Яркое сияние луны в эту ночь преображало всё вокруг, делая необычным и волшебным. Вместо привычного бледно-голубого блеска сияние будто укутало город в дымку красно-оранжевого цвета, которую было привычнее видеть на закате солнца. Картина, представшая перед Мари, казалась творением рук божественного и бесспорно талантливого художника. Он будто нарочно погрузил город в красноватый туман, отчего люди и строения казались нечёткими, немного размытыми, что придавало виду ощущение зыбкой сказочности.
Картину «одной ночи из тысячи» завершали мирно плывущие по золотистому небу редкие воздушные облака. На водной глади Босфора в отчётливом ярко-красном свечении пролегла лунная дорожка, словно дразня и подмигивая.
От внимания Мари не укрылся и великолепный дворец, что расположился на той же стороне пролива, но чуть поодаль.
– Что это за великолепие? – спросила она у переполненного гордостью за свой город Арифа.
– Думаю, ваше внимание привлёк дворец Долмабахче. Иначе и быть не может.
– Верно, – подтвердила его уверенную догадку Мари.
Резные ворота из золота ярко горели в лучах красной луны. По побережью тянулось ещё пять створчатых ворот, поменьше и поскромнее, видимо для тех, кто прибывал во дворец по воде.
Дворцовые стены тянулись по берегу залива метров на шестьсот, не меньше, а перед центральным фасадом был разбит шикарный парк. Мари и прежде слышала о чуде света – Насыпном саде, легенды о богатстве дворца ходили далеко за пределами Османского государства!
– Всё тихо и безмятежно, Istanbul10 в эти часы – простой тихий столичный город со своими правилами, которые незыблемы и вечны. – Ариф сосредоточенно нахмурился и перевёл взгляд с Мари на прекрасную картину города. – А сколько тут прошло сражений, что на земле, что на воде! Сколько жизней погублено. Эта земля и эта вода помнят многое. Но сейчас всё спокойно. И это спокойствие и уверенность в дне сегодняшнем и днях грядущих дарованы нам нашим Великим Султаном Абдул-Меджидом.
– Абдул-Меджид… – повторила Мари, чтобы лучше запомнить.
– Абдул Великий! – Произнеся это, Ариф фанатично вскинул руки к небу, образно возвышая имя повелителя. – Наш город – единственный в мире, который расположен сразу в двух частях света. Он является столицей трех империй – Римской, Византийской и Османской. Пролив Boğazıv11, соединяющий Чёрное и Мраморное моря. Он – сердце Константинополя. Чтобы править этой империей, нужно быть не только выдающимся человеком. Требуется сочетать в себе все лучшие качества и быть сверхчеловеком, быть великим. Таков и есть наш правитель – Абдул-Меджид. Вступив на царствование в шестнадцатилетнем возрасте… Вы можете себе представить мальчишку правящим самой могущественной империей?.. Конечно, многие сравнивали правителя с его отцом – Махмудом Вторым, но нынешний правитель всем доказал, что действительно достоин стоять во главе Османской империи.
– Как же ему это удалось? – поинтересовалась Мари.
Ариф хитро улыбнулся и с энтузиазмом продолжил:
– Молодой султан заручился поддержкой сподвижников его отца. Вместе они совершили ряд преобразований и значительных реформ в стране. Были улучшены дороги, построено множество мостов, властелин всё делал для народа, он даже отменил старинный закон о смертной казни, если человек переходит из ислама в другую религию.
– А за что в вашей империи не казнят? – не удержалась от едкого замечания Мари.
– Нынешний правитель – образованный и добрый по своему характеру человек. Жестокость и невежество в нашей стране исчезли благодаря его правильному правлению, если так возможно выразиться.
– Я ещё не слышала о таких «правильных правителях», разве что только в сказках.
Ариф загадочно улыбнулся:
– А вы в сказке, моя драгоценная.
На это его высказывание она лишь скептически подняла брови.
– Всё это время вы рассказывали мне о достоинствах вашего правителя не случайно, так что вы можете завершить свой рассказ, я слушаю.
Ариф посмотрел с отцовской нежностью на Мари, вновь мудро и загадочно улыбнулся.
– Давайте пройдём в сад, – предложил он. – Ветер поднимается, я боюсь, что вы простудитесь.
Взяв Мари под руку, он повёл её вглубь своего чудесного сада.
– Очарование женщины кроется в её способности быть желанной, оставаясь при этом недостижимой, – издалека начал он. – Абдул-Меджид – властитель, наделённый сокрушительной силой. Он видит глубоко и далеко. И ему необходима женщина, способная внести гармонию в его жизнь, способная его покорить.
– Покорить султана?!
– Вы слышали о первой Хасеки-султан?..
Мари отрицательно покачала головой.
– Этот второй по значимости титул в гареме после валиде – матери правителя. «Хасеки» означает «самая любимая». Этот титул ввёл великий султан Сулейман для своей любимой наложницы Хюррем-султан, ставшей позднее его законной женой. Она осветила его одинокое сердце, и он стал непобедимым.
Ариф говорил медленно и не без колебаний:
– Хасеки получает лучшие ткани, меха и драгоценности, а также имеет большой штат прислуги и имеет безграничную власть. А главное, хасеки владеет сердцем самого султана.
Мари внимательно и сурово глядела на османа. Она не могла поверить в искренность его намерений. Не хотела верить!
– Вы упустили одну мелкую, но, несомненно, важную деталь, – сухо произнесла она.
– Я слушаю тебя, прекрасная.
– Для того чтобы вселить в мужчину любовь, подобную той, о которой вы мне только что рассказали, нужно самой беззаветно и безгранично его любить.
Ариф впервые за время их встречи был суров.
– Вы будете его так любить, – произнёс он тоном, не терпящим возражений.
Вот женщина, которую он так долго искал и наконец нашел. Она должна помочь ему, Арифу, удержать султана на его месте как можно дольше. Иначе конец! И пусть он всё ещё не уверен в ней, она, без сомнений, именно та, которая нужна Абдул-Меджиду.
Одной лишь фразой она внезапно ускользала из его рук и витала где-то далеко-далеко, и Ариф знал, куда устремлены мысли и порывы его подопечной. Поистине женщины – труднопостижимые существа. Он предлагал положить к её ногам империю, а она цеплялась за жалкие обрывки надежды о возвращении в свою прежнюю жизнь.
– Послушай меня, Мерьем, и успокойся.
– Мерьем?! – удивлённо произнесла Мари.
– Ты примешь ислам, и это твоё новое имя. Оно означает «непокорная». – Его губы дрогнули в улыбке. – Я дам тебе время избыть лихорадку и страх, я подожду… Я помедлю и не стану пока упоминать о тебе перед моим господином. Он не узнает тебя до тех пор, пока я не научу тебя всему и ты не станешь лучшей.
Ариф подошёл к ней так близко, что она почувствовала его тёплое дыхание на своих щеках. Он говорил быстро и чётко, чтобы у Мари не было ни малейшей возможности возразить.
– Гарем – не просто огороженное место, где живут мусульманские женщины, – продолжал он. – Это институт посвящений, где девушки получают новое имя, обучаются религиозному почитанию и абсолютному подчинению. Будь солнце мужского рода, даже светилу не было бы позволено заглядывать в harem12. Ты посвятишь часть своего времени изучению Корана, обучению танцам, игре на музыкальных инструментах, каллиграфии. Экзамен, который принимает Серветсеза Кадын-эфенди – первая жена правителя, мы минуем. Я отдам распоряжение. Мои приказания в серале13 значат больше, чем даже повеления государя.
– Невероятно… – только и смогла прошептать Мари.
Ей сделалось дурно, и огни города поплыли перед её глазами. Она так устала от этого, что впору было умереть.
Снисходительным жестом Ариф притянул женщину к себе.
– Все женщины, жаждущие милости одного повелителя, ненавидят и хотят погубить друг друга. Но ты всё преодолеешь, ты станешь güneş Meryem14 для повелителя трёх империй.
Мари с трудом могла дышать.
Она должна использовать это время для побега. Она должна, чего бы ей это ни стоило, вернуться домой…
Глава 2
Взошло солнце, и, словно повинуясь его дирижерской палочке, разом грянул многоголосый хор города, и партии его исполнялись порой нестройно, ярко, отдельно друг от друга. Просительный звон молельных колокольчиков, словно стая испуганных голубей, как по команде взмывал в небо и, затем только стихая, терялся в облаках. Пронзительные крики, зовущие верующих на молитву, сложно сочетались с оглушительными призывными воплями торговцев, расхваливающих свой товар на всевозможных языках и диалектах. Свистки, цокот подков по улицам, хриплые осевшие голоса уличных певцов, исполняющих песни на различных языках и на любой лад. Но весь этот гам и гомон было нельзя сравнить по силе мощи с канонадой, выбиваемой жестянщиком. Всю эту какофонию Мари слышала, когда рабы, нёсшие её паланкин15, пересекали оживлённый рынок.
Экзотические запахи щекотали Мари нос, это была неповторимая гамма пряных ароматов, которые источали корзины со съедобными кореньями, специями и целые мешками разноцветных порошков. И этот букет запахов пропитывал собой воздух, придавая рынку ни с чем не сравнимую атмосферу.
Рабы-евнухи пронесли паланкин Мари мимо поющих фонтанчиков, потом повернули с главной улицы рынка туда, где были расположены частные дома, в которых также велась не менее оживлённая торговля. И когда они стали взбираться на холм и оживление рыночных улиц стало менее слышно, Мари выбралась из своего паланкина, предпочтя немного пройтись пешком, предусмотрительно прикрыв лицо чадрой.
Со всех сторон сновал бесконечный поток носильщиков, занимающихся доставкой всего чего угодно. Согнувшись под тяжестью груза, зажав в зубах списки заказов, они с раннего утра до поздней ночи бегали без устали по людным улицам, довольные тем, что у них есть работа.
– Этим людям неважно, какой ценой достается им кусок хлеба, – услышала позади себя Мари голос Арифа. – Улицы порой так узки, что по ним не проедешь, поэтому мелкие лавочники пользуются услугами носильщиков. А те и рады заработать. Не пугайтесь, моя дорогая.
Ариф бережно взял свою подопечную под локоть и повёл далее. Вместе они, не без труда сумев высвободиться из потока мужчин с баулами и тюками, оказались на более узкой, но достаточно свободной от нескончаемого потока людей улочке.
– В Константинополе есть немало и тех, кто зарабатывает себе на жизнь менее праведными трудами. Городские жулики и мошенники, особый клан людей с фантастическим умением очаровывать человека, они балансируют где-то на грани закона и действительно опасны для молодой женщины. Почему вы выбрались из паланкина?
– Мне захотелось пройтись и всё получше рассмотреть, – солгала Мари.
Конечно же, она рассчитывала затеряться в благословенной толпе и попытаться сбежать. Но после предостережения Арифа её пыл в желании сбежать поубавился.
В особняке Арифа Мари провела более месяца, и всё это время Паскаль, а порой и сам паша брали на себя роль наставника, знакомя её с доселе неизвестным и обучая всему, что было необходимо знать эфенди султанского гарема.
Ариф-паша в этот месяц довольно часто отлучался, оставляя Мари на попечение Паскаля с его долгими изнурительными поучениями. Самым сложным для Мари было привыкнуть к её новому имени, она практически не отзывалась, когда её звали Мерьем, и настойчиво упорствовала в своём неповиновении.
Когда Ариф бывал в городе, он часто приглашал Мари пообедать с ним. Казалось, он был очарован ею. Его поражало, что она довольно часто обыгрывала его в шахматы и увлечённо обсуждала, на его взгляд, скучные для женщины политические темы. Она знала, что после того, как он позволял ей удалиться на покой, он призывал в свою спальню одну из своих жён или наложниц. В гареме постоянно только и обсуждались предпочтения господина. Наложницами и старшей женой строго велся учёт, кого и сколько раз он приглашал на ночь к себе. Однако общество за трапезой ему составляла только Мари.
В османском гареме существовала иерархия. На её вершине стояла мать правителя – валиде. Следующей ступенью была первая жена, официальная или неофициальная. Родить первой сына – это была мечта, наверное, почти всех обитательниц гарема. Такую женщину называли баш кадын, что означало главная женщина султана. Вторую жену называли икинджи кадын, третью – учюнджю кадын, четвертая – дёрдюнджю кадын, далее Мари уже была просто не в состоянии запомнить. Позднее, во времена султана Сулеймана, был введён еще один гаремный титул – хасеки. О нём Мари уже знала, но даже и думать об этом не хотела…
В один из вечеров, когда Ариф-паша вновь призвал Мари к себе в покои, он рассказал ей странную историю.
– Слышала ли ты, Мерьем, французскую народную сказку, легенду о коварном муже, жены которого отправлялись на тот свет при странных обстоятельствах и по неизвестным причинам? – начал он, как всегда, в своей загадочной манере.
– Нет, – покачала головой Мари, – не слышала. Вы расскажете?
– Нет. Я расскажу тебе правдивую историю, Мерьем.
Взгляд Мари тут же переменился с сосредоточенно-внимательного на холодно-колкий.
Ариф на это благосклонно улыбнулся и продолжил:
– Тебе не нравится это имя?
– Нет. Мне нравится моё имя. Мари.
– Мари… Мария… Ма-ашэнка, – мягко, с тёплым восточным акцентом произнёс он. – Правильно?
Она кивнула.
– Мерьем – очень схоже по звучанию, ты не находишь?
– Не нахожу. Вы начали рассказывать о мужчине, чьи жёны беспричинно погибали, – попытавшись сменить тему, вежливо напомнила ему Мари.
– Да-да… Я помню, – улыбнулся Ариф и продолжил: – Во время Восточной кампании Османская империя сделала большой заём у Англии, и нашего правителя Абдул-Меджида занимали уже не столько внутренние преобразования, сколько проблемы внешнего долга. Чтобы заплатить за стоимость Крымской войны, султан был вынужден также занять значительные суммы у своих французских и британских союзников.
Ариф сделал паузу, но Мари многозначительно ему кивнула, тем самым давая понять, что внимательно его слушает и понимает суть их разговора.
Кивнув Мари в ответ, паша продолжил:
– Вернуть эти деньги имперская казна была не в состоянии. Неудачи сломили султана. Он утратил интерес к государственным делам и уединился в своём великолепном дворце, спрятавшись от всего мира. Уставший от проделанных преобразований, он не чувствовал ни благодарности, ни любви от озлобленного, вечно требующего народа. В какой-то момент правитель стал проявлять апатию к государственным делам. Он ушёл с головой в личную жизнь и стал тратить огромные суммы на свой гарем и облагораживание дворца Долмабахче.
Ариф задержал проницательный взгляд на задумчивом лице собеседницы, пытаясь понять ход её мыслей, затем продолжил.
– Но и тут нашего султана постигла злая судьба, – обречённо прибавил он.
– Первой в гареме султана умерла Зейнимелек ханым-эфенди – вторая икбал падишаха. Следующей стала Хюснидженан – третья гёзде. Третья жена султана Дюздидиль скончалась спустя два года. Через какое-то время гарем снова похоронил фаворитку – четвертую икбал Нергиз-ханым. Хошьяр умерла при родах, и напасти не оставили моего султана – в тот же год скончался и маленький наследник Мехмед-Фуад.
Главную икбал Нюкхетсезу падишах потерял через год. Она успела стать матерью троих детей. Айше-султан и шехзаде Ахмед не выжили.
Через два года умерла легендарная Гюльджемаль – мать Мехмеда, и две его девочки скончались маленькими. Далее повелитель попрощался навечно сразу с двумя любимицами. Тиримюжган – красавица черкешенка. Кадын родила султану двух дочерей и сына. Наиме и Мехмед-Абид не выжили. И уже через неделю скончалась икбал Несрин. Четверо малышей Несрин ушли ещё раньше один за другим, порадовав родителей всего несколько лет, осталась только султанша Бехидже. Навекмисаль умерла вскоре после свадьбы с султаном. В течение последующего года гарем потерял ещё одну икбал Джейланкяр. Фаворитка ушла через три года после смерти своего малыша Мехмед-Рюшди. И месяц назад ушла из жизни гёзде Шаян. Её смерть стала последним ударом для султана…