогда не думала, что ощущение восторга и чистейшего, непогрешимого удовольствия может быть настолько сильным, разрушающим и тут же восстанавливающим, возрождающим к жизни. Что это не просто выдумки фантазеров писак.
— Я тебя… — слова застревали, проходя сквозь сжавшиеся связки со скрипом, болезненным хрипом.
— Не надо. Не стоит говорить того, о чем потом будешь сожалеть, — прошептал в мои губы Синоптик.
Сумасшествие. Да, мы сошли с ума, и я так мечтала, чтобы оно не заканчивалось.
Мы пришли в себя под утро. Когда на горизонте забрезжил розовеющий безумный рассвет. Погодский лежал рядом со мной, закинув за голову сильную руку и делал вид, что спит. Но я знала — он, так же, как и я, просто боится признаться себе и мне, что то, что произошло никогда не станет чем — то большим. Что все, что сейчас между нами происходит — всего лишь иллюзия, попытка быть нормальными. А я никогда не скажу ему, что он — лучшее, что со мной случалось в моей идиотской жизни. Почему? Да потому что, я его не знаю. Я не понимаю его. Боюсь снова обжечься. Знаю, что он мной просто пользуется. И от этого в груди образуется болючая рана. Там, где — то внутри. Не позволяющая впустить в свою душу мужчину — ангела. Чертова Ангела, прикосновения которого пробудили меня к новой жизни. В которой ему места нет.
Я все таки заснула. Просто провалилась, в похожий на бездонную яму, — сон. Проснулась от того. что наглый кот запрыгнул прямо мне на голову и запустил в мои и без того небогатые волосенки, свои когтистые лапки. Синоптика рядом не было. Лишь смятая простыня и скомканное одеяло говорили о том, что мне не приснилась наша близость.
— Паразит, — выдохнула я, выдергивая из своей шевелюры белого кабысдоха. И эпитет предназначался не кошаку. Надо брать себя в руки. В противном случае можно одуреть от безысходности.
— Есть садись.
Сонечка хозяйничала в кухне, не обратив никакого внимания на мой внешний вид, а точнее полное отсутствие какого либо вида. Выглядела я сейчас, как бомж с помойки. В недрах шкафа нашла очередные мужские трусы и футболку доходящую мне до самых колен, волосы растрепаны, взгляд безумный. В общем красотка, чего уж говорить. И как это на меня балбес позарился. Хотя, говорят, что мужчины не очень то и разбираются какая ты, если у них появляется желание. Кстати, где он?
Синоптика не было. Он просто трусливо сбежал, не желая объсняться со своей случайной любовницей. Человек слаб, это факт. Наша слабость вчерашняя, лишь сделала пропасть между нами еще более глубокой.
— Тоха ушел, — девочка опустила передо мной сковороду, полную макарон обжаренных с яйцом. Я сглотнула слюну, вдруг осознав, что голодна, как волк из мультфильма. Макароны с яйцом мне всегда готовила бабуля, если я отказывалась есть. Знала, что от них никогда не откажусь. И вот теперь эта девочка, которую я почти не знаю, приготовила для меня…Слезы сами покатились из глаз.
— Ешь. Это вкусно. Я их обожаю, — подтолкнула меня Соня, зацепив вилкой макаронину. — Давай, а то не хватит. Я ведро могу съесть. Пища богов.
Я схватила со стола вилку, заботливо поданную Сонечкой и принялась бодро орудовать в сковороде, наперегонки с малышкой.
Глава 30
— Итак, — с видом знатока, откинулась в своем розовом кресле, украшенном короной, Соня. — Приступим. О ком ты хочешь узнать, Фиса?
- Есть такой человек, Аллесгут… — начала было я вкрадчиво. Девочка помотрела на меня совсем по взрослому, и запорхала пальчиками по клавиатуре, больше не задав ни одного вопроса. Через десять минут, когда я уже не знала, чем себя занять на экране монитора появилась фотография проклятого блондинчика.
— В яблочко, — хмыкнула Сонечка, явно довольная собой. — Прелюбопытнейший тип, кстати. Роман Залопко. Фамилия огонь, — хихикнула помощница, читая с экрана досье на убийцу. — Бедный парень. Представляю, каое у нго погоняло в школе было. Тут пожалуй слетишь с катушек.
— наверное поэтому он фамилию сменил. Теперь он Ветров. Странно, какие то все фамилии у дружков наших синоптические.,- ткнула я пальцем в ровную строчку на мониторе. — Но мне интересно другое сейчас. Человек на которого работает этот красавец. Можешь нарыть инфу?