Она первой вывалилась — выкатилась — из кустов, едва только отсчитала про себя, путаясь в цифрах, до десяти после того, как голоса разыскивающих их мужчин на улице постепенно стихли. Хери встала на ноги, слегка пошатнувшись из-за закружившегося вокруг неё пейзажа, одёрнула куртку и даже поправила растрепавшиеся из хвоста волосы. Ей было страшно неловко из-за произошедшего, но она искренне не могла понять, из-за чего сильнее: то ли от того, что накликала на них с Чимином беду и втянула его в неприятную ситуацию, то ли от того, что заставила его терпеть своё столь близкое присутствие и, опять же, втянула тем самым парня в неприятную ситуацию.
Он тем временем тоже показался из зарослей, отряхнул одежду от земли, грязи и листьев, неаккуратно потёр на лице ссадины, полученные от веток и колючек, и как-то затравленно, исподлобья посмотрел на Хери.
— Идём? — кивнул он небрежно в сторону, и девушка согласно покачала головой, чувствуя, как сжимается в личностном разочаровании сердце.
Она ведь знала — и знала уже очень давно, — что Чимину страшно неприятны близкие контакты с кем бы то ни было, а её он лишь терпит, то ли привыкнув, то ли смирившись. А она столь бездумно сломала между ними самый последний барьер доверия, сделав это ужасно варварски и совершенно неправильно, что теперь лишь оставалось сутулиться, подобно Чимину, прятаться в кожаной куртке от холодного ветра ночного сентября и тащиться вслед за парнем, по-настоящему физически ощущая всё то «неприятное» в молчании, что повисло между ними.
Они побрели в сторону метро совершенно не сговариваясь, спустились туда, отмечая про себя предночную пустоту, и плюхнулись в вагоне на соседние места. Чимин бурчал что-то о том, что крайне не вовремя сдал машину в техобслуживание, сетовал на ссадины на их лицах и, обхватив её руку за запястье и присмотревшись, цыкнул недовольно на длинную царапину. Хери в это время думала только о том, как, должно быть, ему сейчас неловко рядом с ней и как бы сильно он хотел оказаться в противоположном углу вагона. Но вот только Чимин слишком хороший, чтобы позволить себе поступить подобным образом.
— Прости, — выдохнула она вместе с парами алкоголя и, учуяв их, скривилась от самой себя.
Но Чимин улыбнулся — именно так, как умеет только он: искренне, мило и ласково, щуря глаза до одних только щёлочек и обнажая зубы в идеальной улыбке.
О Хери именно тогда впервые подумала о том, что идеальная она именно потому, что в действительности совсем не идеальная.
***
Утро не принесло с собой ничего хорошего: одну только сухость во рту, ненависть к жизни, звенящую боль в голове и бессмысленные обещания и клятвы о том, что «никогда больше». Хери мучилась ещё от того, что помнила всё произошедшее в мельчайших деталях и подробностях — вплоть до того, сколько ватных палочек они использовали, пока разворачивали полевой госпиталь в её квартирке, и насколько твёрдое у Чимина под одеждой тело.
Хери простонала прямо в кружку, вспоминая это невольно, едва не захлебнулась водой, закашлялась и спрятала горящее лицо за ладонями. Она помнила, как в метро извинялась скупо и скованно перед другом за собственное поведение, а теперь поверить не могла в то, что сделала это для того, чтобы впоследствии позволить устроить себе подобную вакханалию. Хери было стыдно, совестно и страшно — она поверить не могла, что лично едва ли не довела Чимина до ручки, позволив себе то, что можно было бы позволить с кем угодно, но только не с ним.
Он стоял тогда на кухне, бёдрами оперевшись о разделочный стол, и героически терпел, пока она разбиралась с ссадинами на его лице и — что греха таить — мстила за то, как до этого он разбирался с её. Чимин шипел, фыркал и дёргал головой, снова и снова отодвигаясь, чтобы и ватная палочка, и мазь на ней, и даже антисептик не коснулись чувствительных царапин. Хери только улыбалась себе под нос и поджимала губы, стараясь это скрыть, хотя и получала какое-то странное садистское удовольствие от всего происходящего. Она понимала целиком и полностью, что не должна поступать подобным образом, но всё равно не упускала случая чуть сильнее прижать ватную палочку к коже и услышать затем тихое, едва сдерживаемое «щщщ».
— Прости, — извинялась она после этого совсем не искренне.
— Пользуешься своей властью? — хмыкал Чимин, дёргая бровями, но, что удивительно, попыток вырвать из её пальцев инструмент самой настоящей пытки и заняться самолечением не предпринимал.
Он терпел издевательство над собой действительно со всей мужественностью, и даже когда Хери покачнулась едва на всё ещё заплетающихся ногах, подхватил её осторожно за талию, хотя имел полное право не только не помогать ей, но ещё и потоптаться затем по её распластанному по полу телу — по крайней мере, она в тот момент искренне так думала. Однако едва только Хери, сжимая в пальцах рубашку на его плечах, поняла, что они какие-то излишне твёрдые для того, кто всё своё свободное время тратит на подготовку к экзаменам и — теперь — на попытки знакомства с девушками, всё остальное перестало иметь всякое значение.
— Это ещё что? — пробубнила она едва разборчиво, отпуская рукав рубашки и самым натуральным образом ощупывая его плечо. — Чимин, это что, мышцы?
Парень, кажется, шокирован был настолько откровенно, что какое-то время, пока приходил в себя, позволил ей вдоволь потрогать свои руки и убедиться в том, что там, под рукавом очередной безвкусной рубашки, скрывалось то, что, кажется, называлось бицепс и трицепс.
— Хери, стой, стой, — поймал он её запястье и заглянул серьёзно в глаза, — не надо так делать.
— Но у тебя мышцы!
— Не надо говорить так, будто у меня не мышцы, а блохи, хорошо? — улыбнулся он нервно. — Мышцы есть у всех.
— Но ты качок! — не соглашалась упорно Хери и, вырвав руку из совсем слабой хватки, потянула в сторону воротник распахнутой на груди рубашки, под каждую из которых парень упорно надевал цветастые футболки. — Погоди-ка…
Девушка одним лишь движением сдёрнула с его плеча рубашку, задрала короткий рукав футболки и во все глаза уставилась на совершенно обычную руку.
— Ну-ка напряги, — попросила она, ладонью накрывая открытый участок его кожи и как-то совершено отвлечённой отмечая то, какая она обжигающе горячая.
— Хери…
— Ну пожалуйста, — протянула она, поднимая голову и заглядывая в его глаза, — один разочек.
Чимин вздохнул невероятно тяжело, на пару секунд прикрыв веки, а уже в следующее мгновение Хери почувствовала, как под её ладонью рука его вмиг становится ещё твёрже, а под кожей невероятно красиво выделяются самые настоящие рельефы.
— Обалдеть! — выдохнула она обескуражено и, снова задрав голову и различив на лице Чимина нескрываемое смущение, но не придав тому нужного значения, бездумно коснулась обеими ладошками футболки на его животе. — А шоколадная плитка у тебя есть?
— Что у меня есть? — захлопал глазами парень.
— Шоколадная плитка, — с готовностью повторила Хери и пояснила, слегка похлопав по его животу: — Ну, пресс. Девчонки это дело обожают.
— И ты тоже? — улыбнулся Чимин неожиданно.
— Ну я же девчонка, — пожала она плечами и улыбнулась в ответ. — Хотя чаще всего я к нему равнодушна, а вот бёдра… Парни редко качают ноги, и делают это абсолютно зря, — Хери кивнула собственным мыслям и, поняв вдруг кое-что совершенно и абсолютно разумное, потянула правую руку вниз, рассчитывая проверить собственную догадку. Чимин бегает действительно быстро — у подобной скорости должны быть тренировки, а у тренировок должен быть результат. И Хери отчего-то не терпелось с этим результатом познакомиться.
— Нет, — вдруг поймал Чимин её за запястья сразу обеих рук. — Не надо, ладно? Ты не можешь вот так щупать парня.
Хери замерла, пытаясь осознать всё то, что Чимин ей сказал и что попытался донести, а потом засмущалась собственной экспрессии одновременно с тем, как заалели щёки парня. Она опустила взгляд на его шею, действительно почувствовав неловкость, однако всё-таки пробурчала едва слышно:
— Я бы всё равно никому не сказала. То, что ты качок, стало бы просто ещё одной нашей тайной.
— Хватит называть меня качком, — вздохнул Чимин, — я просто слежу за собой немного. Но дело не в том, сказала бы ты кому-нибудь или нет, нельзя вот так щупать парней. Они могут неправильно понять.
— Да никого я не щупаю, — нахмурилась Хери и снова подняла голову, сталкиваясь с его неожиданно серьёзным взглядом. — Просто было интересно, насколько крепкие мышцы у моего друга. Что, я даже тебя пощупать не могу?
— Меня — тем более, — ответил тогда Чимин очень тихо и очень сдержанно, а затем развернул её и легонько толкнул в сторону. — А ещё кое-кому пора проспаться.
Хери подалась вперёд и лбом ударилась о крышку кухонного стола. Она не может — не имеет права — показываться сегодня на занятиях и пугать Чимина собственным появлением. Он почти наверняка теперь будет её шугаться, а она не для того столько времени избавляла его от до сих пор неизвестно откуда взявшейся фобии девушек, чтобы затем собственноручно нанести ему тяжёлую психологическую травму. Чимин наверняка сейчас страдал, а вчера обязательно бы напился, едва ушёл из её квартиры, если бы пил вообще. Он так до конца и не сознался, в чём именно дело, только сказал как-то загадочно: «Когда я выпью, хуже тебя раз в десять, так что я стараюсь этого не делать».
Хери действительно готова была наплевать на занятия — по крайней мере, сегодня. Она готова была выбраться лишь до ближайшей аптеки и купить что-нибудь, что в теории помогло бы избавиться от похмелья, которое неожиданно накрыло вдруг всего лишь в двадцать один год. Хери готова была весь день заниматься одним только самобичеванием и поисками в интернете способов избавиться от недавней психологической травмы. Она уже действительно решилась на это, когда вдруг завибрировавший от звонка телефон едва не довёл её до истерики. На экране высветилось «Никчёмный оппа», и Хери ответила, тут же поставив звонок на громкую связь, потому что сил не было даже на то, чтобы держать телефон возле уха.
— Ты уже собралась? — по-противному бодро раздалось на той стороне, и Хери невольно скривилась, не ощущая того же приподнятого настроения. — Вылезай из своего гнёздышка, твой невероятный оппа такой добрый, что подбросит до академии.
Хери не хотелось рвать и метать — Хери хотелось умереть. Впервые жизни.
Она достала из шкафа чёрную бейсболку, которую прежде надевала лишь один раз — когда они с друзьями, учась в старшей школе, решили проникнуть в неё ночью, чтобы убедиться в лживости кучи историй о призраках, обитающих в ней. Тогда это был самый настоящий квест, а сейчас казалось самой настоящей глупостью. Хери натянула на голову кепку, влезла в самые неприметные чёрные джинсы и самую отстойную серую толстовку, — оделась ровно так, как никогда бы не позволила себе прежде. И даже свою любимую помаду оттенка с пафосным названием «ледяной розы» отложила в сторону, ограничившись одной только тушью и тонкой линией подводки. Хери собиралась быть сегодня максимально неприметной — совсем такой, чтобы Чимин не заметил её среди остальных сорока студентов.
— Скажи честно, — прищурился брат, едва только она захлопнула за собой дверцу машины, а он окинул её скептичным взглядом, — ты собралась ограбить банк или перешла дорогу коллекторам? Обращалась к ростовщикам?
— Просто поехали, — вздохнула она, отворачиваясь к окну и не имея никакого желания шутить, — голова болит.
— Ты должна мне сказать, Хери, — хмыкнул он. — Твой оппа — детектив, позволь мне выписать тебя из семейного реестра, прежде чем ты сделаешь что-то противозаконное, и это отразится на моей блистательной карьере.
Девушка только вздохнула ещё раз и глубже натянула на лицо кепку, совершенно не замечая, с каким искренним переживанием косится на неё брат на протяжении всей поездки.
***
Избегать Пак Чимина и оставаться для него незаметной выходило намного сложнее и тяжелее, чем Хери могла бы даже предположить.
Он оказался на своём привычном месте, когда она зашла в кабинет вместе с целой толпой остальных учеников, и ей пришлось действительно постараться, чтобы остаться для него незамеченной, ведь он внимательным взглядом сканировал всех и каждого из вошедших. Она быстрым шагом пронеслась к самым задним партам, бедром отодвинула в сторону потерявшего дар речи от удивления Ким Сокджина — самого симпатичного и популярного типа, какой только может занимать второе место в рейтинге, и прежде, чем он успел на неё наехать, бросила коротко:
— Позволь мне сидеть здесь, и я расскажу, кто пустил слух о том, что ты пускаешь слюни на профессора Им.
Сокджин сощурил глаза, глянул коротко сначала на Чимина, что взгляда не сводил со студентов, входящих в кабинет, затем на профессора Им, раскладывающую какие-то свои бумаги на столе, и усмехнулся.
— Нет такого слуха.
— Будет, — пообещала в ответ Хери, приложив силы, чтобы улыбнуться, — если не позволишь мне тут сидеть.
Ким Сокжин только усмехнулся ещё шире, но пододвинулся в сторону, уступая ей больше места.
Для неё спокойно прошли только первые две лекции — во время третьей она получила от Чимина первое сообщение, посмотреть которое не нашла сил, а на перемене после неё, когда они обычно ходили есть, скатилась по стулу под парту, едва только парень поднялся и с одним только телефоном вышел в коридор, напоследок ещё раз мазнув взглядом по последним рядам. Парта над ней почти в тот же момент зашлась в вибрации, и Хери совсем не сомневалась в причине подобного катаклизма.
— Подать тебе телефон? — лениво протянул Сокджин.
— Лучше выруби звук, — буркнула она в ответ.
Хери была уверена, что не готова ни ко встрече с Чимином, ни к разговору с ним. Она, откровенно говоря, вообще не ожидала, что он будет звонить ей и писать — уверена была, что попытается избегать любых с ней встреч. А теперь, выходит, он собирался обсудить с ней произошедшее, а у Хери в запасе не было ни одной связной мысли помимо той, где ей очень стыдно.
Парта снова завибрировала, но уже спустя две-три секунды перестала гудеть, а спустя ещё мгновение ей в затылок прилетело:
— С парнем поссорилась?
Хери правда собиралась фыркнуть и проигнорировать вопрос или даже послать Сокджина куда подальше, не волнуясь о своей репутации, но вместо этого откинула голову на сиденье стула позади себя и призналась:
— Хуже, — Ким Сокджин, согнувшись в три погибели и заглядывая под парту, выглядел крайне комично, и Хери едва улыбнулась. — Вышло кое-какое недоразумение с другом.
— Так ты и Пак Чимин не встречаетесь? — искренне удивился он, а она только хмыкнула.
— Это ещё более нелепо, чем твоё увлечение профессором Им. В конце концов, я совсем не в его вкусе.
Сокджин улыбнулся, обнажая излишне белоснежные зубы, и как-то забавно дёрнул носом.
— Мило, что ты говоришь, будто не он не в твоём вкусе, а ты — не в его, — хмыкнул он неожиданно дружелюбно. — Это потому что он в твоём вкусе?
— В моём вкусе ты, — засмеялась Хери неожиданно даже для самой себя и тут же почувствовала, как в голове неприятно зазвенело, — но какое это имеет значение, если ты пускаешь слюни на вечно всем недовольную и неудовлетворённую сорокашестилетнюю профессора Им?
— Она такая только потому что на самом деле я на неё слюни не пускаю, — подмигнул он и вытащил из-под парты голову. — Надо же, О Хери, твой дружок вернулся и теперь смотрит на меня так, будто в чём-то подозревает. Каков шанс, что в течение пяти минут он бросит мне в лицо перчатку?
Девушка закатила глаза и, скрестив на груди руки, прикрыла веки.
— Если не заткнёшься, Ким Сокджин, — передразнила она его, — то брошу тебе в лицо её я.
Он засмеялся — достаточно громко для того, чтобы привлечь к себе внимание, а Хери только прохныкала себе в ладони, действительно не зная, как должна поступить.
Она в итоге все последующие лекции провела, прячась за спиной впереди сидящего незнакомого парня, потому что ей действительно казалось, что Чимин периодически оглядывается, недовольно сощурив глаза, и смотрит именно на неё. Хери играла в мыслях словами, вертела их как только могла, вспоминала все известные ей приёмы и методы, но всё равно никак не могла придумать, что ей следует сказать другу, а ещё понятия не имела, что он собирается сказать ей прежде. И когда она услышала неожиданное: