– А растения хорошо у тебя растут?
Опять кивнула. Баба Наташа всегда говорила, что посеянное моими руками всходит быстро и дает хороший урожай. Да и любые цветы, даже уже почти не подающие признаков жизни, у меня оживали и начинали цвести буквально за считанные недели.
– Людей чувствуешь? Ну настроение их, хороший человек или плохой, что с ним что-то не так, проблемы у него или болезни?
Теперь я кивать не торопилась. Задумалась.
– Иногда, – ответила неуверенно.
– Значит, не в полной мере пользуешься силой, – заключил домовой. – А по жизни тебе везет? Или так все, через пень колода?
– Не везет, – призналась, вспомнив свои бесконечные проблемы. Господи, я разговариваю с домовым. Врача мне, срочно! А лучше водки! Никогда не пила – самое время начать.
– Ага, значит, не приняла ты силу, сопротивляешься ей, – задумчиво произнес он. – А зачем?
Хороший вопрос. Можно подумать я знала, что мне нужно что-то принять и не сопротивляться. Хотя я и не сопротивлялась никогда и ничему. Ну разве меня всегда тянуло жить на земле, но я все равно оставалась в городе. Ветеринаром когда-то хотела стать, но по настоянию мамы пошла учиться на бухгалтера. Олег мне не особо нравился, но подкупила его настойчивость – вот и результат. Мда!
– Ну что? – спросил домовой. – Со стола слезать будешь?
Посмотрела на него, на стол, снова на него. Интересно, галлюцинации могут нападать на людей? Впрочем, какая теперь разница? Все равно мне теперь прямая дорога к психиатру, в палату с мягкими стенами и питанием с лекарствами строго по расписанию. Я осторожно спустилась со стола, но приближаться к странному мужичку не спешила, разглядывая его на расстоянии. Полосатые штаны с заплаткой, лапти, подпоясанная выцветшая рубаха, то ли панамка, то ли шапка непонятного цвета на голове. Примерно так я себе всегда и представляла домовых, когда читала про них. Но то ж были сказки, а тут… А тут у меня просто крыша поехала, вот и все! Другого объяснения не вижу.
– Долго смотреть на меня будешь? – недовольно спросил домовой.
– А что? – ответила на автомате.
– Да как-то неприлично вот так разглядывать-то, – отчитал он меня.
– Я первый раз вижу домового, – призналась и подумала:
– И, надеюсь, в последний.
– Правда, что ли? – удивился мужичок.
– Правда.
– Как так? Ты же должна нас видеть.
– Не видела.
– Во дела!
– А ты здесь давно живешь?
– Давно. Баба Зина еще молодая была. Даже сынка у нее еще не было, – вздохнул он тяжко.
– А почему ее муж забрал сына? – решила я узнать семейную тайну.
– Да не согласен он был с тем, чем она занималась. Считал все это ерундой, злом. А бабушка Зина никогда никому зла не делала. Любила она все живое. Но не понял он ее. Не понял.
Домовой закручинился. Мне захотелось его утешить, но я заставила себя остаться на месте. Мало ли, может, это у него ход такой – меня приманить, а потом… расчленить.
– А ты тут насовсем? – вдруг с надеждой он посмотрел на меня.
– Нет, – ответила поспешно. – Надеюсь, завтра уеду.
– Зачем? – растерялся мужичок.
– Домой мне надо.
– Твой дом тут, – сказал, как отрезал.
– Нет, мой дом там, в городе.
– Вот видишь, опять сопротивляешься.
Я задумалась. А ведь и правда. Мне же здесь понравилось, пока не услышала ночью этот страшный вой.
– Слушай, а что тут ночью было сегодня? Что за зверь так выл в лесу?
– Чего не знаю, того не знаю, – вздохнул домовой. – То мне не ведомо. Я за домом слежу, а что снаружи – не знаю. Только в последнее время перед смертью Зинаида была обеспокоена. Дела какие-то в деревне нехорошие творились. Пыталась она разобраться. Да не успела, царствие ей небесное.
Мы помолчали.
– Это ты сегодня ночью топал и дышал мне в лицо? – решила я уточнить. А то мало ли, вдруг тут еще одна галлюцинация обитает.
– Мне просто было любопытно, – он виновато опустил голову и зашаркал ножкой по полу.
– А тебе сколько лет? – так домовой мне сейчас напомнил нашкодившего мальчишку, что захотелось узнать его возраст.
– Много. Давно я на свете этом живу.
– Что? Сто лет?
– Больше, девонька, больше. Уже даже и не помню.
Спорить не стала, сомневаться – тоже. Галлюцинации могут позволить себе все, даже приписать древний возраст.
– А почему решил только сейчас показаться? – я уставилась на него с подозрением.
– Так это, присматривался я. Чувствовал, что сила в тебе есть, но не знал, с добром ты или нет.
– А теперь определился? – съязвила я.
– Ну вроде злого ничего пока не сделала, – растерялся мужичок.
– А может, я только собиралась?
Он сделал шаг назад и настороженно уставился на меня.
– Не боись, не обижу, – пообещала я. Но расслабляться домовой не спешил. – А тут еще кроме тебя кто-нибудь есть?
Он скосил глаза в сторону и замотал головой. И возникли у меня на этот счет сомнения – явно что-то скрывает. Ладно, разберемся по ходу пьесы.
– И как ты тут жил без Зинаиды Тимофеевны? – решила поинтересоваться.
– Плохо, – вздохнул мужичок. – Скучно и одиноко.
Мне снова стало его жалко.
– Есть хочешь? – спросила. – Молока, правда, нет. Могу печенюшку дать. Будешь?
– Я это не ем, – обиделся домовой.
– А что же ты ешь? – опешила я. – Есть еще макароны с тушенкой, но не советую. Галлюцинации могут начаться.
– Чего? – не понял он.
– Ну видения всякие. У меня вон уже начались, – кивнула я на него.
– Чего? – это уже возмущенно. – Никакое я не видение и не эта, как ты сказала, галюца… галюня… В общем, я не это.
Спорить не стала – пусть каждый останется при своем мнении. Мне было спокойнее верить, что Дементий – только плод моего уставшего воображения.
– А ты не знаешь, сколько время? – поинтересовалась я у домового. Существо сказочное и вполне могло располагать такой информацией, напрямую из космоса там, или из астрала. Не знаю, как у них это происходит.
Мужичок посмотрел на меня, потом на шкаф с посудой. Я проследила за его взглядом и почувствовала себя такой дурой. Судя по выражению его глаз, он был полностью со мной солидарен, потому что на шкафу стояли часы. И даже вполне рабочие. Секундная стрелка резво бежала по кругу, отмеряя время. И было на них без четверти двенадцать. Самое время чайку попить.
– А чай ты тоже не пьешь? – мне было совестно пить чай одной.
– Не ем я вашу еду.
– А чем же ты питаешься? – удивилась я.
– Домом.
– Чем? – поперхнулась от удивления.
– Ну если дома все хорошо, чисто, уютно, ссор нет и ругани, зла никакого – и мне хорошо. А уже если ребятишки малые в доме, так лучше некуда. А если все плохо – болею я.
– Понятно. А как же пишут, что молоко вам ставить в блюдце надо, конфеты там, печенье, хлеб?
– Да сказочники, – недовольно отвернулся домовой.
Экономно, однако. Тут себя бы прокормить – деньги-то дома остались. Взяла с собой так, мелочь. И то случайно, сама не знала, зачем. Ну хоть домового кормить не придется.
– Тогда, если ты не против, я попью чай.
Он пожал плечами и лихо забрался на лавку за столом. Я проследила за его телодвижениями ошалевшим взглядом, крепко зажмурилась, досчитала то трех и снова открыла глаза. Сидит. На меня смотрит, да так, что только пальцем у виска не крутит. Так, надо срочно выпить чаю.
– А у бабы Зины твоей никакой травки успокоительной не было? – решила уточнить, наливая в алюминиевую кружку воду из бутылки.
– А я ж почем знаю, что у нее было. Трав у Зинаиды было много. Знала она в них толк, да у меня-то другие обязанности. Не обязан я за травами следить.
– Это ж какие у тебя обязанности? – хмыкнула я, ставя кружку на печку. Заодно заглянула в дверцу, проверяя, не прогорел ли уголь. Можно и подсыпать. Подбросила сразу три полных совка. Он внимательно наблюдал за мной, после чего задумчиво покачал головой.
– За домом я следить поставлен, чтоб не завалился, не развалился, чтобы печь не дымила. Понимаешь?
– Понимаю, – кивнула. – А чего так плохо следишь за домом?
– Что? – его маленькое сморщенное личико вытянулось от возмущения.
– Ну дом-то того и гляди развалится, – я следила за тем, как закипает в кружке вода.
Домовой посмотрел на меня как на умалишенную.
– Это с чего бы? – спросил он.
– Ну как с чего? Вон ставни поотваливались, крыльцо того и гляди завалится, фундамент в землю врос.
– Ты это про какой дом рассказываешь? – нахмурился мужичок.
– Про этот. Про какой же еще? – я сняла кружку и перелила воду в бокал с синими цветочками на боку, после чего опустила в него пакетик с чаем.
Дементий смотрел на меня, не отрываясь.
– Ничего нигде не заваливается. Чего зря наговариваешь?
– Ну как не заваливается? – начала я спорить. – Сам посмотри. К дому же страшно подходить.
– Да все с домом хорошо, – доказывал свое Дементий.
Я уже было хотела возразить, когда услышала за окном какой-то шум. То ли ветер, то ли скрип какой. Замерла, прислушиваясь.
– Ты слышал? – спросила у мужичка.
– Чего? Как у тебя крыша едет? Слышал, конечно. Вон черепица падает.
– Да нет, – я даже не обиделась. – На улице шум какой-то.
Не успела договорить, как звук повторился. Как будто снег скрипел под ногами. Это, что, по двору кто-то ходит? Я стала усиленно вспоминать, запирала ли дверь.
– Дверь закрыта? – спросила у Дементия, не надеясь на ответ.
– Закрыта, – важно кивнул он. – На засов. Как положено ночью.
Я почти успела расслабиться, когда с улицы донесся негромкий стон и вроде как разговор. Да близко совсем. Как будто под окном.
– Ну, а теперь слышал? – требовательно посмотрела на домового.
– Слышал, – он тоже напрягся. – Стонет кто-то. Или плачет. Может, кошка мяукает.
Как только были сказаны последние слова, меня просить больше ни о чем не надо было. Если кошка мяукает, значит, просит о помощи, значит, ей плохо, больно или… холодно. Зима же на дворе.
– Посиди тут. Я сейчас, – я накинула пуховик и вышла в коридор.
– Метлу возьму, – крикнул мне вслед Дементий.
Зачем мне метла? Я же не собираюсь двор мести. Заберу кошку и вернусь. Ведомая стремлением помочь нуждающемуся, я все же не забыла об осторожности. На крыльцо вышла не сразу – сначала огляделась с порога. Никого – и тишина. Спустилась по ступеням, посмотрела по сторонам. Ни следов кошки, ни мяукания. Я прошла до калитки и выглянула через забор. Может, она на улице сидит? Мало ли, забыл кто домой впустить перед сном. Нет, ни кошек, ни собак. Я уже собралась вернуться в дом, как услышала хруст снега. По дороге кто-то шел. Медленно, степенно. Странно! Кому это не спится в такой час? Если только влюбленной парочке. Я же помнила из старых советских фильмов, как в деревнях парни с девушками гуляли допоздна, да под гармошку. Но нет, это была не пара. Фигура принадлежала женщине. Да и халат, выглядывающий из-под куртки говорил об этом. Шапки на голове нет. Сапоги обуты на голые ноги. А ничего, что сейчас зима? И судя по ощущениям, минус перевалил уже за десятку и останавливаться на этом не собирался.
Я вышла за калитку, запахивая пуховик. Женщина приближалась. Обратила внимание, что ее походка была не совсем обычной, но никак не могла понять, что с ней было не так.
– Вам помочь? – крикнула ей. Вдруг человеку плохо. Оделась впопыхах, чтобы бежать за помощью, поэтому и не по погоде. Правда, женщина совсем не бежала. И тут меня осенило, что с ней было не так. Она шла строго по прямой. Не оступалась, не обходила ямы и кочки – она их просто не замечала, глядя только прямо перед собой, и на мой крик даже головы не повернула. – Эй, у вас все в порядке?
Незнакомка проплыла мимо, продолжая стойко меня игнорировать. Я проводила ее внимательным взглядом, потом оглядела пустынную улицу и в очередной раз подумала:
– Нет, надо отсюда валить. Любыми путями и способами.
После чего рванула в дом, закрыла дверь на засов и на всякий случай проверила – точно заперто.
– Ну что? Где кошка? – спросил Дементий, сидя на том же месте.
Я сняла пуховик, прошла к столу, села и пододвинула к себе остывающий чай. Головы не поднимала.
– Кошка, говорю, где, ненормальная?
– Можно подумать, вы тут все нормальные, – буркнула обиженно.
– Ты это кого имеешь в виду? – взвился домовой.
– Да вас всех в этой деревне. Заколдовано у вас тут, что ли? Уехать невозможно, по ночам черти что творится, жители как привидения бродят по улице, – не выдержала я.
– Какие жители? – нахмурился мужичок.
– Да откуда я знаю? – раздражение, замешанное на усталости и страхе, росло. – Идет вон, под ноги не смотрит, на голос не реагирует, прет напролом.
– Охо-хо! – вздохнул он. – Дела! Права была, Зинаида, дела здесь не добрые творятся.
– Это я и без тебя поняла, умник, – бросила в сердцах.
– А можно без оскорблений? – обиделся домовой.
– Значит, тебе называть меня «дурой» и «ненормальной» можно, а мне тебя оскорблять нельзя? – возмутилась я.
Он глянул на меня из-под густых бровей.
– Был не прав. Исправлюсь.
– Завтра же отсюда уеду, – твердо заявила я.
– А может, не надо? – спросил мужичок осторожно.
– Не останусь тут ни за что. Пешком уйду. Не нужен мне ни дом, ни наследство.
– Э, осторожнее, – предостерег меня домовой. – Сила – это не та вещь, от которой можно так легко отказаться.
– Жила я без нее и дальше проживу, – отвернулась к окну.
– Ага, жила она. Мыкалась, скорее.
– И ничего. Потерплю.
– Потерпит она, – проворчал Дементий. – Да пойми ты, дуреха… Ой, девушка милая, не отпустит тебя сила. Дальше только хуже будет. Проблемы станут пострашнее.
– Куда уж еще страшнее? Парень изменил, жить практически негде, работы нет.
– Вот видишь.
– Здесь тоже не жизнь, – доказывала я свое. – По ночам звери воют, уехать невозможно, есть нечего, люди как зомби.
– Ладно, ты не горячись. Ложись спать. Утром оно всегда все по-другому видится, – как-то слишком резко отступил домовой.
– Спать? Да как тут можно спать? Того и гляди прирежут или загипнотизируют.
– Ой. Придумала тоже. В дом Зинаиды так просто не войдешь. Защита на нем. И пока работает. Так что, иди, девонька, спи. А я посторожу.
– Сомнительная перспектива, – съязвила я.
– Иди, говорю, – рявкнул он. – С ног вон валишься. Тощая как… селедка. Круги черные под глазами. Ты себя в зеркало видела?
Да я в зеркало в последний раз дома смотрелась, когда в эту дыру проклятую уезжала. Да и не было мне сейчас никакого дела до внешности. Выбраться бы живой и невредимой. В одном домовой был прав – спать я хотела немилосердно. Глаза с трудом открывала, чувствуя, как с каждой минутой веки наливаются свинцом.
– Иди, иди. Отдохни, – напутствовал меня Дементий. Сил сопротивляться больше не было и я покорно поплелась в спальню. Как ложилась, не запомнила. Сон сморил меня сразу.
Проснулась, потому что выспалась. Сладко потянулась, не открывая глаз, и улыбнулась. Хорошо-то как! Но хорошо было ровно пару секунд, пока я не вспомнила, где нахожусь, и пока не поняла, что уже светло. Я подскочила на кровати, как ошпаренная, и бросилась к окну. Во всю светило солнце, отражаясь от снега и ослепляя.
– Да е-мое! – взревела я расстроенно. – Опять проспала!
И бросилась на кухню, где чуть не налетела на домового. Значит, за ночь не полегчало и меня продолжали мучить галлюцинации.
– Ты чего орешь, как заполошная? – недовольно спросил он, отскакивая с моего пути.
– Почему ты меня не разбудил? – набросилась я на мужичка, безуспешно пытаясь натянуть угги, но почему-то все время промахивалась.
– Во-первых, – спокойно начал он, – ты не просила. Во-вторых, я тебе, что, будильник?
– Черт! – сунула я наконец ногу в сапог, затем – вторую.
– И не надо тут выражаться. Куда понеслась-то опять?
– На автобус. Вдруг не ушел.
Я схватила пуховик и бросилась на улицу, надевая его уже по дороге. Выбежала за калитку, добежала до поворота и резко остановилась. Никакого автобуса и в помине не было. Да и время то, судя по солнцу, близилось к обеду.