— Вы заставили меня сделать это! Знали, что этого не нужно, и заставили.
— Нет. Ты решила сама, cara*. Ты сама сказала, что поедешь к нему, — напомнил директор, и Люси оторопела от изумления.
— У вас нет сердца, синьор Антонио, — помолчав, бросила она и пошла вон из шатра.
Антонио Д’Аскола уселся за стол. Попытался вернуть былое спокойствие, но его трясло.
Да. У синьора Антонио Д’Аскола, директора цирка «La Stella», не было сердца. Иначе не прожить. Слишком уж много общего у директора цирка и дрессировщика. Свирепый тигр похож на кошку, ласковую и мягкую до поры до времени, но стоит проявить слабину и тебя сожрут. Жизнь — тот же тигр. Антонио Д’Аскола слабым не был, потому и держался на плаву вопреки всему. А слезы… Люси поплачет да успокоится.
Нужно было лишь слегка умаслить девчонку, и директор вдруг вспомнил о Лонхофе и запертом Драгане Ченчиче. Метатель ножей в выступлении мог пригодиться. И не только в выступлении.
***
О том, где она была и что делала этой ночью, не знал только ленивый — Люси чувствовала. Улавливала витающее в воздухе злорадство, осуждение. Ехидно смеялся Голиаф. Буффо глядел с неподдельным сожалением, но молчал. Берта отводила глаза. Гейне так и вовсе одарил ее пристальным сальным взглядом.
В один миг цирковая труппа обернулась из любящей семьи в шипящий гадюшник, пропахший дымом дешевого табака. А разве сделала Люси что-то плохое? Нет! Она была не виновата. Это они. Они вынудили ее продаться! А мистер Мефис и не отказался! Воспользовался ее неведением и желанием синьора Антонио отхватить от чужого богатства побольше.
Но ведь он тоже не знал.
Идя к своему вагончику, Люси вспоминала, как Чарльз сжимал ее руки за завтраком, как обещал многое, как строго разделил ее и цирк, сказав, что более не позволит синьору Антонио вмешиваться в их отношения. Вчера он ведь даже предложил ей сбежать — толкнуть Флобера и свернуть к цирку. Она сама отказалась, купившись на роскошь и кружева. Глупо было винить Чарльза Мефиса. Он был не виновен, пусть и причастен к случившемуся.
Был виновен Антонио Д’Аскола! Это он сказал, что цирк закроют и все артисты окажутся на улице. Сначала отправил Люси ввечеру на виллу, и ее едва не изнасиловали. Затем уговорил ее отдаться по своей воле. Бессердечный! Но ведь она сама могла отказаться. Остаться чистой и невинной, пусть и бездомной, но Люси испугалась. Люси Этьен струсила.
Дверь вагончика спрятала ее от осуждающего цирка, и из груди вырвался стон. Содрогнулись плечи, но слезы будто враз закончились. Люси Этьен выпрямилась и отупело посмотрела в сторону. Расправив руки, на выцветших афишах отец парил над манежом. Как его сейчас не хватало. Как Люси хотелось броситься к нему на грудь, прижаться и спрятаться от всего зла.
Кругом, сплошь и рядом, были люди ее погубившие, а винить никого толком кроме себя не получалось. Она, Люси, сама приняла решение. Сама. А винить себя ей было не в чем. Да и что плохого произошло? Разве Люси кого-то обманула? Нет. Разве только Драгана, но она ему ничего и не обещала. Люси никого не предавала. Наоборот, сделала все, что могла для родной «La Stella».
Она не виновата, и никто не вправе ее винить, решила про себя Люси Этьен. Хватит плакать. Хватит вечно кого-то обвинять. Хватит стыдиться случившегося. В конце концов, Чарльз был добр и, возможно, мог стать еще добрее. Непричастность к грязной сделке даже облагораживала его. Да и от их связи Люси могла получить куда больше, чем красивые платья из модного магазина мадам Буше.
Что за ужасная мысль — мысль шлюхи!
Мгновенно Люси встрепенулась, скинула старенькое платье и надела костюм для репетиций. Натянула потрепанные гетры. Выйдя из вагончика, она прошла с высоко поднятой головой до самого циркового шатра, упрямо решив доказать всему миру — она прежде всего артистка. И никак иначе.
На манеже репетировали близнецы-шпагоглотатели. Жонглер Гумберт тоже был здесь и увлеченно рассказывал о новом номере, показывая какую-то газетенку. Одним трюком со шпагой зрителей не удержать, и теперь близнецы Андрэ и Пьер вместе с Гумбертом старательно готовились угодить последнему писку моды — салонному жонглированию. С азартом троица выдумывала сюжет для сценки, в которой бы гармонично ужились чудеса трюкачества.
— У нас будет карточная игра…
— Гумберт, вот это ты зря. Тебе в картах везет, как мне с местными девками, — добродушно рассмеялся Андрэ.
— Помолчи ты! — шикнул Гумберт. — Мне будет вести, и я, обыгрывая вас буду жонглировать предметами.
— Хорошо, умник, а причем тут наши шпаги, — поинтересовался Пьер, скрестив на груди руки.
— Я думал над этим. Сделаем так… Вы будете двумя солдатами со шпагами. Андрэ будет злиться и постоянно доставать шпагу из ножен. Я буду жонглировать кольцами и наброшу эти кольца ему на шпагу.
— Причем тут карточная игра?
— Самый недовольный, что ль? — возмутился Гумберт. — Предложи что-нибудь сам!
— Утихомирься, Пьер, — согласился Андрэ, бывший самым спокойным из братьев. — Но я согласен — карточная игра тут не причем, а вот бой на шпагах, который ты хочешь прекратить, закидывая нас кольцами… — Андрэ задумчиво приставил палец к губам. — Ты не дашь нам драться, а потом мы начнем глотать шпаги, чтобы решить наш спор так. Можно вставить пару приемов традиционного фехтования. А завершить какой-нибудь фигурой. Зрители это любят.
— Вы можете использовать шпаги разных размеров. Местные дамочки будут от этого в восторге. — Гумберт шутливо толкнул Андрэ в бок.
— И не только дамочки.
Они задорно рассмеялись, но Пьер снова заворчал:
— Это все превратится в клоунаду! Решили отобрать хлеб у Буффо с Голиафом?
— А мне нравится.
— Тебе все нравится, что не нравится мне.
— А что ты хочешь?! — возмутился Андрэ. — Выйти на пять минут, заглотить, как местные шлюхи, и уйти? Вся слава достанется клоунам, тиграм и Люси. Я хочу сделать так, чтобы публика удостоила и нас своим вниманием!
Оглядевший трибуны Гумберт щелкнул его по плечу. Андрэ обернулся и обнаружил Люси в первом ряду.
— О! Люси… Ты, наверное, репетировать? — поинтересовался Пьер, изменив привычной сварливости.
Вся троица подошла к борту манежа и, перешагнув кольцо, окружила Люси. Без осуждения, без сожаления. С радостью и привычным азартом циркачей.
— Как видишь, у нас пока все сырое. Антонио сказал: через пару недель мы уже выступаем!
— Через несколько дней привезут новый шатер! — добавил восторженный Андрэ.
— Может, лошадей! Ты будешь выступать на лошади?
— Д-да… Конечно.
Гумберт потрепал близнецов за плечи и тяжело вздохнул.
— Нам придется работать еще усерднее, ребята! Ладно, Люси несравненная. Манеж твой. Неплохо бы подкрепиться.
— Говорят, сегодня на обед ростбиф.
— Все пошли. — Гумберт потянул всех за собой и напоследок махнул рукой. — Лакрица там.
Люси позвала. Погодя из-под купола спустилась трапеция. Лакрица закрепил лебедку и скрылся в темноте кулис. Люси прошлась по манежу. Носком расковыряла утрамбованную тырсу* и задумалась. Со всеми этими заботами она позабыла о главном — о том, что она циркачка. Талантливая циркачка. Ей тоже нужно было продумать номера! И плевать на все случившееся.
Люси вообразила белую цирковую лошадь, мчащуюся по кругу, и, перевернувшись вверх ногами, встала руками на бортик. Проходка по ободку манежа. Соскок в сторону. Номер на коне был хорош, да вот где найти за пару недель привычную к выступлениям лошадь?
Дрессировщик Гейне хорошо управлялся с тиграми, но не с лошадьми. Да и не так быстро натренировать коня, чтобы послушно бегал по кругу и не пугался аплодисментов и оркестра. А если директору удастся купить какую-нибудь лошадь у другого цирка? Люси представила все, что могла вытворить на крупе лошади: шпагат, прыжки с лентами, обручами. Сальто мортале! Да — глаза полыхнули азартом. Нужен был лишь конь, которого, к сожалению, не было.
Номер с кинжалами… Публика его любила, каждый раз искренне переживая за красиво распластанную на мишени Люси. Она побледнела, представив перед собой Драгана, сердитого и нахмурившегося, метающего в нее ножи. И как ему смотреть в глаза, после случившегося? Сам виноват. Оставил ее. Ушел и не вернулся. Может, вообще не вернется. Кто знает? Еще один номер был под вопросом.
Люси воодушевленно посмотрела на трапецию. «La Stella*» должна засиять, как в прежние времена, и Люси вдруг решила: она станет «La Stella»! Будет парить над землей, как отец — парить над бездной с чертями и светить, светить, светить!
Люси Этьен подпрыгнула и повисла на перекладине. Подтянулась. Обрывы, взмахи. Шпагат. Люси раскачалась и, раскинув руки, повисла на коленях. Задумалась, прикрыв глаза. Вспоминала. Вспоминала все, что делал отец, и улавливала смутную идею будущего номера. Подтянулась, перевернулась вокруг своей оси. Выгнулась. Отыграла руками. Если она сможет сделать подобное во время движения…
Люси раскачалась, попробовала. Медленно, не спеша, и рассмеялась. Сможет! Все сможет! Черная бездна будет рукоплескать. Будет тянуть руки к яркой звезде.
Сколько пробыла на манеже, Люси и не знала. Утомленная, она вышла из шапито. С тоской пригладила охровый полог. Этот шатер, поистрепавшийся и повыцветший, помнил ее отца, его славу. Под его куполом Люцифер несравненный сиял ярче всех. Новый шатер станет ее небом, а она, Люси Этьен, — его ярчайшей звездой.
От приятных мыслей отвлек синьор Антонио, шедший бок о бок с Флобером. Вечер! Мистер Мефис ждал ее к ужину, о чем радостный директор сообщил, едва не захлебнувшись наигранной любезностью. В глазах его читалось одобрительное «Brava*», и Люси стало тошно от Антонио, решившего заделаться продавцом ее тела. Какое право он имел лезть не в свое дело. И вправду надеялся поиметь деньги мистер Мефиса за ее счет?
— Я никуда не поеду, — решительно сказала Люси и, к великому удовольствию, заметила директорское изумление.
— Ч-что?.. Но Люси…
— Я не поеду, — повторила она, капризно задрав нос кверху.
Люси храбро выдержала тяжелый взгляд директора. Не дрогнула. Едва ногой не топнула. Директор свел брови на переносице, но оскорбленная женщина яростней тигрицы, и нынче привычное устрашение синьора Д’Аскола не сработало. Директор, поиграв желваками, отступил.
— Передайте мистеру Мефису, что мне нездоровится, — пролепетала Люси Флоберу и довольная пошла к своему вагончику.
Только ей решать, когда и зачем видеться с Чарльзом Мефисом. Раз Антонио Д’Аскола отступил, значит понял это. Нутро отдалось приятным ощущением маленькой, но власти. Люси на мгновение усомнилась: а что если Чарльз обидится и больше не захочет ее видеть? Украдкой она посмотрела на ландо и подскочившего на козлы Флобера.
Ничего! Ей и правду сегодня хотелось побыть одной. Между ног еще саднило. Низ живота казался каким-то тяжелым, а женское чутье уверенно подсказывало: Чарльз не обидится. А если и обидится, то простит ей ее маленький каприз.
Але!
***
Утро в цирке выдалось необычайно шумливым. Суета накрыла столы. Труппа завтракала и с упоением обсуждала грядущее выступление. Цирк оживал. Восставал из пыли, грязи, нищеты. Искорками горел азарт в глазах артистов, и в этих искрах виднелся пламень былой «La Stella».
Люси была здесь — со всеми. Решила больше не прятаться, и на любой мало-мальски осуждающий взгляд отвечала с гордо поднятой головой. Пошутившему Голиафу она будто невзначай отдавила ногу и даже ухватила за ухо, решив пресечь все глупые шутки на корню. Ее едва смутил Гейне — дрессировщик смотрел на нее… Смотрел… Этот взгляд Люси не понравился.
Она села за стол, поближе к Берте и Гумберту, и тут вся труппа встрепенулась. Приехал Лакрица да не один. У Люси сердце ушло в пятки. Издалека она разглядела знакомые темные волосы, нахмуренные брови и суровый взгляд — Драган вернулся. Люси сперва обрадовалась, улыбнулась. Ее искренне беспокоило его отсутствие, и она даже позабыла обо всех обидах, но… Вдруг вспомнила о том, что произошло, и щеки ее стали пунцовыми.
Пока все встречали вернувшегося заклинателя ножей, Люси трусливо сбежала, враз позабыв о своей храбрости. Она просто боялась. Боялась посмотреть в глаза Драгану. Одно дело, осуждение в глазах остальных. Другое — осуждение в его глазах.
Взволнованная, перепуганная, не знающая, что делать, что говорить, Люси Этьен дошла до своего вагончика и быстрее скрылась за дверью. Вздохнула спокойнее и тут же вздрогнула.
— Здравствуй, Люси.
Обернулась.
На стуле, уложив ногу на ногу, сидел мистер Мефис. Рядом лежал букет цветов, источавший нежный аромат. Перетирая пальцами воздух, Чарльз едва хмурился. В его бесцветных глазах мерещилось недовольство. Во всем мистере Мефисе чувствовалась тихая, пока сдержанная злоба, и Люси сжалась от страха.
— Чарльз… — сорвалось с ее губ.
— Вчера ты пропустила замечательный стейк, — цыкнув языком, Чарльз оглядел стены вагончика и задержал взгляд на афишах. — Я очень ждал тебя, но не дождался. Мне сказали, тебе нездоровится.
— Я…
— Ты, — повторил Чарльз и поднялся со стула. Медленно он двинулся на побледневшую Люси.
— Я…Я, — она путалась в словах, хватая губами воздух.
Вчера она храбро отказала, но не Чарльзу, а синьору Антонио. Назло. Чарльз будто чувствовал это. Не получил своего и теперь неудовлетворенный сердился. Уверенность его норовила обратиться жестокостью — как тогда, в тот первый вечер, и это пугало.
На щеку легла рука.
— Мне нужно было подумать, — тихо шепнула Люси.
— Подумать? О случившемся? — сердито спросил мистер Мефис, и она кивнула. — Мой отец всегда говорил: женщине не полезно много думать. Я всегда с ним не соглашался… — смягчившись, проговорил Чарльз и даже улыбнулся. — Что же ты надумала, Люси?
Она глубоко вздохнула. Повела головой, и мистер Мефис испуганно подхватил ее под локти, решив, что ей нехорошо. Нет, голова у Люси не кружилась. Просто так вышло. Случайно, но случайность эта пришлась как никак кстати. Недовольство Чарльза Мефиса сменилось обеспокоенной заботой.
— Все хорошо, — уверила Люси, отыграв фальшивый приступ до конца.
Ее поцеловали. Простили, и Люси обрадовалась. Сила женщины в ее слабости. Этой мудрости Люси Этьен обучилась случайно, но очень вовремя.
— Увези меня… Отсюда.
Из цирка. Из пыльного вагончика. От Драгана и его осуждения. Люси несравненная отважно решилась бежать от всего этого подальше — на виллу с золотыми вензелями.
Ведя ее под руку, мистер Мефис рассказывал, что мадам Буше прислала несколько коробок с новыми платьями и шляпками. Завлекал прогулкой вдоль Рейна и уверенно тянул за собой. Помог подняться в экипаж, уселся рядом, и Флобер повез их на виллу. Там ждал сытный обед и итальянское вино. Шутки, смех и беззаботность.
Окруженная вниманием Люси была довольна. Без чувства вины и вечных совестливых упреков жизнь казалась намного проще, а в богатстве — ярче и чище. Люси не помнила, как они оказались в спальне. Былая робость притупилась, и, захмелев, она покорно отзывалась на ласки. Иногда замирала, по привычке прикрываясь рукой, а потом поддавалась искушающим речам. «Несравненная», «прекрасная». Исполнив пару простеньких трюков, Люси перевернулась и повалилась в раскрытые объятия.
Смеялась, целовала, отдавалась парализующей волне, накрывавшей ее от низа живота. Боли не было. Все еще страшно, неприятно поначалу, но не больно. Саднящее чувство от возможной встречи с Драганом развеялось. Совесть смолкла, и Люси Этьен счастливо уснула на плече у Чарльза Мефиса.
***
Ночь покрыла цирк темным куполом шатра-небосвода. Зажглись первые звезды.
Глядя на них, Драган сидел на ступеньках вагончика Люси и подпирал стеной заветную дверь. Он ждал, будто верный пес, и все думал. Ему услужливо рассказали о том, сколько ночей провела Люси на вилле мистера Мефиса. Хуже он видел сам, своими глазами, как Люси поднялась в экипаж того богача. Как улыбнулась ему и позволила взять себя за руку.
Драган прикрыл глаза и, согнувшись, с болью потянул себя за волосы. Хотелось кричать, биться до исступления. Клокотавшая внутри злоба сменялась отчаянием и жалостью. Люси заставили! Он был в этом уверен, потому хотел поговорить. Узнать от нее. Почему она его не дождалась? Воспользовалась моментом и предала? Так просто? А может, это он понадеялся, что что-нибудь значит для нее?