— Ого! — Джил с горящими глазами проследила за тем, как Глозель и Сьюзен возвращаются и садятся к костру.
— Не вздумай им сказать, — предупредил Юстэс безнадежно. Джил неопределенно пожала плечами и в следующей же ссоре ляпнула, что Глозель — муж королевы только потому, что нет Каспиана, и вообще, ты знал, что она с ним целовалась? Глозель расхохотался и сказал, что он спал с женой Мираза, то есть, с тельмарской королевой и теткой Каспиана, потому если они встретятся, вызвать короля на поединок он не сможет, потому что насолил ему сильнее. Сьюзен презрительно фыркнула.
— Это было много сотен лет тому назад, — напомнил генерал, поглядывая на нее. — Память об этом стерлась.
— Но ты что-то вспомнил, — притворно нахмурилась Сьюзен. Юстэс мучительно закатил глаза, потом с тоской посмотрел на краснеющего Тириана.
— Что вспомнил?
— О жене Мираза!
— О ком? Не понимаю. Мираза помню. У него была жена? Я помню и знаю только тебя.
Сьюзен откинула голову Глозелю на плечо, протянув ладони к огню, тот молча оттянул себя за ворот, показывая, что может дать ей куртку. Сьюзен поморщилась, выражая несогласие, и, поймав взгляд мужа, на миг прикрыла глаза и снова вопросительно посмотрела на него. Тот мотнул головой.
— Они общаются без слов? — едва слышно изумленно спросил Тириан.
— Ага. Бесит, правда? — Юстэс подумал и накинул на плечи Джил плащ.
— Почему тебя испугался часовой? — спросил Тириан в голос, обратившись к Глозелю, тот повернулся в его сторону:
— Это символ священного огня, — он провел пальцем по странному узору, начинающемуся на запястье и идущему узкой линией до локтя. — Любому тархистанцу он говорит, что я был опален на алтаре, то есть, принес в жертву свою кровь, на что решаются немногие. Я имею право обращаться к Таш без посредничества жрецов и заслужил это великой болью, — он усмехнулся. — Самое смешное, что я в нее тогда не верил.
— А теперь веришь? — Джил подняла брови.
— Если есть Аслан, почему бы не существовать и Таш, — пожал плечами Глозель и повернул руку, показывая вытатуированную птичью голову. — Само изображение Таш и знак священного города, семиконечная звезда и схема дельты — я имею возможность породниться по крови с Тисроком, — он оглядел побледневшие лица и усмехнулся. — Что только не сделают влиятельные матери, чтобы я не забрал в свое войско их сыновей.
— Я не знал, что их татуировки столько значат, — сокрушенно сказал Тириан, понимая, что мог бы и раньше разглядеть воинов в торговцах, прояви от больше любопытства и сознательности.
— Все имеет значение, — пожал плечами Глозель.
— А хоть что-то, связанное с Нарнией, у тебя есть? — ревниво спросила Джил.
— Да, — ответил генерал и посмотрел на Сьюзен, улегшуюся к нему на колени, потом снял на минуту обручальное кольцо: под ним был вытатуирован цветок, похожий на лилию, таких не росло нигде, кроме скал на Одиноких островах.
Юстэс вздохнул и поежился. Ему приходилось гостить у Сьюзен в Америке, где он и познакомился с Глозелем. Эдмунд посвятил его в детали биографии будущего родственника, и Юстэс никак не мог поверить в то, что тот мало того, что попал из Нарнии в этот мир и остался, так еще и был врагом Каспиана, ставшего Юстэсу настоящим другом. Пытался его убить! Сражался против него в бою! Питер с ним возмутительно хорошо ладил, чем раздражал Эдмунда и самого Юстэса, Люси искренне старалась вести себя так, словно ее все устраивает, но Глозель видел родственников своей жены насквозь и, кажется, искренне наслаждался всеобщей ненавистью. В качестве друга ему хватало и Питера.
Юстэс объявил ему войну после того, как Глозель, послушав рассказы о путешествии на «Покорителе зари», презрительно фыркнул и принялся красочно расписывать громадные галеры с сотнями гребцов — естественно, рабов — а также рассказывать свое мнение о короле, решившем оставить свою страну и отправиться в путешествие. Тархистан что, внезапно исчез с карты? Великаны вымерли? Может, все были счастливы видеть Каспиана на престоле?
— Каспиан — великий король! — бледнея от гнева, выкрикнул Юстэс. — Его любит весь его народ!
— Не бывает королей, которых любит весь народ, — припечатал Глозель. — Дело короля — обеспечить свою власть, а как сделать это, катаясь на корабликах? Зря я его жалел и редко брал на казни, надо было заставлять его смотреть на тех, кто желает смерти королю.
— Ну, он же видел тебя, — усмехнулся Эдмунд.
— Его милость по отношению ко мне — непростительная для государя ошибка, — Глозель сидел на диване, положив руку на колено Сьюзен, которая делала вид, что орут и ругаются вовсе не при ней, ее это все не касается. — А если бы я остался в Нарнии? Каспиан, насколько я его знаю, заставил бы меня присягнуть, отправил бы на покой или, если победа не вытрясла из него все мозги, сделал главой пограничной стражи или посланником в Ташбаане. Но судя по тому, что он отправился в путешествие, он попытался бы заставить меня жить мирной жизнью, а когда вернулся в Нарнию, на троне сидел бы другой узурпатор. Впрочем, я тоже совершил бы ошибку и оставил его в живых…
Юстэс тогда решил раз и навсегда, что муж двоюродной сестры ему не нравится; как хорошо, что они все живут в Америке!
Радовался он недолго — Пэвенси перебрались назад в Англию, и Глозель словно ему назло продал свой дом и купил новый недалеко от школы, где учились Юстэс и Джил. Родители Юстэса были очарованы Сьюзен, по их мнению, единственной разумной из всех этих Пэвенси, потому в каждом письме настаивали на том, чтобы Юстэс сходил на чай к милой кузине и передал ей то-то и то-то. Глозель его посещениям искренне радовался, используя любую возможность, чтобы поиздеваться; однажды Юстэс малодушно позвал с собой Джил — та уже знала о Нарнии, и ей хотелось познакомиться с самой легендарной королевой Сьюзен, но Глозель и на нее произвел негативное впечатление.
— Отвратительный тип, — заявила Джил, когда они с Юстэсом покинули дом его родственников. Юстэс радостно закивал. — Но Сьюзен очень красивая, настоящая королева. И относится к нему тоже… красиво.
Юстэс поморщился, покосившись на нее, но не стал уточнять, хотя и сам ощущал какое-то необъяснимое тянущее чувство, когда смотрел на них. Сьюзен и Глозель общались взглядами, едва уловимыми жестами, говорили о непонятных вещах, о пиратах и старинных кораблях, а кабинет в их доме напоминал рабочее место какого-то профессора: куча старинных рукописей и писем со всего мира — они были настолько на своей волне, что даже среди друзей Нарнии казались несколько чуждыми. Раздражало то, как они касались друг друга мимоходом, обмениваясь взглядами — было такое же неприятное ощущение, как бывает, когда при вас кто-то говорит на незнакомом иностранном языке, причем поглядывая на вас, что дает понять: говорят именно о вас, но не понятно, что именно.
Но вряд ли что-то хорошее.
Теперь Глозель и Сьюзен, несмотря на возраст, сумели оказаться в Нарнии. Когда перед домом профессора остановился «Мерседес» со знакомыми номерами, Юстэс и Джил хором застонали, понимая, что теперь часа три проведут в компании не только мистера Керка и тети Полли. Автомобиль Глозеля был больше обычных, в него легко помещалось шесть человек; залезая на заднее сиденье, Юстэс заметил, что из рюкзака, что лежит у Сьюзен в ногах, торчит рукоять меча — и понадеялся, что Глозель даст оружие ему с собой. Как бы не так — теперь приходится ходить по лесам в компании тельмарина.
— Чем так нестерпимо воняет? — вдруг сказала Сьюзен, всегда нервно относившаяся к запахам, и подняла голову.
— Мертвая плоть, — сразу определил Глозель. — Но не пойму, что за животное.
Он вскочил на ноги, схватил пистолет, меч и скользнул в тень башни. Сьюзен торопливо подтолкнула Джил к двери, завела Юстэса туда же и захлопнула, а сама потянула Тириана к нише, похожей на ту, в которой спрятался Глозель. Гном Поджин, единорог Алмаз и игравший Аслана осел отбежали за башню.
Сначала ничего не происходило, только запах становился все сильнее, потом на краю поляны возник высокий силуэт, похожий на человеческий, но у него было четыре руки и птичья голова. Пришелец казался гораздо выше обычного человека.
— Меня призвали сюда, здесь мой раб, — прокаркало существо, остановившись перед башней; трава увядала вокруг него. — Где он? Приди ко мне.
— Я в тебя не верю, — раздался голос Глозеля; Юстэс и Джил приникли к щелям в деревянной двери. Видно им было немного, но достаточно: перед существом стоял Глозель, напряженный, в любую секунду готовый бежать. — И я тебя не звал. У меня нет богов. Иди и мсти тем, кто звал тебя без веры — вон туда, на север. Могу тебе имена перечислить, а я никогда тебе не молился, Таш.
— Ты отмечен мною, раб.
— Нет, я отмечен Тисроком, а эти знаки — символ власти над легионом Ташбаана, — Глозель сжимал пистолет, хотя вряд ли пули подействуют на такое существо, как Таш, но с оружием ему было спокойнее. — Я не оскорблял тебя молитвой без веры, я не взывал к тебе ни в трезвости, ни в беспамятстве.
— Он не раб, — внезапно вышла из своего укрытия Сьюзен, глаза ее полыхали гневом. — И тем более не твой, — добавила она уничижительно. — Ты отвратительный демон, и у тебя нет власти ни надо мной, ни над ним. Твои рабы на севере, по молитвам их узнаешь их.
Тириан хотел выйти вслед за ней, но ноги одеревенели. Сьюзен же не высказывали ни толики страха, в отличие от Глозеля, она даже не готовилась бежать.
Таш внезапно разразилась хриплым хохотом, одной рукой обхватив голову, другой — показывая на Глозеля, нижней парой схватившись за живот.
— Ты не веришь в меня! — птичья голова повернулась так, чтобы глаз смотрел прямо на Глозеля. — Но я перед тобой.
— Я знаю, — отозвался Глозель. — Но вера не имеет к знанию отношения. У меня нет богов и королей.
— Лишь королева, — Таш наклонила голову резко, по-птичьи, глаза ее на миг подернулись пленкой. — Я одарю тебя за храбрость. Тебя ждет великолепная смерть, человек без веры. Ты вознесешься высоко и не упадешь, обернешься в пурпур, и золото сверкнет на твоей груди.
— Стало быть, я умру королем, — усмехнулся Глозель. — Благодарю за щедрость, проявленную за мою правду. Долг закрыт.
— Долг… — повторила Таш. — Ты тархистанец не по крови, человек без веры, — она повернулась к Сьюзен. — Ты переживешь его ненадолго и последуешь за ним.
— Отрадно слышать, — отозвалась Сьюзен. — Мой муж умрет во славе, и я вместе с ним. О нас сложат прекрасную песнь.
Таш исчезла, и Юстэс с Джил вывалились из башни прямо под ноги Тириану, тот подхватил их, потом повернулся к Сьюзен и Глозелю. Глозель стоял на коленях возле башни, схватившись рукой за выступ, руки у него тряслись. Тириан его вполне понимал, сам чувствовал себя не лучше. Сьюзен с тем же спокойствием, с каким смывала кровь, методично расстегнула на нем камзол, давая дышать легче, и поднесла к губам флягу с водой.
— Мы начнем путь, когда ты сможешь, — тихо сказала она. — И если эта тварь еще раз потянет к тебе свои руки, я ей их отрежу, будь она хоть тысячу раз богиней.
========== Часть 6 ==========
В разгар короткого боя, завязавшегося после того, как Обезьян объявил, будто Аслан больше не выйдет, а тархистанец Эмет вошел в Хлев сам, Юстэс почти сразу потерял из вида Сьюзен, но видел, что Глозель бьется с тарханом Ришдой, и слышал выстрелы с другой стороны, значит, Сьюзен где-то неподалеку. Ришда оттолкнул генерала и воспользовался мгновением передышки, чтобы выкрикнуть:
— Ко мне, ко мне, воины Тисрока, да живет он вечно! Ко мне, все верные нарнийцы, а не то гнев Ташлана падет на вас.
Тириан схватил Обезьяна за загривок и потащил назад к Хлеву с криком: «Откройте дверь!» Поджин распахнул ее, и Тириан швырнул Обезьяна в темноту. Земля содрогнулась, раздался странный шум, клекот и резкий крик, как будто кричала какая-то огромная охрипшая птица. Звери застонали, заревели и закричали: «Ташлан! Спрячьте нас от него». Многие попадали на землю и спрятали морды в крылья и лапы. И почти никто не заметил, какое лицо было у тархана Ришды.
— Взывал к богине, в которую не верил, идиот? — спросил Глозель, сбрасывая куртку. Он сунул ее в руки Юстэсу, и тот понял сразу, выхватил из нее пистолет и передал его Джил — ей нужнее, она не умеет биться на мечах. «В карманах патроны», сказал Юстэс. Джил ответила ему диким от ужаса и благодарности взглядом. Говорящие псы окружили Тириана и не подпустили к нему тархистанцев; король Нарнии обернулся и увидел Сьюзен.
— Сьюзен! — Джил вытащила из кармана мятую картонную коробку с патронами и передала ей. Сьюзен увидела куртку Глозеля на Джил и начала озираться и наконец заметила Глозеля.
Он и Ришда стояли друг напротив друга, опустив мечи, как добрые друзья за беседой. Глаза Тархана впились в татуировки на руках и те, что виднелись в разорванном вороте.
— Ты жрец Таш, — проговорил он. — Зачем тебе это все?
— Я не верю в Таш, — ответил Глозель. — И я не жрец, я всего лишь в них не нуждаюсь. Но я знаю, что Таш здесь, и нет той жертвы, что искупит твое кощунство. Беги, тархан.
— Зря ты отрекся, — оскалился Ришда. — Я не убиваю жрецов.
И бросился в атаку, пнув угли костра так, что те полетели в Глозеля. Тархистанцы восприняли это как сигнал к наступлению; в темноте не было видно, но их оказалось в разы больше, чем предполагал Тириан. А гному, которые, как он думал, все же больше ненавидят иноземцев, чем нарнийцев, атаковали как первых, так и вторых. Говорящие кони были убиты ими все, а тархистанцы в кольчугах практически не пострадали, и гномы убивали тех, кто умирал легче, то есть, нарнийцев. Одна из стрел попала в плечо Глозелю, но он мгновенно перебросил меч в левую руку, поразив тархана — это был тархистанский прием, но никто не учил его последние пару веков. Сьюзен, сжав зубы, начала методично отстреливать гномских лучников, хотя до этого момента их не трогала, и в конце концов черноволосый гном крикнул, что больше они не тронут ее воина, пусть она перестанет. Сьюзен согласно кивнула, ничем не показывая, что патроны ее кончились; но и среди гномов почти не осталось лучников.
Внезапно Тириан в темноте заметил далекий золотистый отблеск и похолодел.
— Сьюзен! — заорал он, забыв о титулах. — Где Глозель! Копья!
Она поняла мгновенно, пригнулась, нырнула в самую гущу боя, где не расходились Глозель и тархан, но не успела: новый отряд, пришедший Ришде на помощь, отрезал ее от них. Впрочем, она не боялась за Глозеля: сама Таш пообещала ему смерть в блеске славы, в пурпуре и золоте, как полагается королям. На миг она подумала, что умрет Тириан, и им с Глозелем придется занять места правителей Нарнии после войны, но она даже не успела ужаснуться собственному внутреннему согласию от этой мысли.
Смолк бой. Копья медленно поднялись вверх в первом рассветном луче, и раздался усталый голос Ришды-тархана.
— Это был великий воин, и сердце мое печалится от мысли о его смерти и о том, что не от моей руки пал он.
Сьюзен упала на землю, впилась в нее пальцами, не отрывая взгляда от поднятого на копья Глозеля — он был еще жив, копий было много, а броня его оказалось недостаточно прочной, чтобы уберечь, но достаточно, чтобы сделать смерть медленной. Монотонно бил барабан, как бывает, когда в Тархистане хоронят военачальников; тархистанцы одновременно встряхнули копьями, и Глозель, весь залитый алой кровью, провалился на пронзившие его насквозь наконечники, золотом блеснувшие в восходящем солнце. Пурпур и золото… Сьюзен рванула из рук одного из тархистанцев ятаган и, прорубая себе путь, направилась в сторону тархана.
Ее не смогли держать и остановить, и она оказалась перед ним, вся залитая своей и чужой кровью, неузнаваемая, вне себя от боли и ярости — ран Сьюзен не чувствовала.
Ришда не сразу понял, что противник не собирается оставаться в живых, но и когда догадался, не стал убивать Сьюзен. Битва снова стихла, но Тириан готов был волосы рвать на голове от горя и стыда — Сьюзен осталась среди тархистанцев.
Ее обезоружили и оставили на земле. Сьюзен помнила слова Таш и ждала смерти с минуты на минуту — она ведь должна пережить его ненадолго, но никто не собирался ее убивать. По приказу Ришды принесли воды и позволили ей умыться. Сьюзен подняла глаза, глянула сквозь мокрые ресницы; перед ней сидел тархан, скрестив ноги, словно находился во дворце за беседой.