Ариф умолк, и в тишине Мари лишь слышала его разгорячённое, глубокое дыхание.
Если бы она не знала этого человека, то могла бы поклясться, что у всегда спокойного и в высшей степени владеющего своими эмоциями османского паши Арифа-эфенди дрожали губы.
– Причина столь частых смертей? – без капли жалости в голосе произнесла она.
– Неизвестно, – покачал головой Ариф. – Были версии насчёт болезней лёгких…
– Чахотка?
Голос Мари предательски дрогнул.
Паша кивнул, продолжая сурово глядеть на Мари.
– Ты должна вдохнуть в султана новую радость жизни… Если наш повелитель погибнет, ему на смену придёт его младший брат…
Ариф резко поднялся со своего места, что-то гневно прошептав по-турецки.
Мари знала уже достаточно слов, чтобы понимать турецкую речь, но таких выражений она прежде не слышала, хотя и смогла по тону угадать их смысл.
– Абдул-Меджид лучший правитель для нынешнего времени и племени, если же к власти придёт его брат Абдул-Азис, то империя рухнет, и в Константинополе поселится хаос. Брат султана – энергичный и амбициозный человек, но он всегда волею судеб оказывался в тени своего блистательного брата, и если ему выпадет шанс, как он считает, восстановить справедливость, он его, видит Аллах, не упустит.
Ариф, приблизившись к Мари, встал перед ней на одно колено.
– Ты поможешь мне спасти нашего султана и не допустить падения империи. Ты обладаешь редкими качествами, ты можешь возвышать человека, находящегося рядом с тобой, ты способна сострадать и любить, ты величественно и сдержанно проста, как сама природа. Он будет в восторге и восхищении от тебя, в коих чувствах пребываю и я, находясь рядом с тобой. Если ты подаришь султану свою преданность, если ты исцелишь повелителя своей красивой любовью… Перед тобой откроются возможности, которых ты не смела и вообразить.
Мари глядела на него, затаив дыхание.
– А смогу я оживить мужа?– сквозь сжатые до боли зубы словно процедила она.
Арифу этот вопрос не понравился. Он резко поднялся, приблизился и стал напоминать грозовую тучу, в один миг нависшую над ней.
– Ты не хочешь по-хорошему, – со злой, но деланной лаской в голосе подытожил он.
Мари это ничуть не испугало, и она продолжила в том же духе, как начала:
– Вы обещали рассказать мне о муже… Вы не держите своих обещаний, как же я могу вам доверять в столь грандиозных планах в отношении султана и спасении вашей империи?
Его очень позабавила её блистательная оборона. Ариф тут же смягчился и, вновь заняв своё место напротив Мари, спросил:
– Что ты хочешь знать?
Переведя дыхание, она быстро произнесла давно заготовленные слова, ни на секунду не задумываясь об их подборе, слова, которые были готовы сорваться с её губ уже давно, она их вынашивала, они жгли её своей безответностью.
– Как он умер?
– Точно не знаю, – тут же ответил Ариф. – Я знаком с той влиятельной особой, что выкупила его на невольничьем рынке.
Мари в приступе отчаяния прикрыла глаза, но продолжила свои расспросы:
– Кто она?
– Не могу сказать, но она как-то обмолвилась мне при встрече о том, что русский князь не выдержал церемонии, то есть процесса посвящения в евнухи, если вы понимаете, о чём я. Он не смог пережить…
Мари вихрем взметнулась со своего места.
– Прекратите! – точно разгневанная фурия, теряя самообладание, выкрикнула она.
Ариф, встав и выпрямившись во весь свой внушительный рост, уже мягко продолжил:
– Вы сами настояли на том, чтобы я вам это поведал…
Он склонился в почтительном поклоне, этим давая понять, что их вечер и разговор окончены.
После этой встречи он не вызывал к себе Мари целых четырнадцать дней. И правильно поступал! Не находя себе места в стенах удушливого гарема, она точно дикая кошка металась днём, а по ночам лила горючие, отчаянные слёзы. Мари не хотела в это верить! Она не смела поверить в эту откровенную и гнусную ложь! А кроме того, доверяя своим чувствам и интуиции, она ни на секунду не сомневалась в том, что её муж жив.
В эти жуткие дни даже Паскаль побаивался без особой нужды попадаться на глаза своей госпоже.
Как-то раз он попытался вразумить непокорную княгиню и начал было восхвалять по наказанию Арифа султана Абдул-Меджида. Он говорил, что правитель возведёт Мари в ранг богини, так как питает особую слабость ко всему иноземному, любит европейскую музыку, говорит по-французски и по-русски и даже заимел при дворе небольшой театр, где исполняются драмы и оперетты. После этой увлечённой и высокопарной речи Мари опрокинула на голову бедного евнуха поднос со своим обедом. Паскаль был чрезвычайно огорчён, ведь он искренне начал привязываться к своей хозяйке. И был несправедливо наказан, в очередной раз пытаясь накормить невольницу.
И вот теперь, сегодняшним днём, Мари сделала попытку вырваться из стен гарема, освободится из неволи своих печальных мыслей. И, сделав первый шаг к осуществлению своего плана, выйдя из паланкина, она неожиданно встретила Арифа. Конечно, за ней следили, и она поняла, что все её попытки побега без помощи друзей и союзников будут тщетны. Ей хотелось плакать, выть от беспомощности, но она научилась никому не показывать свои истинные чувства. Так они и стояли друг против друга, и Мари без боязни, даже с иронией, смотрела в глаза молчаливо-грозному паше.
Но совершенно неожиданно из-за угла покосившейся лавочки появился молодой цыган, выведя за собой на цепи огромного дрессированного медведя. От удивления и неожиданности Мари взвизгнула, а лицо Арифа приобрело растерянно-паническое выражение. Он тут же схватился за ятаган16, который всегда висел на его поясе. Прикрывая собой испуганную подопечную, он встал перед ней, готовый в любой момент принять бой. Но цыган что-то выкрикнул, судя по всему, на испанском языке, и, непрерывно продолжая тараторить, раскинул свои руки, словно защищая животное. На Арифа это произвело должное действие, и он опустил клинок.
– Что он сказал? – тихо полюбопытствовала Мари, разглядывая цыгана и медведя из-за широкой спины своего защитника.
– Он говорит, что зверь не причинит нам вреда. Что он купил его у живодёра и тем самым спас медведю жизнь. Он хочет, чтобы Омир…
– Омир – это имя медведя? – уже осмелев и сделав шаг навстречу цыгану, уточнила Мари.
– Верно. Омир умеет танцевать и может для тебя это сделать за пару монет.
– Но у меня нет монет, – точно опомнившись, разочарованно произнесла она и остановилась.
Вид зверя вызывал сострадание – его шерсть свалялась и бугрилась комками и клочьями неопределённого цвета, а продетое через ноздри кольцо придавало ему сходство с потрёпанным в боях пиратом. Мари ужасно, по-детски, захотелось посмотреть, как Омир будет танцевать, кроме того, не нужно было особого ума, для того чтобы понять: чтобы медведь ел, ему нужно танцевать.
Ариф без лишних слов протянул цыгану горсть монет, и по лицу паренька стало понятно, что это было гораздо больше желаемой суммы. Да и потрёпанному голодному зверю не понадобилось отдельного приглашения, видимо, приученный к звуку и виду монет в руках хозяина, он уже точно знал, что от него потребуется в данный момент.
Оторвав свой увесистый зад от земли, зверь чуть приподнялся на задних лапах и под довольно сносную игру хозяина на маленькой скрипке, вызывая умиление и сочувствие, неуклюже закружился.
Как это всё наполнило душу Мари радостью и грустью, как чудесно играла скрипка, как грациозно танцевал медведь! Улыбка на её губах становилась всё шире и ярче, прогоняя тени пережитого горя и тоски с её лица.
Этот импровизированный концерт длился ровно до тех пор, пока на горизонте не появились блюстители закона и порядка улиц города.
– Если поймают – оштрафуют и медведя отберут, – прервав выступление, протараторил по-испански цыган. – Поэтому пора бежать. А это нелегко, когда приходится такого чёрта силком тащить…
В этот раз медведь охотно последовал за хозяином, и они благополучно скрылись в дальнем переулке.
Мари не могла сдержать смех, когда Ариф перевёл фразу, что бросил напоследок горе-дрессировщик.
Тут же её вниманием завладел бодрый старичок с длинной седой бородой и в ярко-красном тюрбане.
– Вы думаете, что я простой торговец? Ничего подобного… – сказочно начал он.
Мари с трудом, но всё же смогла понять его слова, с гордостью осознав, что хоть что-то смогла усвоить из уроков Паскаля.
– Я – могущественный целитель, – убедительно продолжал вещать старик, пытаясь увлечь женщину за прилавок своей крошечной лавочки. – Ко мне приходят, чтобы излечиться от недугов. Например, если человек мается животом, в моей лавке есть корень волшебного растения. Его нужно прокипятить, а потом остудить, а затем только пить получившийся отвар. Если же человека одолевают страхи и видения, то достаточно сжечь вот эту змеиную шкуру, и злые духи оставят беднягу в покое…
Мари, как ни пыталась, ничего не могла понять из речи увлечённого рассказчика. Но тут над её головой раздался заговорщический голос Арифа:
– Помнишь, я говорил тебе о шарлатанах и мошенниках?
Она в ответ поспешно кивнула.
– Это как раз тот самый случай, нагляднее урока не придумаешь. Смотри и запоминай.
И, что-то прибавив непонятное по-турецки, Ариф повёл её дальше по лабиринтам шумного, яркого турецкого рынка.
Проблуждав больше часа по узеньким рыночным улочкам, паша остановил восхищённую Мари возле низенького, неприметного домика.
Жестом приказав охране и рабам оставаться снаружи и ждать, он провёл свою спутницу внутрь помещения.
Прикрыв за собой двери, Ариф плавным движением отвёл с её лица чадру.
– Здесь ты можешь открыть лицо, – тихо произнёс он, с нежностью заглянув в удивлённые глаза Мари.
– Selamlar, sevgili dostum! Allah yaşlı adamı unutmana izin vermez17.
Мари и Ариф одновременно повернулись на хриплый голос, раздавшийся из глубины увешанной разноцветными коврами лавки.
Еле передвигая ноги и шаркая подошвами сандалий, к ним медленно, раскинув трясущиеся руки в радостном приветствии, приближался мужчина в глубоко пожилом возрасте.
– Это ковровая лавка почтенного Мурад-бея, – произнёс Ариф и поспешил навстречу радостному старику, раскрыв руки в ответном приветствии.
– Ас-саля́му‘але́йкум, Мурад-бей, да пошлёт тебе Аллах долгие годы, мой дорогой друг, мой учитель, пусть твои добрые глаза ещё долго смотрят на этот мир. – И он учтиво склонился к ногам старика.
– Ва-‘аляйкуму с-саля̄м, – прошамкал старик, кивая седой головой. – Что привело тебя к самому древнему мира сего? – пошутил он и перевёл свой заинтересованный взгляд на Мари.
Она кивнула и, подобно Арифу-паше, в поклоне опустилась к ногам Мурад-бея.
– Мы с госпожой Мерьем, – представил Ариф свою спутницу, – посетили тебя с тем, чтобы купить пару ковров, учитель.
Мари легко смогла понять смысл сказанного и, вновь склонившись, уверенно произнесла на турецком:
– Доброго дня, Мурад-бей.
Мурад-бей в широком жесте повёл рукой, как бы приглашая дорогих покупателей оценить товар и, как позже поняла Мари, дело всей его жизни.
На стенах, на полу и даже на потолке в хаотично-искусном беспорядке красовались ковры и полотна, изготовленные из шерсти и украшенные геометрическими фигурами и всевозможными растительными мотивами. Ушаки насыщенно-красного цвета с медальонами, арабесками жёлтого и синего цвета, сложно переплетённые ромбы гольбейнов и кружевные арабески ковров лотто… Более всего Мари понравились простые рисунки в скромной, но изысканной цветовой гамме ковров юрук и изготовленные из тончайшего шёлка хереке.
На одном из последних Мари задержала свой восторженный взор.
– Позвольте, я расскажу вам, почтенная госпожа, о своём искусстве? – предложил ткач.
Мари поспешно кивнула в знак охотного согласия и с мягкой улыбкой на губах подошла ближе к старику. Чуть помедлив, она произнесла:
– Bu güzellik nasıl ortaya çıkıyor?18
Мурад-бей беззубо улыбнулся.
– Вязкой узлов и хитрых сплетений… Если у этого мира есть верх, то у него должен быть и низ… Когда между узорами судьбы образуются щелевые просветы, только любовь может спасти. Любовь к женщине, любовь к Аллаху, любовь к своему делу… Жизнь, лишённая любви, становится бесцветной и безвкусной, как халва из снега.
Когда старец закончил, Ариф перевёл для Мари его слова и прибавил:
– Мурад-бей – один из самых древних мастеров ткацкого дела. А ещё он мудрец и пророк. Все в округе от мала до велика почитают и превозносят его талант и мудрость.
– Он очень точно выразился о красках любви, – задумчиво произнесла Мари.
– Помимо красок любви существуют ещё краски верности и чести, краски счастья и горести. Они вплетаются в ковёр человеческим трудом, и только потом корень морены, индиго, шафран или грецкий орех отдаёт ему свой цвет.
– Грецкий орех?!
– Чёрный или коричневый цвет.
Ариф провёл рукой по мягкому ворсу тёмно-пурпурного цвета.
– Только турецкие ковры обладают индивидуальной палитрой, включающей насыщенный пурпур. И только сверкающий жёлтый и яркий зелёный цвета могут идти в дополнение к более обычным оттенкам красного и синего в наших коврах.
Колокольчик при входе тревожно оповестил о вновь прибывшем госте, и головы присутствующих обернулись на этот звук.
На пороге появился уличный попрошайка.
Мари с любопытством стала наблюдать за последующими действиями хозяина лавки. На её родине беднягу давно бы уже погнали кнутом или палками. Но Мурад-бей даже не переменился в лице, его черты хранили прежнее спокойствие и добродушие:
– Воды, – протянул осипшим голосом нежданный гость.
– Мальчик мой, – обратился к Арифу-паше старец, – принеси этому доброму человеку стакан воды и хлеба.
Ариф кивнул и скрылся в подвесных ковровых коридорах. А Мурад-бей жестом пригласил человека пройти в его лавку.
Мари было так странно и в то же время так спокойно… Её немного удивило такое вольное и свободное обращение старца к грозному и повелительному Арифу-паше. И то, что он, немощный старец, практически одним словом заставил второго человека в Константинополе после султана прислуживать бездомному нищему.
Раздумья Мари прервал этот самый несчастный. Он как-то резко качнулся и после буквально согнулся пополам в приступе раздирающего кашля.
Ни на секунду не задумавшись о последствиях, Мари метнулась к несчастному, успев его подхватить, прежде чем тот начал валиться на дощатый пол.
– Что с вами?.. – вырвалось на родном языке.
Обхватив обеими руками огромного по сравнению с ней мужчину, она провела его к креслу, на которое указал Мурад-бей.
Не в состоянии ни на миг остановить лихорадочный приступ лающего кашля, мужчина крепко прижимал обе руки ко рту, тем самым не позволяя себе сделать вдох. Лицо его к тому же было основательно перемотано ветошью, что ещё сильнее затрудняло дыхание.
Когда Мари попыталась снять с его головы удушающее тряпьё, он, перехватив её руку, с завидной для этого состояния силой отвёл её от себя. В этот момент кусок материи сполз с нижней части его лица, и взору Мари открылись резко очерченные губы и яркая струйка алой крови, сверкающая на нижней губе.
Словно окаменев в этот момент от страшной догадки, Мари безошибочно узнала причину недомоганий несчастного. А главное, она помнила, каким быстрым и безжалостным мог быть конец от этой болезни.
Чахотка унесла первого мужа Мари, Алекса. Тогда молодая графиня Валевская была совсем ещё юна и неопытна. Страшась недуга супруга, она практически не прикасалась к нему, даже боялась говорить с ним в его последние жуткие дни.
Вспомнив прошлое, она ощутила вновь свою вину перед больным мужем, беспомощность, стыд и сожаление. Мари сама не смогла бы себе объяснить, отчего она порывисто опустилась рядом с больным мужчиной на колени, но она отчётливо произнесла на турецком: