====== Супы и зелья ======
— Умеешь ты жить красиво!
— Никакого умения у меня нет, а обыкновенное желание жить по-человечески.
(с) М. А. Булгаков. Мастер и Маргарита
Снег этой зимой мёл, не переставая. Как всегда взяв неспешный разгон с пасмурного и по-осеннему дождливого декабря, к началу февраля предместье Питера утопилось в сугробах уже по самые уши, а вечно запотевающие высокие окна дома регулярно покрывались снаружи морозными росписями, за которыми весьма смутно проглядывалось, что происходит на улице. Впрочем, сама зима была тёплой, поэтому всё это дело регулярно таяло к вечеру, подмерзало под утро, мело днём и снова таяло к вечеру в лучших традициях современного климата данных широт. Вследствие этого двор, на состояние которого проще было плюнуть — что с успехом и было сделано, — чем привести его в надлежащий благородный вид дольше, чем на пару часов, в это время года стабильно выглядел как поле битвы, причём такой, где проигрывали обе стороны и спешно отступали, оставляя за собой канавы, траншеи, оборонные валы и обозы с ранеными. С приездом же домой на зимние каникулы всей великовозрастной оравы он приобретал и вовсе плачевный вид, дополняясь следами снежных побоищ, сломанными ветвями яблонь, вязов и старого многострадального клёна, экспериментальными катками из неудачных попыток расширить пятым измерением замёрзшие лужи и снежными изваяниями Поклёпа (довольно схожими с оригиналом) в найденных на чердаке кружевных панталонах какой-то маминой прапрабабушки.
Большую часть каникул проторчав вне дома, начиная со двора и лопухоидного коттеджного городка неподалёку, заканчивая Питером и всевозможными «гостями», под конец все, как водится, резко вспомнили, куда и зачем, вообще-то, приехали. Так что в последние дни каникул детей и взашей невозможно было выгнать из дому. С тем же упорством, с которым они стремились податься оттуда восвояси, все трое теперь бесцельно шатались по дому, валялись на диванах, возились с младшим братом и крутились на кухне, так что это стало надоедать даже Тане, которая, за долгие годы привыкнув к постоянному суетливому дурдому вокруг, после поступления всех старших в Тибидохс периодически ощущала определённую нехватку людей на один квадратный метр жилплощади.
Мелкий снег трусил за покрытыми испариной окнами. Таня, свесив ноги, сидела на кухонной тумбе и, упершись ладонями в край, препиралась со своим перстнем.
— …Старших всех распустила и Леопольда распустишь! Всё у тебя хиханьки да хаханьки! Ребёнка нужно приучать к дисциплине. Вот моя матушка, упокой Лигул её душу да из Тартара не выпускай, порола меня розгами три раза на дню — и это за хорошее поведение порола, чтоб даже думать больно было, что будет, если я хоть что-нибудь этакое скверное выкину!..
— Дед, отстал бы ты уже от меня, а. Мне сорок два года, и я сама знаю, как воспитывать своих детей!
— Ой, посмотрите на неё, сорок два! — умилился дед. — Ха! Да ведьме с твоим магическим потенциалом хоть двадцать, хоть сорок, хоть сто сорок — в зеркале не отличишь! А ты вообще психологически из подросткового возраста только пару лет назад вышла!
Вышеупомянутая ведьма поражённо вскинула брови. Вот это была уже явная гиперболизация реальности!
— Я вообще поражаюсь, как ты ещё умудрилась кого-то хоть как-то воспитать.
— Да? — приятно удивилась Таня. — Ты же только что сказал, что я не умею воспитывать. И вообще детей распустила: сейчас одна пойдёт Жуткие Ворота открывать, а другие свистнут у Кощеева коня и ускачут с цыганским табором в закат. И Лео с собой прихватят! — она, прищурившись, уставилась на перстень.
— Кто сказал? Я сказал? — с не меньшей горячностью возмутился Феофил. — А ты на меня разговор не переводи! И на моих правнучат тоже не клевещи — ишь, языкатая! К любому слову прицепишься. И как тебя муж только терпит? Да если бы твоя бабка себе такое позволяла, я б на второй день после свадьбы её верёвкой обмотал и в речку кинул. И бежал бы со всех ног, не оглядываясь — пока не выплыла. Да-c, вот так вот!
Таня, чуть покачнувшись, расхохоталась, откинув с лица курчавые пряди. Послушать вечные возмущения деда — так и она ужас, какая мать, и Глеб не муж, а тиран, и все дети их уже одной ногой в Дубодаме. При этом дед любил её больше сына (в чём однажды весьма сентиментально признался, но после сослался на старческий маразм), плевался красными искрами от возмущения и отказывался накладывать заклинания, если внучка ссорилась с мужем, а их детям в многогранном сознании прадеда моментально прощались те прегрешения, которые не сходили им с рук даже перед чересчур пофигистичными в плане наказаний родителями. В довершение всего, любимой песней Феофила Гроттера, после арии о полном неумении Бейбарсовых воспитывать детей, была ода о том, что количество детей в семье в его времена начиналось от десяти человек, и он требует уважать эту традицию.
Так что, несмотря на всю привязанность к деду Феофилу, Тане иногда нещадно хотелось выкинуть свой перстень в ближайшее окно. Особенно когда Бейбарсов начинал спекулировать услышанным.
Впрочем, сейчас она только спрыгнула с тумбочки и, скрутив в рыжий пучок длинные непослушные волосы, принялась сосредоточенно регулировать огонь под кастрюлями на печке. Перстень ещё с полминуты поворчал какие-то неразборчивые нравоучения на латыни и — умышленно или нет — затих ровно к тому мгновению, как в кухню, вгрызаясь в раздобытый неизвестно откуда персик, вошла Софья, на ходу беспечно проведя рукою по широкой дубовой столешнице.
— Привет. Это что? — старшая дочь с любопытством указала мизинцем (остальные пальцы держали персик в плену) в сторону пыхтящих на печке кастрюль.
— Отворотное зелье и бульон, — Таня, смахнув с лица выбившуюся прядь, принялась рыться в соседнем шкафчике, выискивая банку с остатками гномьего порошка.
— И где что? — Софья, уже расправившись с персиком, отёрла сладкие руки о валявшийся на столе передник и с научным интересом приподняла крышки, сравнивая содержимое. На вид обе бурлящие субстанции отличались мало. Вместе с вырвавшимся на свободу паром кухню заполнил стойкий запах лавра.
Таня усмехнулась, через плечо оглянувшись на дочь.
— Я, конечно, достоверно не знаю, как там с преподавательскими способностями у Клоппа в наши дни, но подозреваю, что ко второму курсу магспирантуры по зельям он уже научил вас, как отличить одно от другого. Так что вперёд!
Софья фыркнула — склонившись слишком низко над первой кастрюлей, она вдохнула изрядное количество витавших в дыму специй. К тому же, кончик её рыжего, неугомонными завитками торчавшего во все стороны хвоста едва не булькнул с плеча в кипящее варево.
— В этой зелье, — не без самодовольства изрекла она, постучав ногтем по ручке крайней от матери кастрюли. — Пузырьки на свету оранжевым отливают — это из-за мандрагоры.
— В отворотное зелье же добавляют мандрагору, да? — тут же озадачилась дочь, чуть сдвинув широкие брови и что-то сосредоточенно вспоминая.
— Мандрагору или болиголов, — согласилась Таня, наконец отыскав нужную банку, и на глаз бухнула в зелье чайную ложку синеватого порошка. Как две капли воды похожая на бульон жидкость вспенилась и приобрела малиновый оттенок. В кухне, смешавшись с ароматом лавра, почему-то запахло жжёным молоком.
— Но лучше мандрагору, — после паузы уточнила ведьма, поворачиваясь к дочери и подтягивая вверх рукава синей рубашки.
Несмотря на зиму за окном, в просторной, но натопленной и затянутой паром кухне было настолько жарко, что Софье тоже хотелось, как минимум, стянуть широкую домашнюю кофту и закатать штаны до самых колен. Впрочем, она сделала только первое, пристроив кофту на спинку одного из стульев.
В одной липнущей к спине майке Софья деловито подтянула к себе досточку и принялась нашинковывать для отворотного зелья засушенные уши летучих мышей. К приготовлению томящегося на соседней конфорке супа она ровно никакого интереса не проявила. «Ну-ну. Сами такими были», — дёрнув уголком губ, подумала Таня. Не мешая дочери, она молча сгребла из овощного ящика лук с морковкой и принялась возиться с зажаркой.
— Я вот что-то не пойму, мам, зачем ты ещё варишь для них зелья? Ты ведь уже давно могла бы с тем же успехом купить всю эту лавочку и продавать там только своё, — задумчиво протянула Софья, ссыпая в зелье окрошку из ушей, и, издав смешок, пошутила: — Улучшила бы на Лысой Горе качество предлагаемой продукции — оказала бы ещё одну неоценимую помощь магическому сообществу!
Таня сморщила веснушчатый нос.
— Лавочка на Лысой горе? Нет, спасибо! Мне такая нервотрёпка не нужна. Для стабильного поддержания повышенного уровня адреналина в крови с тех пор, как я наконец-то отделалась от должности спасительницы, блин, мира, мне хватает вас четверых! Тем более, у меня есть работа, зачем мне ещё одна? — внучка Феофила дёрнула плечом, откладывая нож в сторону. — Я соглашаюсь варить только те зелья, которые хочу, исключительно тогда, когда мне это удобно, и вне зависимости от предлагаемой платы — наверное, это можно назвать хобби. В Сборной Мира, слава Древниру, пока платят достаточно, чтобы не искать себе подработку.
— Не знаю, — покачала головой Софья, — я бы всё равно открыла лавочку. Получается же.
— Доучись в магспирантуре ещё два года — и можешь делать, что хочешь! — разведя руками, съязвила Таня и отправила в рот кусок морковки.
Перечёркнутые тонкими белыми лямками сутулые плечи Софьи расправились.
— Ага. Почему-то о необходимости диплома о высшем образовании больше всего любят распространяться те, кто в жизни прекрасно обошёлся без него, — усмехнувшись, укоризненно посмотрела на мать Софья. — Ты же бросила магспирантуру после первого курса!
— Так получилось, — пожала плечами внучка Феофила и рассеянно помешала ложкой суп. — К тому же, она мне и не была нужна. Но всё равно лучше бы доучилась — больше бы знала!
Выудив из ящика у себя за спиной пучок засушенных цветков полыни, ведьма торжественно вручила тот дочери. Софья, левой рукой регулируя огонь, не глядя потянулась за ним, но только царапнула ногтями по стеблям, и пучок, юркнув у неё между пальцев, устремился вниз. Уже левой, более ловкой рукой, она попыталась подхватить его на лету, но только нелепо ударила по связке ладонью, и трава рассыпалась по полу. Тихо помянув Кощеевого коня с досады, Софья присела и принялась сгребать с дощатого пола полынь, пока раскрасневшаяся от духоты и смеха Таня скармливала бурлящему малиновому вареву треть сушеных цветочных головок с другого пучка.
— Как-то неудивительно, что ты не любишь драконбол. С твоей ловкостью проще уговорить чужого дракона самому проглотить все эти красивые блестящие мячики, чем поймать и забросить ему в пасть хоть один! — не удержавшись, поддразнила она, и тут же, спохватившись, серьёзно прибавила: — Не обижайся.
Софья — прекрасно осведомлённая о своих недостатках и, к тому же, с детства привыкшая к острому маминому языку, — только улыбнулась, растянув сложенные ниткой губы. По этому поводу она не комплексовала. Драконболистов в её семье хватало и без неё. Куда больше Софью напрягал легион случайно опрокинутых в учебное время котлов и пересыпанные сверх положенных доз ингредиенты — особенно, когда профессор Клопп был не в духе (то есть, почти всегда).
Впрочем, не желая отказываться от работы с зельями, в этом случае она довольно быстро извернулась и изобрела выход из положения. Выяснилось, что достаточно было полностью сконцентрироваться на одной задаче — и её руки начинали работать с просто пугающей машинной точностью. Но стоило только кому-нибудь начать галдеть ей над ухом, шуметь или, тем более, втягивать её в разговор — ножи немедленно начинали тяпать старшую Бейбарсову за пальцы, порошки пересыпались через края плошек, котлы подпрыгивали на огне, лягушачьи лапки ускакивали в неизвестном направлении, а мерные склянки сыпались на пол штабелями, чему Софья — вместе с Клоппом — была очень не рада. Вследствие этого на парах по практической магии вокруг неё курса с третьего и по сей день образовывалось мертвое пространство — одна из загадочных и, как это часто бывает в коллективе, сама собой всплывших из глубин общего подсознания традиций одногруппников. Хотя у старшей из сестёр Бейбарсовых, по устоявшемуся тибидохскому мнению, был лёгкий (даже чересчур) и смешливый характер, а такого, чтоб она когда-либо с кем-то открыто враждовала, никто вообще не мог вспомнить, почему-то ни у кого до сих пор не возникло желания раскрутить безобидную Софью «на слабо». Так же, как есть что-то противоестественное и напрочь ломающее восприятие реальности в плаче человека, который обычно выполнял социальную роль клоуна, есть что-то устрашающее в перспективе наконец разозлить человека исключительно доброжелательного и терпеливого — в этом случае реакция, как и возможный масштаб урона обидчику, непредсказуемы и простираются от нуля до бесконечности. У многих, к тому же, хватало ума на то, чтоб заметить, что из троих учащихся в школе Бейбарсовых именно у старшей был наибольший магический потенциал, а ещё у трети упомянутых — на то, чтоб помнить, кто её родители (а родителей Бейбарсовых знали все). Совокупность же всех этих факторов давала факт того, что пары практической магии у второго курса магспирантуры были самыми тихими и сосредоточенными занятиями во всём Тибидохсе.
Но сейчас Софья была дома, где тишина в принципе была понятием из области лопухоидной фантастики, поэтому требовать её было неимоверно глупо — да и, вообще-то, совершенно не хотелось.
Едва Танина дочь наконец сгребла с пола последний цветок полыни, в выкрашенную белой краской дверь одна за другим юркнули близнецы. Их темноволосые макушки в заволакивающих кухню парах целенаправленно подрейфовали к холодильнику. Босые ноги зашлёпали по паркету.
— Я, конечно, понимаю, что моим талантам в кулинарии и зельеварении есть, куда стремиться, но на вашем месте я бы всё-таки проветрил помещение до того, как вы перестанете различать в этой дымовой завесе кастрюли и случайно бухните нам в обед сопли тролля, — как бы между прочим заметил Юра, роясь в холодильнике.
— ...Или до того, как вместе запечётесь здесь до хрустящей бронзовой корочки, — дёрнув углом губ, воодушевлённо добавила Сашка, с ногами забираясь на отодвинутый стул и принимая добытую братом из холодильника банку шпрот. Кривые зубцы крышки угрожающе торчали вверх, что, однако, уже не защитило большую часть её содержимого от того, чтоб уплыть в последний путь по чьему-то пищеводу. Сашка проявила милосердие и вместе с прислонившимся к столу сбоку от неё Юрой принялась «добивать» оставшихся, чтоб не мучились.
— Нельзя! — потерев указательным пальцем тонкую переносицу, тем временем отозвалась Софья. — Если проветрить до того, как закончишь готовить, отворот выдохнется. Не эффективно.
— Вот гадство, — вздохнул Юра, меланхолично отправляя в рот капающую маслом шпротину.
— А вас здесь никто не держит!
Несмотря на явную провокацию и недовольство местным климатом, близнецы остались на месте. Юра только мимоходом закатал рукава толстовки. Сашка, даже не глядя угадав его действия, ухмыльнулась. В свободно болтающейся на её костлявой фигуре чёрной футболке — явно с братового плеча, — ей-то на кухне было не жарко, и вообще всё устраивало. Настолько, что она со своей драконбольной реакцией даже пропустила момент, в который Таня, обходя стол у близнецов за спинами, перегнулась через её плечо и одним быстрым движением отобрала жестянку со шпротами.
— Ну мам!
— Обед через двадцать минут, вы не падёте голодной смертью! — авторитетно заверила Таня, выуживая из банки лоснящийся маслом хвост.
Софья ладонью разогнала пыхнувший из крайней кастрюли клуб пара — завязки болтающегося на запястье браслета замельтешили у неё перед глазами — и рассмеялась, кинув взгляд на обделённые лица близнецов.
— А ты разве уже пала? — склонив голову набок, притворно испугался Юра.
— А я — мать, которая всегда права! — весело отрезала ведьма, доедая содержимое жестянки, и через полкухни запустила ту в мусорное ведро — причём так точно, что не расплескались даже остатки масла, чем внучка Феофила явно осталась довольна.