Люк дернул рукой. Но думки босса на лице были написаны.
— Я мог бы сказать тебе, что мне насрать на твое мнение, Люк. Но это не так. Я понимаю, что ты можешь устроить мне кучу неприятностей. И ты сделаешь это, если посчитаешь нужным. Но я не собираюсь вредить ей. Я знаю, о чем ты сейчас успел подумать. Я не дам тебе себя пристрелить, босс. Мне нужна моя ведьма, и я успею свернуть тебе шею, раньше, чем ты достанешь свою пушку.
Командир перестал менять цвета лица. Теперь задумался.
И тоже отхлебнул с горла виски.
— Я тебя не первый год знаю, Бен. Ты ж, мудак, не отступишься. Признаться, я не то, что удивлён. Я аж прихуел. Как тебя припекло-то. Не ожидал. От тебя точно не ожидал. Ты же к бабам, как к мясу. Я… мог бы тебе палки в колеса ставить, но, похоже, тебя уже не тормознуть. Но и потакать не буду. Черт побери, мне надо подумать. Я по просьбе Папаши Прайма пришел, разузнать что-куда. Ты ведь понимаешь, что он тебе сам проблемы устроит, когда узнает, зачем о его семье вынюхиваешь? Он за дочку готов полстраны спалить.
— Как же он еще на наши дела отпускает? Если трясется так.
Вроде босс очухался. Даже готов к адекватному диалогу.
— А кто сказал, что Риппи его спрашивает. Ха. Пусть у нее с головой не в порядке, она умная. И чуйка у нее почти всегда срабатывает. Если ей кажется, что дело жареным пахнет, не лезет. И крышу двигает так, что и другие не высовываются. Много раз так задницы спасала.
— Папаше Прайму лицо сломали, не сработала чуйка?
Не стоило ему ухмыляться. Джон опять морду морщил. Но повелся на вопрос. А ему сейчас любая крупица информации о его ведьме важна.
— Не помню, что там за диагноз у нее. Прайм ей таблетки сует, чтоб хоть как-то поменьше срывалась. Он ее любит, но устает. Но пить их не заставляет. Она сама решает, что и когда принимать. Насколько знаю, в тот день что-то не склеилось у них, и она наглоталась своих колес. И отцу не сказала, что овощем побудет. У них там правило, отец бухает, Риппи смотрит за ним. И наоборот. А тут и она в астрале, и он нахерачился. Ну и очнулась она, когда полдома разгромили, а папаше половину скелета сломали. У нее норка в подвале обустроена. Даже бабы, которых папаша приводит, не всегда знают, что у него дочь есть. Тайлер уже нанял толпу дом восстанавливать. Чтоб было, куда малявке вернуться. Новый адрес никто ей не скажет же, пока не явится. Связи с ней вообще нет.
— Когда это произошло?
Все интереснее и интереснее. И от собственной беспомощности злоба душит, что тяжело дышать.
— С неделю назад. Блять… какого хера я тебе это все рассказываю, а? Манипулятор херов. Или она тебя своими способностями заразила? Лучше скажи, что делать вообще намерен? Ну… как ты себе вообще представляешь это? Я-то вообще не врублюсь, что ты там себе успел напридумывать. С простыми женщинами проще. Букетик, ресторанчик, киношка. А с ней как? Ну? Или у тебя голову напекло, а штаны давят, тебя и понесло? Не молчи, Бен.
Нечего было ему ответить. Он и сам-то не знал, что делать. Как всегда прав Люк. С обычными бабами все делалось намного проще. Бухла купил, или сразу бабками отгораживался. Ну, в кино он некоторых водил. Кафешки с посиделками на пляже. Денег на тряпки давал, они и веселились сами. А сейчас… Вообще ни одной мысли адекватной не приходило.
— И давно тебя так жмет? Вроде видел ты ее с год назад. Точно… Ты ж ей занозил чем-то, она на тебе свои штучки проверять стала. Уже тогда зацепила да? Точно, точно, ты ж тогда сказал, что хочешь ее себе. И потом еще и выдал, что проблемы у тебя.
Не стал говорить ему, что плющит его так два дня. Люк не поймет, а он опять по роже получит.
— Давай ты посидишь, подумаешь сначала. Дождемся ее возвращения. Я даже сам тебе сообщу об этом. Если к тому времени не перегоришь, будем думать дальше. А если успокоишься, то и вообще отлично будет. Папаше Прайму пока ничего не скажу. Отбрехаюсь чем-нибудь. Не хочу лишнего гемора на свою голову.
Не перегорел.
Только накрутил себя так, что блевать хотелось.
Но не бухал.
И баб не подпускал, что по былой привычке забегали.
Держал мутную фотку, и мутными глазами глядя, дрочил. Ведьма не отпускала и его натурально несло в какие-то ебеня. Но внезапно и плюсы внезапно нашлись. И квартиру новую себе подыскал, поприличнее и покрасивее, чтоб свою ведьму в этот свинарник не вести. Вдруг оказалось, что бабла-то у него оказывается прилично. Потому что больше не тратил на бухло и шлюх. Поймал себя на том, что в интернете копается, ищет и посуду себе нормальную, и мебель оказывается нужна хорошая. Но покупать ничего не стал. Ведьма его пусть сама выберет. Если конечно с ее мозгами ей это нужно будет. Если вообще хоть что-то из этого нужно будет.
Люк пришел через семь дней, с баблом, которые были потрачены на покупку информации. Бросил свертки купюр на столик и скептически оглядел собранный в сумки нехитрый скарб.
— Уезжаешь? Стволы свои тоже заберешь, или как? Предупредил бы хоть, чтоб я хоть какую замену тебе нашел. Я… тут бабки твои принес. Ну, которые ты информаторам передавал.
— Нет.
Нет смысла воздух сотрясать. Объяснять еще что-то. Он просто стоял посреди комнаты и ждал новостей. Не просто так же тот приперся. Деньги мог и передать через кого-нибудь из ребят. Хотя какого хрена их вернули-то. А Папашка Прайм не так прост оказался. Если никто связываться с ним не захотел. Или у ведьмы репутация еще хуже, чем у него самого. Босс, не заморачиваясь, уселся в кресло, похлопал по карманам, скуксился.
— Черт, забыл в машине.
Пришлось свои отдать. Иначе больше рта ведь не раскроет, а ему нужна информация.
— И как ты эти ароматизированные куришь, а? Как баба, ей-богу.
Продолжая морщиться, затушил и молча ушел, но вернулся через пару минут. Не понравились ему его сигареты. Выпендрежник блять. Захотелось затолкать боссу в пасть всю пачку принесенных им вонючих папирос. Люк молчал, пока не выкурил четыре сигареты подряд. Тянул одну за другой. И время тянул. Будто решался что-то важное сделать. Или не сделать.
— Не передумал, я смотрю.
А, точно. В руках-то до сих пор замацанная фотография его ведьмы.
— Ладно… собирайся, кое-куда сгоняем.
Он первый двинулся к двери. Смысла не было задавать вопросы. Босс, упёртый баран, не захочет — не скажет ничего. Люк кряхтя, как столетний старик, поднялся со своего кресла и пошел следом. Уже в машине начал говорить, иногда поглядывая на него. Он прямо ушами чувствовал эти косые взгляды.
— Папаша Прайм прижал меня к стенке. Но я не все рассказал. Сказал, что ты любопытствовал за его дочку как за нового бойца. Он-то прекрасно знает о возможностях дочурки. Вроде повелся. Хотя по его хитрой роже ничего не понятно. Он… попросил тебя привезти. Познакомиться, так сказать. Не знаю зачем. Я… всегда считал тебя хитрым ублюдком у себя на уме. Но благоразумным и адекватным. Теперь не знаю, что и думать. Только знать бы еще, насколько тебя несет. Поаккуратней с Папашей Праймом. Они там все сейчас на взводе. Наезд на него началом был. Кто-то всерьёз взъелся на Тайлеровских. После Прайма напали на Бозли. Жену с двумя детьми вырезали, а его самого в живых оставили. Пока Тайлер с ребятами разбираются что куда, мы… немного погуляем рядом. На всякий случай. И прошу, не наломай дров.
Пока ехали непонятно куда, он понял, что трусит.
Трусит услышать самое важное на данный момент.
Вернулась его ведьма или как? Если вернулась, где она? Если вернулась, что делать дальше?
Пока ехали, все пытался отвлечься анализом ситуации. Понятно, почему Папаша Прайм занервничал, когда донесли, что копают информацию. Понятно, почему все встали на уши. Если сразу не пресечь, все это грозило перерасти в невероятный ком проблем. С кучей вырезанных людей. Непонятно, как папаша и Тайлер упустили начало этих проблем. О нем-то сразу донесли. Хотя он просто мелкая сошка. Значит, начало сидит гораздо выше. Плохо.
Пиздец как плохо.
Непонятное огромное здание оказалось частной клиникой. Нехилой такой клиникой. С кучей охраны и прочей лабудой с мерами безопасности. Одна из тех, что финансируются его организацией. Ему везло, он еще ни разу в такой не валялся. Если переломанный Прайм здесь, значит, на него наехали левые. Будь причиной проблем Папаши кто сверху из своих же, он бы тут не лежал. Уже на подъезде к этому зданию он на автомате начал отмечать недостатки. Углядел слишком хорошую простреливаемость, как и отсутствие охраны на въезде. Но подвижные на 360 градусов камеры ему понравились. Ни сектора не упустили. Часть перекаченных быков даже не пряталась в густых кустах.
В кустах сидели ребята понезаметнее.
Хорошо хоть, наземная часть госпиталя надежно соединялась с подземной. Уже в здании были общие металлодетекторы, завизжавшие после него. Конечно, будут визжать, все-таки три ствола на теле совсем не булавки. Но Джон только кивнул отлепившимся от стен ребятишкам, и те попросту испарились. Чистенькие коридоры с кучей снующего персонала, что не обращали на них внимания. Привыкшие. Не было суетливого быдла, требующего к себе внимания из-за прыщика на жопе. Тишина какая. Семь этажей вниз и длиннющий пустой коридор с несколькими дверями был несколько нереальным. Будто плыл в воде. Пришлось проморгаться и прикусить слегка зык. Что-то он разволновался.
Знакомство с папой.
Ха-ха три раза.
В одноместной, но довольно большой палате было довольно людно и сумрачно. Трое мужчин окружили койку и тщательно внимали лежавшему на ней негру.
Пиздец.
Папаша Прайм оказался черным.
Не то чтобы он был расистом, как бы и сам порождение француза и дичайшей помеси пуэрториканки и норвежца. Но ведьма его была как сливочная зефиринка. Бледная как поганка.
От бинтов и гипсовых сооружений Папаша Прайм казался иссиня-черным. Да еще и с голубыми глазами, что уставились на него с непонятной ненавистью. Правда, прожигающая бездна сразу исчезла, оставив легкий интерес.
Значит, Прайм бесился не на него.
Люк с кивком общего приветствия подошел в кровати. Представлять его Прайму не стал. Посчитал ненужным, он и остался у входа.
И хотя босс ему ничего так и не сказал, он увидел ее сразу.
Сидевшая в кресле в самом темном углу зашторенной комнаты, она смотрела в пол и опять уплывала из-под взгляда. Только дернулась, как в прошлый раз, когда он неприкрыто уставился. А поднявшиеся на него осмысленные глаза намертво отпечатались на его сетчатке. Под футболкой что-то невнятное заскреблось, когда увидел еще не сошедшие синяки на скулах и трещинки на пересохших губах. От небольшой проплешинки на виске явно вырванных волос стало неимоверно душно в собственной коже и жутко от своего же гнева, лавиной снесшего на своем пути все разумное.
Он, ни секунды не раздумывая, сделал шаг, не имея ни мысли в голове.
Легкая трещина рта в виде улыбки остановила, как молотом ударив по мозгу.
Он захотел вытереть невыплаканные слезы, застрявшие в уголках глаз. Чтоб глаза тоже улыбались. Захотелось разгромить все стены, схватить ее за плечи, вытрясти из нее все плохое. Краем разума понимал, что наверняка все повинные в ее ранках, синяках и ссадинах уже мертвы. Но захотелось стать некромантом, чтобы поднять их трупы и с особой жестокостью разорвать на мелкие кусочки.
Он с трудом мигнул, и чуть сам не отшатнулся.
Она уже стояла рядом, и ноздри постоянно двигались, словно она внюхивалась в него.
Он так и не понял, когда именно ее тоненькое запястье оказалось в его лапе.
Легла в кисть сама, как в так и не начавшемся танце, как в жесте приветствия. В тусклом свете настенных ламп она больше не текла убегающей водой. Стояла твердо перед глазами. И даже казалась обычной нормальной девчонкой. Кожа ее лапки была совсем мяконькая, бархатная такая, что он едва сдержался чтоб ногтем не ткнуть, ощутить. Чуть надави ногтем, прорвется, все ниточки мышц навыпуск. Но едва он погладил кожу большим пальцем, ее рот искривился.
Будто он кислотой на нее полил.
Вырванную руку даже не пытался удержать. В злом оскале виднелись два ряда мелких остреньких зубов, которые захотелось увидеть окровавленными от его прикушенных пальцев. Оскал исчез также быстро, как и появился, глазенки остекленели. Деревянной куклой обогнула его по большой дуге и исчезла за дверью, вырвав по пути кусок его здравомыслия.
Но ему стало намного легче дышать, едва она ушла.
Настолько она забрала его внимание себе, что он позабыл, что нужно дышать. Как будто всем своим весом встала ему на кадык, и давила, мешая жить. А тут сошла с пьедестала, и смылась. По его коже побежали мурашки от осознания, как же стало легче дышать.
В уши ворвались тихие голоса присутствующих. Гости у койки продолжали что-то рассказывать, так и не поняв, что у них за спинами было некое событие. Почти таинство.
Таинство первого прикосновения.
Лишь Люк со сжатыми губами смотрел прямо на него, когда он соизволил к ним повернуться. Не стал заморачиваться, просто сел в кресло, где она до этого сидела. И также уставился в пол, как она до этого.
И поэтому не видел, как косился на него Папаша Прайм.
Пустая голова звенела. Он не знал, сколько тупил в пол, пока не понял, что его окликают. По кислому виду Люка сразу стало ясно, что звали его не раз и не два. Гости уже ушли, в палате остались только переломанный Прайм со странным выражением лица, он да босс. Покидать уютного кресла не хотелось, но пришлось подойти к кровати. Приятный даже для него голос Папаши никак не вязался с его льдинами в глазах.
— Привет-привет, Бен. Я, как ты уже понял наверно, Финнеган Прайм Ричардс. Можешь звать меня Папаша Прайм. Прости, что не протягиваю руки. Ну, сам понимаешь. Ха-ха. И прости, что заставил Люка оторвать тебя от твоих дел. Просто захотел познакомиться с тобой. Не подумай плохо, но мы тут немного на взводе. Плохие дела творятся, а тут и ты со своими интересами. Я это, заставил ребятишек бабки твои собрать, чтоб тебе вернули. Люк рассказал, зачем ты информацию вынюхивал. Зачем тебе так тратиться, если можно спросить прямо у меня. Ха-ха-ха. Сразу скажу, если дочка захочет сменить специализацию, то и я буду не против. Но я что-то сомневаюсь. Не любит она людей. Ха-ха. А кто сейчас любит. Да и Люк, насколько знаю, не сильно будет сопротивляться, если моя Риппи в его команду влезет. А, премудрый Люк?
Командир лишь фыркнул.
Только вот глаза Прайма ни разу не смеялись, несмотря на каркающий смех. От них прям запредельной осторожностью несло. Беспокоился. Настоящий папаша. И ответить-то было нечего. Не говорить же теперь, что совсем другие виды он имеет на его дочку. И ведь встанет со всем своим гипсом, чтоб шею свернуть ему. И разрешил ему вопросы задавать. Если бы знал, что у него в голове творится, хрен бы он получил разрешение спрашивать хоть что-то.
Разрешение вздернуться бы получил.
Так что лучше молча подождать.
— А ты, я смотрю, не очень любитель разговаривать. Или просто плохо воспитан, молодой человек.
— Прайм, он просто…
Ого.
Вот это да! Вот это поворот.
Папаша одним взглядом Люка заткнул.
А босс-то и закрыл рот сразу. Уважает так? Или у Прайма влияние настолько большое? Но сам Прайм и границы знает. Не стал при нем выговаривать Люку, мол, я не с тобой говорю и не тебя спрашивал. Умный. И не совсем старик, как показалось. Лет пятьдесят от силы. Сильно старше. Мутно все как.
И почти плевать.
Если придется, переступит через всех. И Люка в расход, и папашу Финна Прайма. И Тайлера. Всех.
Он готов и на это.
— Вот что, приятель. Как на духу скажу, ты мне не очень-то и нравишься. Я думал, что привык каменным рожам, но ты непробиваемый какой-то. Никак не пойму, что у тебя на уме. И смотришь на меня, как на мертвеца, хоть бы мигнул разок. Нутром чую, что-то не так. Но когда пойму, дружок, берегись.
Зачем так растягивать слова. А ну да. С перебитым горлом трудновато говорить.
Уж он-то знает.
— Никаких… кхм… плохих намерений.
Как будто и его горло исковеркано. Люк даже поморщился. Но еще и скривился от фальшивого энтузиазма Папаши Прайма.
— Эй, Люк, гляди-ка. А твой истукан разговаривать умеет. Ты погляди-ка. Снизошел рот раскрыть. Не обижайся, дружок. Если Люк тебя терпит и доверяет, значит, есть за что. А как так вышло, что его я знаю сто лет, а про тебя не слышал ни разу, потом разберемся.
— Не высовываюсь.
Прайм аж сверкнул на него своими льдинками. Хотя зачем так удивляться правде? И ни разу не намек это был.
— Ладненько. Где там моя мелкая. Эй, Люкас-фильм, у тебя есть что в загашнике? Давай вытаскивай, я же знаю, у тебя всегда во фляжечке имеется.