– Пора бы и отужинать, – молвил Светех, да полез в котомку за хлебом.
А девица все сидела у огня, хворостинки в пламя подкидывала. И есть-то ей не хотелось, ждала она утра с нетерпением, чтобы выпустить первую стрелу.
– Светех? – обратилась дева к старцу.
– Чего, лебедушка?
– Возьми меня в ученицы. Ты мудрый охотник, многое знаешь, многое ведаешь. И леса здешние исходил.
– А Благомир-то не против?
– Нет. Отец уважает тебя.
– Ну что ж, так тому и быть. Токмо слушайся, супротив моего слова не иди. Охота – дело древнее и надобно многое знать, понимать, как зверь думает, тогда и живая останешься, и с добычей домой воротишься.
– Клянусь перед самим Сварогом! – положила Весна ладонь на грудь.
Скоро ночь наступила, охотники затушили костер и улеглись спать, накрывшись шкурами.
Снилось им разное, Весне – лето, колосья золотые, но потом сон сменился, уже шла она по следу медвежьему и ступила на священную землю, долго бродила по дремучему лесу, существ диковинных встречала, как вдруг ветки затрещали, ночные созданья в разные стороны поразлетелись и ощутила дева огненное дыхание на своей шее. Холод пробежался по телу, обернулась она и увидела глаза огненные. Оттого и проснулась. Сердце в груди зашлось, словно пробежала несколько верст без отдыху. Осмотрелась девица, а вокруг тишина, месяц высоко в небе сияет, речка серебрится, Светех тихонько похрапывает, укутавшись с головой, тогда успокоилась краса да легла обратно.
Утром ранним разбудил ее Светех:
– Просыпайся, голубушка. Пора.
– Да, дедушка.
Встала девица, умылась в речке по скорому, а как голову подняла так и застыла. Впереди стая гусиная на воде покачивалась, молодняк ближе к старшим держался, а вожак на кочке заседал – сторожил. Тут же Весна замахала Светеху, старик враз преобразился и как бравый молодец подбежал к Весне, нырнул за пригорок:
– Ты глянь-ка? – высунулся из-за укрытия старец. – Ух, хороши пернатые.
– Пора, – чуть слышно молвила дева и потянулась за стрелой.
– Погоди – погоди. Ты давай, целься в молодняк, они несмышленыши, сразу не поймут.
– Добро.
Весна присела на корточки, уложила лук вдоль края пригорка, стрелу вложила в полочку, натянула тетиву до упора и прицелилась. То же самое проделал и Светех. И когда старец кивнул, Весна выпустила первую стрелу, та угодила прямо в шею гусиную. И сейчас времени раздумывать не было, стая всполошилась, вожак издал клич на подъем. Тогда Весна, не дожидаясь, взяла следующую стрелу и уже через мгновение летела острием к цели. Всего ей удалось выпустить пять стрел, и каждая принесла охотнице добычу. Светех не отставал, но сподобился уложить всего трех.
Стая взмыла в небо, а на поверхности речной остались плавать стреляные. Течение сейчас было слабое, да и лед местами лежал, посему дичь оставалась на месте. Весна же взяла длинную ветку, легла на край берега, а Светех ее за ноги удерживал. И девица принялась собирать гусей. Умаялась краса, одежу в грязи вымазала, но всех достала. А старик все диву давался:
– До чего ж ты лихая охотница. На своем веку я много кого повидал, но таких как ты ни разу не встречал.
– Эх, дедушка, – поднялась Весна с земли. – Кому у прялки сиживать, а кому из лука постреливать. Да ежели бы не ты с тятенькой, так не иметь бы мне сих навыков.
– Оно-то верно, но стремление с рождением дается, у тебя в крови это.
И принялись они распихивать дичь по кожаным мешкам, на дно снегу бросили, а поверх птицу положили. А пока Светех со своим добром занимался, Весна вышла к речке, вдохнула запахи лесные и так и осталась стоять, на другом берегу медведь расхаживал. Спохватилась девица, кликнула старика:
– Дедушка! Гляди, никак окаянный на нашу землю сунулся.
– И, правда, – прищурился Светех, смотря на бурого. – Растрепанный, видать токмо из берлоги выполз.
– Вот бы его шкуру отцу снести.
– И думать забудь, – покосился на нее охотник. – Медведь по весне свирепый. Даже стреляный бороться будет. Задерет как порося, не успеешь опомниться.
– Добро, дедушка. Просто уж очень за отца обидно.
– Да, Благомиру довелось помучиться, но то не медвежья вина, а чудища дикого. Мы на чужую землю ступили, а Боги не дремлют.
Возвращались охотники той же дорогой, ту же дубраву прошли, миновали поляны, но Светех заметил задумчивость девицы, то трещала без умолку, а сейчас замолчала, явно затею какую вынашивала. И прав он оказался, Весна все о том медведе думала, как бы ей желалось завалить зверя, положить в ноги отцу шкуру ценную.
А дома ее дожидался Благомир, они с женой уж места себе не находили. Но как вошла краса в избу, так к матери с отцом на шею бросилась:
– Матушка, отец! С добычей я воротилась, гляньте-ка.
Развернула она мешок, а тот дичью набитый.
– Ну дочка, ну охотница, – радовался Благомир.
И к вечеру на столе уж попыхивал горшок с тушеным гусем. Семья собралась и приступила к трапезе. Тут решилась Весна заговорить:
– Отец. Сегодня поутру видели мы со Светехом медведя у реки. Топтался косолапый, спросонья был. Вот я и подумала… – однако Благомир перебил ее.
– Знамо, к чему клонишь. Но не бывать этому. Это тебе не дичь слабую отстреливать.
– Но…
– Все! – резко стукнул тот кулаком по столу. – Не перечь! Меня Боги уже наказали. Ежели задумаешь чего, сразу замуж отдам. Заходилась ты в девках. Правильно мать говорит, пора уже.
– Так как же, тятенька, – сейчас глаза девицы слезами наполнились.
– Молчи!
Тогда вскочила Весна из-за стола и убежала к себе в светелку, а Искра хотела было за ней пойти, но Благомир не позволил:
– Пусть поревет, – молил он. – Горячая у нее кровь, а это до добра не доведет.
– Верно все говоришь, – согласилась Искра. – Но ты уж с ней поласковее, молодая еще.
– Я никогда голоса не повышал и мое сердце за нее болит ежечасно, потому-то и гневаюсь. Не хочу беды. Опасно ее в лес отпускать, Светех мудрый, но стар уже, не удержит буйный нрав. Пора о свадьбе договариваться.
На том и порешили, только Весна замуж совсем не хотела. Какой прок от замужества? Придется покинуть отчий дом, покориться мужу, а как же охота? Отай не позволит охотиться. Старейшина вкладывал в голову сына свои порядки, а тот слушал его беспрекословно.
И решилась девица на отчаянный поступок.
Глава 5
День начался с суеты, поутру в дом охотника Благомира пожаловал староста с сыном. Мужи уселись за стол, и давай обсуждать скорую свадьбу, Искра в беседе участия не принимала, токмо втихаря из-за печи выглядывала да выслушивала. А Весну и вовсе из избы выгнали, чтобы не мешалась под ногами и не встревала в серьезный разговор.
Девица тогда рассерчала не на шутку, схватила краса колчан, лук и побежала в поле. А там уж принялась слова обидные выкрикивать и в одинокую березу стрелять, на коей мишень висела. Ее еще батюшка подвязал в свое время, чтобы дочку обучать.
– Да что б Отаю в штаны леший крапивы насовал! Что б у воды стоял, а напиться не мог, окаянный! – топала ногой раскрасневшаяся Весна. – Без моего согласия, замуж! Это им с рук не сойдет, перед самим Родом клянусь! Пока живая, не дамся!
А стрелы знай, летели одна за другой, да все в цель попадали.
– И отец туда же! Вот она – вера! Решил из родной избы выдворить!
Так бы и исходила злобой дева, если бы не диво дивное. За полями как раз лес начинался, и увидела Весна, что из чащи медведь вышел, встал на задние лапы и смотрит прямиком на охотницу, носом воздух втягивает. Оторопела та, руки опустила. Постоял-постоял косолапый, и обратно в лес подался.
– Что ж это за чудеса? Али проделки бесовские? – зашептала Весна. – Чует сердце, тот самый бурый. Никак за мной ходит, – и сейчас подняла очи к небу. – Сами Боги знаки подают. Видать от судьбы не уйти, путь-дорога мне в чащу.
Схватила она колчан, закинула за плечо да побежала в деревню. Весь подол грязью испачкала, все ж неслась по лужам, слякоти не замечала. К тому времени гости покинули избу, договорились они с Благомиром свадебку справить через три дня.
Влетела девица в дом, огляделась, да прямиком в сенцы отправилась. Решилась охотница на побег, посему похватала всю одежу, пока мать с отцом не видели, и запрятала под кровать в своей светелке. Хотела Весна дождаться месяца и выскользнуть из дому под покровом ночи. И когда все было готово, краса вдруг успокоилась, словно получила ее душа желанное. Она вышла к отцу, тот потихоньку дрова рубил.
– Об чем условились, батюшка? – обратилась к отцу.
– Три дня минует, и войдешь в дом старейшины женой Отая. Он бравый молодец, да и к тебе питает чувства пылкие.
– И не жалко тебе меня? – прищурилась Весна.
– Жалко, потому и отдаю. И я, и мать за тебя радеем, ты потом еще вспомнишь нас добрым словом.
– Не будет мне счастья в доме старейшины, они меня поедом съедят.
– Эх, Весна, – Благомир отложил топор и подошел к дочери. – Отай тебя в обиду не даст, а мы уж старики, что я, что Судимир – мы невечные, однажды и по наши души Велес придет.
– Отай в обиду чужим-то не даст, а вот сам обидит. Разглядела я в нем червоточинку.
– Ну, не наговаривай, не наговаривай. Молодые вы еще, с годами и мудрость придет. А уж дети появятся, не до споров будет.
Поняла Весна, что с отцом ей согласия не найти. И дабы обрести волю оставалось одно – принести медвежью шкуру. Сам старейшина говаривал, кто из охотников принесет шкуру лютого зверя, того чествовать будут и уважать в деревне. И ежели она сладит с медведем, то уже никто ей указывать не посмеет.
По вечеру все улеглись спать, только Весна лежала в кровати и ждала, когда родимые угомонятся. Месяц уж вовсю в небе сиял, в деревне поселилась тишина, лишь изредка собаки завывали. Мать с отцом уснули крепко, тогда-то и пришло время. Девица чуть слышно поднялась, одежа на ней уже была охотничья, токмо прихватила лук со стрелами, котомку с провизией да шкуру скрученную, что б было чем согреться холодной ночью. Кралась Весна аки кошка, скрипучие половицы стороной обходила, а как взялась за дверь, так затаилась. Та скрипнула, окаянная, но благо никого не разбудила.
Ступила дева за порог и аж выдохнула. Тьма вокруг кромешная, но Весна темноты не боялась, ее та завораживала, манила тайнами. Решила девица отправиться в лес через поле, что раскинулось за деревней. Идти мимо домов боязно, авось собаки загавкают, хозяев на уши подымут, тогда пиши, пропало. А во поле ни души, токмо ветра завывают.
– Прости, батюшка, – поклонилась родному дому Весна. – Прости, матушка. Но жизнь свою в руки угнетателя не отдам. Коли удружат духи, живая ворочусь с добычею, коли, нет – почию да отдам душу Велесу.
И побрела девица в ночи, месяц ей путь освещал, все лужицы в лучах поблескивали, на полях местами еще снег серебрился, а воздух до чего свеж был. Девица шла, природу слушала, на каждый шорох оборачивалась, да улыбалась – мыши-полевки проснулись, съестное выискивали.
А лес все ближе да ближе, тогда юное сердце в груди затрепыхалось, могучие сосны недобро смотрели на охотницу, словно старцы, коих разбудили не вовремя. И вот, ступила дева на землю особую. Места здешние Весна знала, частенько они здесь с отцом хаживали, но в ночи и самая верная тропа могла увести путника в царствие темное злым духам на расправу. Однако останавливаться поздно, ежели не уйдет она в чащу до рассвета, отец с деревенскими пустит собак по следу. А те ушлые, враз догонят. И тогда позора не оберешься. Проведут ослушницу по деревне на поруганье остальным, розгами выпорют прилюдно. Отай от такой невесты сразу откажется, а за ним и прочие, никому в избе дурная жена не нужна.
Шла Весна всю ночь, не останавливалась. Забрела далеко, в места незнакомые, а потом, как и наставлял отец, отыскала поваленный дуб с рыхлым нутром, труху из него повытаскивала и спряталась в стволе. Там и тепло, и мягко, и безопасно. Укрылась дева шкурой, да уснула. Утомилась беглянка.
Разбудил охотницу шорох. Когда открыла глаза Весна, уж солнце высоко стояло, воздух прогреться успел, а водица талая – подсохнуть. Вылезла она из дерева, потянулась. Глядит, по стволу белки в догонялки играют:
– Вот кто разбудил меня, – улыбнулась краса. – Благодарствую.
Пушистые хвосты пометались-пометались по дереву, перепрыгнули на соседний дуб и забрались куда-то под самую крону. А Весна села на могучий корень, достала из котомки кусок каравая. Вокруг зеленел густой лес, места чуждые, любой бы пришлый сразу заплутал, но дева знала как в чаще ориентир не потерять, как дорогу обратную найти, но главное, как к месту медвежьему выйти. До священной земли путь неблизкий, верст с десяток или и того больше, но ежели лишний раз не останавливаться, то до вечера можно добраться, а там снова пристанище сыскать и залечь с ночевой. Так и порешила Весна, когда дожевала краюху.
Брела девица по лесу, красоты разглядывала, мелодии под нос насвистывала. И не екало сердечко по тому, что за плечами оставила, пускай родимые обождут. Не для того она училась лук в руках держать, чтобы ее как скотину горемычную из одного сарая в другой перегоняли. Даже Боги супротив. И пока размышляла дева, не заметила, как к топи вышла. Землица впереди была рыхлая, из трясины пар прорывался, отчего пузыри на поверхности бухли, а после смачно лопались. Но Весна не растерялась, схватила палку подлиннее и принялась перепрыгивать с кочки на кочку, что макушками торчали из глубины. Порою аж сердце в пятки уходило, особенно когда из трясины глазищи показывались, никак сам водяной наблюдал за гостьей незваной, но девица в обиду себя не давала:
– Чего вытаращился? Даже думать забудь, – грозилась она, тогда хлопало чудо зенками, фыркало и обратно под воду уходило.
Скоро и топь закончилась, прыгнула последний разок Весна и очутилась на твердой земле. Перевела дух с минуту другую, огляделась, да дальше пошла. А лес впереди сгущался, кроны срастались над головою, света солнечного пропускали все меньше, звуки доносились из глубин недобрые.
Солнце медленно клонилось к закату, чаща наполнялась голосами ночных созданий, деревья потрескивали, ветки похрустывали. Весна шаг-то замедлила, лук приготовила, а то вдруг из темноты набросится кто. Однако лес таился, беды не предвещал. Но вдруг очам девицы очередное чудо явилось, поодаль от нее, у вековых сосен медведь встал, появился неведомо откуда. Зверь был размеров немалых, на лапах сверкали когти черные, из носа пар валил. Токмо глаза казались уж очень печальными. Весна даже лука не подняла, настолько бурый заворожил взглядом глубоким. И снова опустился медведь на передние лапы, да побрел медленно в чащу. Ясное дело, за собой звал.
До священной земли всего ничего оставалось, туда-то медведь и отправился, а девица за ним. Весна ничего вокруг не замечала, как околдованная шла вслед за зверем, но того уж и след простыл. И вот, за деревьями показалась широкая поляна, от нее в чащу множество тропок расходилось, вились они змейками черными, скрываясь во тьме. И что это было за место такое диковинное? Кто эти тропки исходил? Знамо дело, не человек здесь хозяин. Весна еще никогда не ступала на медвежью землю, и законы здешние ей неведомы.
Встала Весна посередь поляны и растерялась. Но недолго стояла в одиночестве, из темноты снова медвежья морда показалась, сейчас-то дева не испугалась и нацелила стрелу на бурого. Да только тот не свирепствовал, не рычал. Большие черные глаза его смотрели на девицу, а потом вышел зверь из сумерек и принялся круги наматывать вокруг охотницы. Дева следила за ним, но понимала, ежели бросится косолапый – все, никакие стрелы не помогут. Заманило ее бесовское отродье в свое логово, а теперь насмехается. Не выдержала Весна, бросила лук на землю:
– Поймал, ирод! Радуйся! – крикнула она, что аж птицы ночные с веток сорвались, да в небо взмыли. – По твою душу я пришла, да токмо ты хитрее оказался.
И сейчас медведь дернулся, издал рык и пошел на Весну. Зажмурилась девица, приготовилась смерть принять лютую, но вдруг ощутила лапу на плече, а как глаза открыла, то чуть наземь не рухнула. Пред ней стоял длиннобородый дядька складу богатырского, голову его венчала шкура с мордой медвежьей, коя расходилась буркой вдоль туловища. На шее ожерелье из когтей побрякивало. Ноги были обмотаны меховыми онучами, а ступни-то голые. В руке посох из ветвей крученых. И только очи остались такими же глубокими, печальными.