– Только не уходи от нас, – причитала Весна. – Боги помогут тебе, духи излечат, ты только крепись, родимый.
Глава 3
Шли дни, бежали недели. Осень позолотой окрасила деревца да травы. Жители деревни прощались с летом, благодарили Богов за урожай, закатывали пиры в их честь. Столы ломились от кушаний, каждый приносил что-то свое, кто пироги, кто яблоки, кто каши разваристые, но особое место занимала медовуха, сей напиток согревал душу и веселил голову. Люди плясали у костров, пели песни предков, рассказывали легенды древние.
И только Искра с Весной не знали продыху, они не пели, не плясали – все за отцом ухаживали. Благомир совсем плохой был, держался из последних сил, переломанные кости срастались медленно, раны заживали тяжело. Порой казалось, что вот-вот и умрет кормилец, ан нет, Благомир обладал стойкостью духа, каждый день молился Богам, просил продлить его дни, поскольку семью бросать права не имел.
Однажды к ним пожаловал Судимир с сыном, опечалился старейшина, когда узнал, что лучший охотник его деревни того и гляди отойдет в мир иной. Седой старец вошел в горницу, поклонился хозяевам дома:
– Здравия желаю, – молвил Судимир. – Вот пришел проведать главу семейства вашего.
– Здравица и вам, старейшина, – поклонилась Искра. – Пойдемте, он в светелке лежит.
Отец пошел навестить охотника, а Отай остался у дверей, ясно дело кого дожидался. Весна в это время в курятнике хозяйничала: курам просо насыпала, соломку поменяла да яйца в корзину собрала. Как закончила с делами, вышла из оного и к дому направилась. Совсем у девицы настроения не было, за отца переживала, а когда Весна серчала, то к ней боялся подойти даже самый храбрый парень на деревне. Она могла и по лбу граблями заехать или и того хуже – крапивой отхлестать.
Глядит девица и глазам не верит, на крыльце Отай стоит, улыбается, тут ее аж перекосило, но коль то был старейшины сын, Весна решила не буянить, а молча мимо пройти, да скрыться в трапезной поскорее. Но не тут-то было, парень проворнее оказался и, спрыгнув со ступеньки, встал напротив, преградив путь:
– Доброго дня тебе, красавица, – заговорил Отай.
– Кому доброго, а кому и не очень, – пробурчала Весна и хотела оттолкнуть охальника, но тот как скала врос в землю и ни на шаг не сдвинулся. – Чего застыл? Пусти в избу.
– А ты вруша, оказывается.
– Что? Да кто ты такой, чтобы поносить меня? – пуще прежнего завелась дева.
– Обещалась со мной погулять, но так и не пришла. А я ведь ждал, полночи прокуковал у калитки.
– Не смогла я. Отца израненного привез Светех, не до гуляний было, – немного отошла Весна, все-таки прав Отай, не выполнила она обещания.
– Знаю, пусть поправляется. Отец вон, испереживался весь.
– Так и быть, живи окаянный, – слегка улыбнулась Весна.
– Токмо ты не думай, что я забуду обещанное. Все равно погуляешь со мной.
– Кикимора тебе в спутницы, я за папенькой хожу, нет у меня времени.
И на этот раз Весна ухитрилась, проскочила-таки мимо ухажера, а Отай лишь рассмеялся. Веселила его гордячка, но вот как смотрел он ей в глаза, то в животе аж крутило, так и хотелось схватить девицу и прильнуть к ней устами. Пропал парень, совсем пропал.
А пока молодежь на улице беседы вела, Судимир ругал Благомира за гордыню и самодовольство изрядное:
– Покой ты в чащу подался? Там медведь правит, ему сам Велес благоволит. На шкуру позарился! – стучал подогом об пол старейшина в сердцах. – Вот и наказал тебя Велес, наслал духа своего, тот и поквитался. Знамо дело, в медвежье место хаживать не велено. Священная то земля, али ничему тебя предки не учили?
– Прости, Судимир дурака окаянного, – тихо молвил Благомир. – Злой дух видать попутал.
– Знай, охотник, есть звери на коих ходить богами позволено, а есть запретные, их духи берегут. Молись теперь, каждый день молись, чтобы простил тебя Велес и не пришел по твою душу.
– Молюсь, Судимир.
И тогда старейшина сменил гнев на милость, положил могучую руку на плечо охотника:
– Ладно, ладно. Крепчай, сил набирайся, ты и семье нужен, и деревне. Светех стар уже, ему бы только молодых словом учить, ты же можешь делом помочь.
– Благодарствую за заботу и за советы мудрые, – Благомир положил поверх его руки свою.
– Ну, бывай, охотник.
Судимир, кряхтя, поднялся и уж к двери направился, но вдруг остановился:
– Чуть не запамятовал, – посмотрел он лукавым взглядом на Благомира. – Мой Отай-то вернулся, теперь невесту ищет. И знаешь, кого себе в жены прочит?
– Никак Весну? – усмехнулся охотник.
– Ее, голубушку, ее.
– Ну, коль девица не супротив будет, породнимся.
– Твоя дочка норовом обладает, упрямая, лихая. От нее полдеревни молодцев чуть ли не плачет, – засмеялся Судимир. – Ты уж с ней построже, девушка она хорошая, добрая, но ей отеческое слово нужно. Так и в девках остаться можно, негоже это.
– Согласен, – покивал Благомир.
Судимир ушел, а как дверь за ним закрылась, к отцу подошла Весна. Она села рядышком, накрыла его теплой шкурой и запела. Любил охотник песни предков, а петь Весна умела, да так, что даже слезы лились от голоса столь чудодейственного.
И опять потекли дни, месяцы сменяли друг друга, вот уж и первый снег выпал, за ним стужа пришла. На сей раз, Весна сдержала обещание когда-то данное Отаю, она вышла погулять с ним, после они стали видеться чаще. Искра радовалась за дочь, Благомир тоже не противился их свиданиям. Пусть молодые радуются жизни, глядишь, по весне и свадебку сыграют.
Отай хорошим парнем оказался, возлюбленной угождал, заботой окружил. Весне нравился молодец, но счастья она не чувствовала, не хватало ей леса, охоты. Да зима еще выдалась снежная, морозная и в лес-то не сунешься. Но все же выгадывала девушка деньки, седлала гнедого и уезжала в поля, там можно было на какую-нибудь птицу поохотиться, али на зайца. Вот тогда ее сердце радовалось, душой Весна отдыхала. Возвращалась всегда с добычей, отец дочку хвалил да нацеловывал, а мать сетовала, мол, хватит уже не девичьими делами заниматься, пора и о свадьбе задуматься.
Весне Отай пришелся по душе – умный, красивый, силой наделен богатырской, чего еще боле желать? Не жених, а отрада. Но девица не торопилась давать согласия на союз, боялась свободу потерять. Ведь кто знает, как новоиспеченный муж себя после свадьбы поведет? А вдруг дома за веретено посадит? И такое бывало с девицами, обещались женихи во всем потакать, а как мужьями стали, то и позабыли все обещания, укротили жен, те и помалкивают, гневить не хотят. К тому же Отай тоже характер имел непростой, а что будет, ежели рядом с костром вместо кадки с водой, соломы положить? Мигом вспыхнет! Того Весна и опасалась.
Своими переживаниями она всегда с отцом делилась, но Благомир ее успокаивал, все-таки по молодости тоже горячим был, а как встретил Искру, так и позабыл про все на свете. Жена умела его успокоить, ибо женщиной была мудрой. Вот и Весна должна уметь влиять на мужа, не разжигать ссор, а наоборот – гасить на корню, тогда оба познают счастье. Девица же слушала, кивала, но в уме свое держала. Характером ее Боги наделили особенным, воинственным, поэтому не верилось девушке, что сможет она совладать со своим норовом, какой уж там еще и мужа успокаивать, самой бы не сгореть Финистом.
Но было еще кое-что, что терзало душу девичью – чудище, которого отец повстречал на охоте. Кем оно было? Богом? Духом? Но ежели духом, то каким? Кому оно служило, кому подчинялось? Весна уже давно мучилась от незнания, ей хотелось вызнать у отца хоть что-нибудь о той роковой ночи, но дева боялась бередить воспоминания. Тем более, с той поры Благомир очень плохо спал, мучили его дурные сны, отчего он кричал, а после вскакивал в холодном поту и оставшееся время ночное приходил в себя. Однако желание пересилило страх, и Весна как-то вечером подошла к отцу:
– Отец? – несмело обратилась она.
– Слушаю, доченька.
– Я давно уж хочу спросить у тебя, – она мялась, глаза прятала.
– Не бойся, спрашивай, – погладил ее по голове Благомир. – Неужто отца боишься?
– Не тебя боюсь, а за тебя.
– Давай-ка, говори скорее, не топчись как конь на одном месте.
– Поведай о той битве с чудищем, – выпалила Весна и аж ухнула в конце.
– А-а-а-а, вон оно что… – с грустью в глазах протянул охотник. – Чего ж не поведать, ты и сама охотница, а значит, должна знать.
Весна тогда забралась на лавку с ногами, укрылась теплой шалью и приготовилась, в такие моменты отец в ней видел ту самую маленькую девчушку, коя с открытым ртом слушала охотничьи сказания. У Благомира даже на душе потеплело:
– Ну, слушай, голубушка. Шли мы со Светехом по лесу долго – три дня и три ночи, чаща все сгущалась, деревья попадались все выше, кусты колючие стеной из земли подымались, но мы не останавливались, медвежье место совсем уже близко было. И вот, ступили на священную землю. Медведи проворнее нас, они и днем, и ночью охотятся, в темноте видят все до камушка, до листика, посему человеку надобно быть всегда настороже. Порою случалось, что охотник выслеживал одного медведя, а за ним по пятам уж шел второй. Вскоре я заприметил траву пологую у ольховника, на коей клочки шерсти лежали, видать хозяева как раз по лесу бродили в поисках добычи. И тут вдруг Светех мне рукой замахал, недалеко от нас медведица у ручья крутилась, а поодаль медвежата ее. Знамо дело, на мать идти опасно, она злее любого медведя – потомство свое бережет, но мы понадеялись на удачу. Хотели медвежат согнать, чтобы отвлечь ее. Шкура у той медведицы сверкала в лунном свете, сразу поняли – добротная. И все мы сделали как должно, Светех медвежат погнал, а я запрятался в густой листве и принялся выпускать в нее стрелу за стрелой, цельных семь всадил в грудь звериную. Та постояла-постояла, потом пошатнулась и повалилась наземь. Тогда я достал нож и пошел к ней, чтобы закончить мучения.
И Благомир вдруг замолчал, сейчас же в его глазах возник страх, лик исказил ужас.
– Что? Что дальше было? – подалась вперед Весна, чуть с лавки не свалилась.
– Ощутил я на своей шее дыханье огненное, позади стояло оно. Подумал, никак медведь пришел медведицу свою защищать, ан нет. Я повернулся и остолбенел, на меня смотрело чудище жуткое. Небывалого роста, когти длинные острые, клыки из полураскрытого рта выглядывают, глаза горят пламенем. И что самое страшное, тело человеческое, а шерсть на спине и груди звериная – медвежья. Тут я и попрощался с жизнью, Светех хотел помочь, но зверь оттолкнул его с такой силищей, что отбросило того далече, меня же схватило, а дальше…. И вспоминать боязно, что оно творило.
Неожиданно слезы сверкнули в глазах отца.
– Неужто такое бывает? – вскочила Венса с места и давай круги по светелке наматывать.
– Бывает, дочка, бывает. Но я не сержусь на чудище лесное, мы сами повинные. Ступили на священную землю и покусились на божественную животину. Мне еще отец рассказывал, что на медведя можно ходить токмо ежели тот сам на нашу землю забрел, да чинил беспредел, но в медвежье место ходить любому охотнику воспрещалось.
После сего рассказа Весна совсем покой потеряла. И ничегошеньки ее боле не волновало, ходила девица как в воду опущенная, все думу думала. Матушка со свадьбой докучала, Отай с ласками приставал, а дева опасные мысли вынашивала в голове.
В отличие от Благомира, Весна дала себе обещание поквитаться с чудищем и принести его шкуру.
Глава 4
Вот уж и весна пришла: солнышко пригревало, ручьи шумели, звуки капели будили по утрам. Большой снег сошел рано. Птицы возвращались с южных земель, звери лесные повыползали из нор.
Вместе с матушкой-природой проснулась и Весна, девица тут же отправилась в лес, бродила она средь березок, нежилась под первыми лучами. Наконец-то мятущаяся душа успокоилась, теперь можно будет и поохотиться, и рыбы наудить. Засиделась краса на печи, устала от снегов да холодов, утомили ее речи о свадьбе, хотелось воли, шепота лесного, трелей соловьиных.
Благомир тем временем на поправку пошел, уже на улицу выходил, потихоньку хозяйством занимался, но на охоту пока сил не было, да и неизвестно, вернулись бы эти силы когда-нибудь, уж очень сильно покалечил его зверь. Весна переживала за отца, ведь он прирожденный охотник, ему без лука в руке ой как тяжело придется, но деваться некуда. Дева решила взять на себя семейное дело и оставаться кормилицей до тех пор, пока Благомир не встанет крепко на ноги, а все разговоры о свадьбе пресекла на корню и Отаю дала от ворот поворот, временно. Тот со злобы аж отцовский жернов разбил на две части, однако потом смирился. Сын старейшины никак не хотел отступаться от упрямой охотницы.
Ну а Весне то было только на руку, пока Отай исходил злобой и крушил родной двор, она готовилась к первой охоте в одиночку. Да только недолго радовалась девица, как узнал Благомир, что та собралась в лес с ночевой, так быстро привел в чувства:
– Это ты чего задумала? – рассерчал отец. – В лес одну не пущу и разговору быть не может. Ишь ты… По весне зверь голодный, можно на стаю волчью набрести, али на кабана дикого. Костей не соберешь.
– Но тятенька, я ж далече не пойду. Смилуйся, родимый. Сил больше нет, мне лес нужен.
Отец понимал стремления дочери, он видел в ней то, чего больше никто не видел. Весна в лесу оживала, глаза блеском наполнялись, а уж до чего грациозна она была, когда выслеживала добычу. Благомир только и знал, что диву давался. И откуда в хрупкой лебедушке столько страсти до скитаний по чаще дремучей?
– Ладно, разрешу, но токмо со Светехом пойдешь. Он мудрый охотник и советом одарит и плечо подставит. Ежели бы не он, не видать мне больше света белого.
– Согласная я, – радостно закивала девица. – Благодарствую, отец, – поклонилась ему дочь и умчалась в сенцы за колчаном да стрелами.
В обеднее время Весна дошла до Светеха, и сговорились они утром ранним следующего дня пойти на гуся, стая уж воротилась на берега речки, что проистекала в глубине лесной чащи. С вечера девица подготовила одежу, наладила лук и улеглась спать. Мечталось ей увидеть воду чистую, ощутить тепло земли.
Наутро дева поднялась раньше всех, еще солнце не взошло, а она уж приступила к сборам. Весна сняла привычную рубаху, что доходила до пят, взамен облачилась в сорочку с расшитым воротом, натянула штаны, кои заправила в шерстяные онучи, потом уж лапти надела, а поверх сорочки шкуру закрепила, все ж ранняя весна коварная. Перекинула через плечо кожаный колчан со стрелами, лук, с трапезной прихватила котомку с нехитрой провизией и отправилась к Светеху, а уж от его дома в лес рукой подать. Шла девица вдоль домов не шумела, даже собаки ее не почуяли, но важнее, Отай ничего не прознал, если бы только услыхал, что его невеста в лес собралась, то рассвирепел бы не на шутку.
Светех к тому времени уже на завалинке сидел, девицу дожидался. Старец вырезал что-то из поленца, да песни напевал.
– Доброго здравица, дедушка, – поприветствовала охотника Весна.
– Доброго, голубушка. Ну что? Не передумала? С ночевой?
– С ночевой, дедушка, – махнула рукой красавица.
– А косы-то мешать не будут по грязи елозить? – усмехнулся Светех сквозь седые усы. – Ладно, пойдем.
Старик, кряхтя, поднялся, стряхнул с подола щепки да направился в сторону леса, а девица за ним.
Землица в чаще была еще сырая, снег кое-где серебрился, но воздух уже наполнился теплом и весенними запахами. Двое ступали аккуратно, дабы в топь не угодить. Зайчики солнечные метались, прыгая с одного дерева на другое. Кукушка куковала.
Светех и Весна далече зашли, миновали они две поляны широкие, перешли дубраву и вот, впереди речка заблестела, токмо день уже клонился к закату, посему решили двое устроиться недалеко от берега на ветках поваленного дуба, тот не первый десяток лет лежал подле реки и служил хорошим пристанищем для охотников. Весна натаскала хвороста, развели они костер: